Литературная критика

Бумеранг не вернется: Венерин апокриф

(роман Михаила Шишкина как Знамя Нацбеста)

Я почему-то так и знал, что Шишкин, а точнее он и его роман победят.
В смысле – их всех. Впрочем, я знал, что роману Шишкина «Венерин
волос» светит победа еще до того, как стало ясно, кто и каковы
(с чем явились) его соперники. Не постесняюсь слова Интуиция.
Вот читался на тот момент только серединный – из трех – номер
журнала «Знамя», где до этого лета только и можно было ознакомиться
с вещью под пленительным названием «Венерин волос», т.е. финал
еще пребывал в недоступном номере журнала, а сам я уже сказал
разным немногочисленным знакомым, которые о Шишкине слыхом не
слыхивали никогда, – победит, стопудово. В общем-то, действительно,
по чистой интуиции. А когда проявился в СМИ шорт-лист… Я, кстати,
забыл упомянуть, что имею в виду недавний Нацбест. Реальную нашу
гордость и всё такое. (Поэтому там в скобках вверху намекнул.)
Ну а теперь, все мы уже знаем, некоторые даже из первых рук, что
«Лауреатом пятой ежегодной литературной премии Национальный
бестселлер стал роман Михаила Шишкина «Венерин волос».» С
большим отрывом. А в промежуточных результатах национального листа-шорт,
как выяснилось по ходу дочитывания журнала «Знамя» с романом Шишкина,
были уже также известно кто: Михаил Шишкин, «Венерин волос» (10
баллов); Захар Прилепин, «Патологии» (8 баллов); Дмитрий Быков,
«Эвакуатор» (7 баллов); Татьяна Москвина, «Смерть – это мужчины»
(7 баллов); Олег Зайончковский, «Сергеев и городок» (6 баллов),
Оксана Робски, «Casual» (6 баллов). Именно по баллам все участники
по сравнению с Шишкиным – чистые двоечники. Реальную угрозу (трехбалльную)
представлял разве Дм.Быков. Но там вроде бы фантастика психосоциально-гражданская,
я «Эвакуатора» ни разу не читал вообще-то – меня отталкивающе
отпугивает улавливаемый мной в манере Дм.Быкова (это даже по телевизору
бывало видно устно) некий нарциссизм, но такого, особенного толка,
кротко-экзальтированный что ли, пронзительно тонкий в самоупоении,
– что делать, не всякий нарциссизм нам сладок и приятен. Но если
и вправду фантастика психогражданская, то это просто детство.
Лучше историческое филигранное Нечто, под правду стилизованное
(впрочем, такая же фантастика, но уже без сумасшедшинки). А так
– шансов мало. К тому же – жюри (финальное). Теперь я уже твердо
убежден, что нормального состава судей у такого типа премий не
может быть никогда. Потому что так не бывает. Была бы утопия просто.
Так что, совершенно нормально жюрил дизайнер Андрей Дмитриев –
наверное обложки оценивал или гарнитуру-кегль. А поскольку председателем
получился первый лауреат «Нацбеста» Леонид Юзефович, я снова строго
интуитивно догадался, что ни у каких эвакуаций шансов не будет.
Ну и прошлогодний лауреат Пелевин (вытащили-таки человека мал-помалу
в тусовку!) тоже только раз о космосе написал роман, да и то –
вышел «Козерог один» (был такой в детстве широкоформат американский,
об астронавтах, умирающих в песках Аризоны). Предположить же,
что ценители Юнгерна-барона – Первый и Последний Лауреаты сдыбались
и договорились держать курс на земные темы, почву, историю, нефть,
аметисты и т.д. – очень легко. И каждый из двух эстетов – ну а
кроме них в данном жюри ни у кого так не развит художественный
вкус, это просто за версту очевидно – явно нашел в себе силы оценить
литературно-художественный АРТ Михаила Шишкина. А в «Волосе» какого
добра только нет – просто президентская кунсткамера, при этом
все земное, практически незаёмное, зачастую антиквариат, местами
и сермяжные приметы хай-тека. Ну и с этим вполне композиционно
рифмуется – далеко неслучайное, отнюдь не за сало купленное –
Лауреатство. За «Взятие Измаила» Шишкин в 2000 году получил «Букера».
Книгу я встречал в многострадальных руках отдельных образчиков
провинциальной (!) молодежи, а Букер, читаемый в провинции – это
все равно что режиссер Гринуэй, лично представляющий свой свежий
фильм пенсионерам и цыганской диаспоре в летнем кинотеатре им.
С.М.Кирова в городе Бокоплатово. Сам Михаил Шишкин со своим талантом,
Букером и Измаилом до сих пор еще не имел широкой известности
не столько потому что уникально, ювелирно, с пониманьем пишет
(это уж само собой), а совершенно точно – из-за некрасивого, незаметного,
какого-то банального названия своего первого громкого романа.
Наверное, и я, вместе со своим многонациональным народом, лишь
по этой причине избегал и избежал читательских встреч с «Измаилом».
Чего таить греха.

У претендента Нацбеста Захара Прилепина всё было громко: и псевдоним,
и название, и тема (чеченские зачистки). Но отчего-то было ясно
даже на расстоянии – слишком беспощадно (во многих смыслах) к
читателю, а читатель нынешний больше любит «жесть» не на бумаге,
а в кино. Поскольку киноязык позволяет быть, ну как бы, оригинальнее
всяким, особенно радикальным, высказываниям. Потому кино, даже
плохонькое, всегда бюджетнее писания «художки». Литература вечно
начинается с внешне непритязательного сидяче-лежачего копошения
одиночки, и начинается она как самопал. Всего не прочитаешь. Да
и не очень хотелось. Прилепину к тому же не повезло с жюри. Кто
клюнул бы в итоге именно на Патологии – дизайнер, телеведущая
или диакон? Эстетов не берем, у них своя планида.

Женщинам-писательницам, прорвавшимся в короткий список, тягаться
с «Венериным волосом» не имело смысла. Для этого достаточно было
прочесть «Волос» и даже не брать в руки продукцию Москвиной и
Робски. Ошибусь ли я по большому счету, предположив, разумеется
абстрактно, не приземленно, что Робски – это в общем-то Москвина,
а кто из них умеет более округло литературу писать, а кто просто
родился под счастливой звездой – это ничуть не важно? Во всяком
случае, относительно Нацбестселлера. Несомненно, что премия эта
для того и задумывалась, чтобы слегка корректировать чудовищный
попс, так сказать, надевать ему модный намордник, но не купировать
уши (бобикам этого нельзя). «Проснулся знаменитым! Челюсть натер,
зато уши целы.» Открытое голосование жюри Нацбеста живьем – это
же натуральная площадная эстетика. Но вот именно случай с «Венериным
волосом» Шишкина внес свои (как мне кажется) коррективы – не только
в саму экзистенцию премии, но и, смеем надеяться, в саму русскую
культуру, в нашу с вами еще не на 100% радостную жизнь. Конечно,
организаторы извещали прессу и публику, что Нацбест «ставит
своей целью продвигать малоизвестные книги в бестселлеры».
Однако, часто ли случаются малоизвестные книги у сильноизвестных
авторов, к примеру, у прошлогоднего Пелевина? Шишкин попадает
в эту же категорию, пусть с чуть меньшим шумом (отвык он наверняка
от нашей, нет-нет, да и вздымающей хищный чуб есенинщины). В конце
концов, ну практически же многие читали давно и вовремя изданный
«Вагриусом» роман М.Ш. «Всех ожидает одна ночь»? Вот название
– точно получше первого. Да и «В. Волос», кажется, выходит там
же. «Вагриус» не свалился с копыт после бесшумного, но резонансного
ухода Пелевина. А между тем, вот в данный момент, мне мой собственный
критерий, для меня же и предназначенный – но я результатов тестирования
не скрываю – говорит: М.Шишкин пишет сейчас много интереснее В.Пелевина.
И своеобразнее. Без хулиганских выходок, но – подумать только!
– из Цюриха внес коррективы в нашу самую толстую премию (что-то
порядка зелёных 10 миллионов, из которых, цитирую по памяти, автор
прозы получит где-то около шести, а остальное делится между двумя
главными лицами, собственно, создавшими культурное событие – это
номинатор бестселлера и непосредственный начальник автора). Вот
эта троичность в механизме премиального обогащения, на мой взгляд,
весьма любопытна. Но чересчур инвективна, чтобы выжить и вырасти.

О Нацбестселлере я вообще (или никогда) не собирался упоминать.
Но, оказалось, всё как-то тонко связано в культуре, особенно в
культуре письменной.

Михаил Павлович Шишкин, проживающий в Цюрихе, Швейцария, постоянный
автор журнала «Знамя» с 1993 года, автор романов «Взятие Измаила»
и «Всех ожидает одна ночь», говорят, был несколько растерян на
церемонии награждения Нацбеста. И это можно понять – к таким стремительным
и легким победам международная русская литература еще не привыкла.
Но вскоре привыкнет. На языковой родине для этого уже дозревают
предпосылки.

Необходимо, пока еще не поздно, коснуться и непосредственно самого
романа «Венерин волос», что и замышлялось с самого начала. Роман
тщателен, выверен и способен вызывать ощущения подлинности. Он
писался 2 года. Но такого рода тексты можно писать и 5-6, и более
лет. Может от густоты какой-то повествования мне вспоминались
Джойс и С.Соколов, но лишь от густоты и сгущенности, а не в прямой
связи; уверен, что пламенные поклонники «Улисса» и «Школы для
дураков» смогут и далее парить в бездонных вселенных этих книг,
а новый роман М. Шишкина отторгнут как жалкий закос, если вообще
за него возьмутся. Но речь волею судеб идет о лучших ходких товарах
нации, о массовом доджойсовом восприятии. В этом смысле «Венерин
волос» и его победа – это апокриф. Поскольку, относительно самой
премии и связанных с ней рынков книгопродаж труд Шишкина – безусловное,
прямое и катастрофическое эстетство. Но такое, которое смогут
читать, по крайней мере долго – до середины точно – миллионы читателей.
Потому что Шишкин пишет с гигантстким количеством деталей, мелких
наблюдений, дополнительных и вспомогательных штрихов. А это вроде
бы подходит для массового чтения. Особенно, когда покоится не
на завернутых мегаломаниакальных длиннотах, а на умеренности и
постоянном поведывании историй. Но главный финт автора – уверенное,
свободное, с оригинальной интонацией комбинирование составных
частей романа, хорошо разработанная техника микса. Что по сути
есть продукт для эстетов. Так куда склоняется баланс «В.волоса»?
Явно не в сторону юной Денежкиной. И даже куда-то дальше (тематически),
чем «НРЗБ».

Сюжетно роман начинается с рутинно-творческой работы толмача на
швейцарское правительство. Сам писатель сказал об этом просто
и без утайки: «В Швейцарию, где я живу, приезжают люди
из бывшего Союза и просят убежища; я перевожу их интервью в Центре
приема беженцев. Нестрашных историй там не рассказывают.»
Вопрос – ответ – вопрос – ответ. Выведение лжи на чистую воду.
Почти, как те молдаване в картонных ящиках из «Театр.doc». Прозрачно
видимы врата рая, толпа безбилетников, мучеников и аферистов,
Петер с ключами и детектором кривды. Интервью постепенно уходят
в заоблачные выси. Спускаются на уровень коллективного бессознательного
общежития. Вопрошающий знает о клиенте абсолютно всё. Ответы превращаются
в вопросы, а вопросы – в пространные ответствия. Затем появляются
дневники начала прошлого века. Девочка, девушка, женщина, певица.
История России. Очень многочисленные подробности. Вся жизнь. А
интервью все идут. А еще появляются древние. И у них все то же.
И все всегда абсолютно. И автобиографично. И уже составлен большой
микс, когда есть истории, и все истории рассказываются и пишутся
вместе и сразу, а времени нет. Или оно только одно – на всех,
насквозь и сразу, но в никуда. Хотя лучшим местом для никуда,
где колесо времени больше похоже на ноль, выбран город Рим. Потому
что все дороги так или иначе, но ведут.

Баланс романа склоняется все же в сторону эстетства. В стан литературных
гурманов. В этом апокрифичность нынешнего Бестселлера. Автор превосходно
умеет имитировать женское сознание (письмо), умеет писать по-дамски,
изнутри, характерно. Для читательниц. А также для тех, у кого
просто женских гормонов больше. Для прочих же – хороши интонации
автора: открытые формы мысли, без снобизма, без грубого стеба,
квази-сложные, но прежде всего – спокойные на всем долгом протяжении
повествования.

«Венерин волос» – роман для спокойных и неторопливых. Но главное,
что вся эта многократно наслаиваемая композиция из полупрозрачных
плоскостей застывшего времени – вещь из разряда Алефа (который
в одноименном рассказе Борхеса); то есть, роман о метафизике,
о Боге, обо всем человеческом и окружающем человека. Как например,
европейский сорняк, венерин волос, по совместительству – бог жизни.
Я бы назвал ситуацию русской судьбы романа провокационной, но
более подходящим словом все же будет апокриф. Под патронажем,
видимо, Венеры.

Да, роман для спокойных и неторопливых, памятливых и наблюдательных.
Такие читатели могли бы, как Шишкин, жить в Швейцарии. Предварительно
удачно пройдя мытарства и интервью.

«Воскрешение плоти. Из ничего, из пустоты, из белой штукатурки,
из плотного тумана, из снежного поля, из листа бумаги вдруг появляются
люди, живые тела, восстают, чтобы уже остаться навсегда, потому
что снова исчезнуть, пропасть просто невозможно — ведь смерть
уже была. Сперва контуры, очертания, края. Точка, точка, запятая.
Вышла рожица кривая. Разметка. Человек протянется вот от этой
трещины на стене до того солнечного пятна. Раскинется от ногтей
до ногтей. Руки, ноги, головы, груди, животы — все это найдено
в снегу, тумане, бумажной белизне, а теперь выставлено для опознания.
Тела еще прозрачны, как тень от пустого стакана на стене. Реальность
уступчива. Плоть постепенна — кто-то еще безрукий, у кого-то нет
ног, как у статуй в ватиканских музеях, а между ног отбито молотком.
Плоскость переходит в объем в том месте на спине, где вылезает,
если вывернуть назад руку, лопатка. Игра мускулов, еще не заросших
эпителием. Ползут, недорисованные, непрописанные, поднимаются
на колени. Сиплое дыхание, невнятное бормотание. Возвращаются
к себе под кожу. Оглядываются еще слепыми глазами. Принюхиваются.
Карабкаются из ничего сюда. И на стыке измерений стена, снег,
туман, бумага проваливаются во время…»