Литературная критика

Действие второе. Арсен Ревазов

Да того же месяца августа в 15, в пяток, царь православной был
у Софии Премудрости Божии, слушал обидне, и с царевичи; да как
учяли звонить в другыи обидню, и в теи же поры на колокольницы
звонец звонил в колокол на проскурницкой, Семеном зовут, и у колокола
веревка порвалась и звонец свалился с колокольницы на земь, да
у него розразило половину головы да и ногу ливую скорчило, и в
те же поры смятенье велико стало, люди от колокольницы прочь побежали.

Из Новгородской Второй летописи

Акт первый

Всё тот же джинсовый магазин «Depo». Те же персонажи. Качающийся
из стороны в сторону Михаил Котомин, манекены с приспущенными
штанами и этикетками «Africa Tribal Zone», девушки-продавщицы
и девушки-менеджеры с кольцами в пупах, оживленный Арсен Ревазов.
Плюс утомленный жарою я.

Арсен Ревазов: Вот слово – любовь. Произносится оно
за полчаса пятнадцать раз четырьмя людьми. Штамп? Штамп. Каждое
слово – штамп. Много слов – много штампов.

– Я не говорю о прекрасных розах и морозах. Речь идет о…

Арсен Ревазов: Да нет, я говорю, что каждое слово –
штамп. И это очень важно. И если бы это было не так...

Михаил Котомин: Коллега спрашивает – откуда такая дикая
еврореальность? Можете не стесняться, Арсен – наш автор…

Арсен Ревазов: Нет, нет, я вопрос не понял все равно…

Михаил Котомин: Арсен совсем скромный...

Арсен Ревазов: Нет, я нескромный, я офигенно нескромный.
Только давайте еще раз вопрос.

– Во всех рецензиях…

Арсен Ревазов: Рецензии надоели, они все одинаковые.

– Во всех рецензиях, какими бы они ни были, повторяется одно
слово – евророман.

Арсен Ревазов: Это к Котомину вопрос. Он это слово
запустил. Идиоты-критики его схавали. Им, чтобы не думать, было
проще это слово использовать. И что? Я не имел в виду ни слово
«евро», ни слово «роман». Писал себе тихо и спокойно.

– Но Ваш роман – это сплав разных евро-американских бестселлеров:
«Код да Винчи»…

Арсен Ревазов: Не читал «Код да Винчи», честное слово,
не читал. Тем более, что Код да Винчи все равно украден – он вторая
или третья производная от Умберто Эко. Но самое смешное, что и
Умберто Эко – это производная. И «Имя розы» и «Маятник Фуко» –
это же стеб. Уж не говоря про Баудолино. Ну, я имею в виду стеб
с большой буквы. Такой вот Стеб.

– Все Ваши герои – яппи…

Арсен Ревазов: Да, яппи. На них держится земля. Это
правда. А на ком, по-вашему? На нефтяных вышках, на президенте
Путине, на чекистах?!! Яппи, да, яппи – на сегодняшний день, являются
лучшим и единственным олицетворением нашей великой страны.

– Вы их любите?

Арсен Ревазов: Я?! Я к ним отношусь! Я – это они. Они
– это я. Я их не люблю, они – разные. Но это соль земли. Яппи,
яппи, белые воротнички, менеджеры, которые работают в магазинах.
Это элита. Ее пока немного, несколько миллионов.
Но именно для нее имеет смысл делать революцию и перестраивать
Россию. Пойдем в автобус.

Акт второй

Арсен, я и девушка с букетом ромашек стоим у автобуса, из
которого выходят веселые люди, благоухающие ароматами Чуйской
долины.

– Вернемся к нашему интервью.

Арсен Ревазов: Давай, давай…

– Традиционный вопрос. Как возник роман?

Арсен Ревазов (импульсивно): Я дико нажрался. Тридцатого
апреля 2002–го года. Нажрался с друзьями и утром, в тяжелейшем
похмелье, проснулся оттого, что мент тычет в мой живот дулом автомата.
В моей собственной квартире. Любой человек, который поставит себя
на мое место, согласится, что случай – беспрецедентный. Да!!!
В бронежилете, с автоматом, без каски, конечно, однако абсолютно
реальный такой мент. И, естественно, это побудило меня записать
на бумаге все произошедшее. Сцена, кстати, полностью воспроизведена
в романе... Ну так вот, я записал эту историю, еще одну, а потом
понял, что в таком виде она никому интересна не будет, и решил
перенести действие в совершенно нереальную обстановку. Увеличил
градус, и тут все завертелось.

Голос из автобуса: Арсен Ревааазов! Мы поехали! Давай,
в автобус!

Заходим в автобус. Чуйские ароматы окутывают нас.

Акт третий

Подвал арт-студии «Party Boom». В стене – дырка. Подхожу
и вижу инсталляцию: девушка-манекен с большим красным членом,
девушка-манекен с проткнутыми сосками. Еще что-то. В подвале –
прохлада. Подхожу к Арсену. Беседа продолжается.

– Скажите, а песни, которые вы цитируете в романе, с Вами соотносятся?

Арсен Ревазов (с воодушевлением, скороговоркой): Конечно,
я под них писал. Это мои любимые песни. Можно, конечно, сказать,
что они попсовые. Но идея моего романа изначально была в чем?
Да в том, что я абсолютно не стесняюсь никаких попсовых ходов.
Какие-то снобы из «Коммерсанта» пишут, что у меня все – серость
и попса. Ну да, оно так и подразумевалось. И если дурочка-журналистка
увидела там попсу, то бога ради! Я стебусь над этой попсой, я
ее цитирую, но я и люблю ее, это часть моей жизни. Можно стесняться
«белых воротничков», попсы. Но зачем? Выпендриваться, говорить,
что я – гуру, сейчас расскажу вам новую истину... А истина-то,
она – в мелочах, нюансах, и главное – без пафоса предварительного.

– То есть между стебом и любовью границы размыты?

Арсен Ревазов: Не то, чтобы нет границ. Понимаешь,
этот роман – он часть моей жизни. Совершенно серьезно. Не то,
чтобы я торчал на нем все время, пока писал его, но да... эти
три года я работал над ним, много работал.

– А калипсол откуда взялся?

Арсен Ревазов: Из пузырька. Я пробовал его раз десять,
но он не вставляет уже после пятого. Мой трип описан в романе,
поэтому подробно рассказывать я не буду.

– Этот трип выглядит не очень уж измененным… Слишком сюжетный
для измененки…

Арсен Ревазов: Сюжет вырос из трипов. Правда? Правда.
Сюжет взят из моей жизни. Правда? Правда. Сюжет полностью вымышленный.
Тоже правда. Целая куча правд, понимаешь? Реально куча правд.
Куча правд, измерений, о–ди–на–ково адекватных. Да!

– А хатовые трипы были?

Арсен Ревазов: Нет, нет, хатовых трипов не было ни
фига. Что такое хаты? Хаты – они на самом деле существуют. Они
– везде вокруг нас. Хаты – это самое меньшее, что я придумал.
Такие люди с отрицательной биоэнергетикой, современным языком
выражаясь. Люди неприятные. Из них вот прямо зло такое исходит!!!
И ты это чувствуешь. Ты не можешь с ними договориться. Они, на
самом деле, такие вот отдельные, особенные. И еще: они друг с
другом контачат гораздо лучше, чем с нормальными людьми. Поэтому
собираются в стаи.

– То есть хаты есть?

Арсен Ревазов: Да, хаты есть. Конечно, хаты есть. Нет
сомнения, что они есть. Мы все их видели…

– Но не замечали.

Арсен Ревазов: Да нееет, замечали.

– И думали, что вот он – хат идет.

Арсен Ревазов: Ну нет, не хат идет. А идет злой такой,
неприятный человек. Тут не про то, что чиновники все – козлы,
или бизнесмены – козлы. Нет, но их, хатов, можно увидеть. Реально,
это люди с плохой биоэнергетикой, злобные. А друг с другом они
без проблем договариваются и поэтому им очень легко организовать
свою общину.

– Про хатов понятно. А вот, как бы Вы определили поколение
Ваших героев.

Арсен Ревазов: Разница между поколениями сейчас не
такая значительная. Тургеневская модель отцов и детей устарела.
Самое смешное, что возрастные рамки оказались совсем растянутыми.
Ребенок может быть взрослым, чуть ли не дедушкой, по отношению
к своему папаше. Зато проблема имущественного расслоения вдруг
резко обострилась, чего не было ранее... А в России вообще ничего
не понять. Поколение sixties и seventies мало чем отличаются –
тут тебе и хиппи, и яппи, и панки, и митьки, и растаманы – все
варится в одном котле.

– А можно сказать, что главный герой принадлежит к поколению
Икс?

Арсен Ревазов: Фиг его знает. Я не верю во все эти
ХYZ. Сейчас ты в любом возрасте можешь прибиться к кому угодно.
Хочешь – шестидесятника? Пожалуйста. Хочешь восьмидерастом быть?
Отлично. Крутым таким парнем конца девяностых... нулевых годов…
хоть это и мрачновато звучит. Все эти поколения – просто названия
тусовок.

– Возвращаюсь к моему первому вопросу, про штампы. Как ни
крути, в романе много шаблонов…

Арсен Ревазов: Смотри, Марк Твен по схемам писал? Писал.
Шаблоны были, но они до нас не дошли. Янки – пародийная вещь,
тоже писалась по шаблонам. «Мастер и Маргарита» – тоже, и эти
шаблоны уже более понятны. Вообще, вопрос, конечно, интересный
– что сам придумал, а что украл, но он что ли... не очень релевантный.
Потому что, вообще-то, я все украл.

– В каком смысле?

Арсен Ревазов: А во всех смыслах. Поэтому получилось
уже не воровство, а творческая переработка.

– А можно перечислить источники?

Арсен Ревазов: Я думаю, это будет 100 названий или 150.

– Насколько верен перечень Данилкина, который перечислял
заимствования в «Одиночестве-12»?

Арсен Ревазов: Ну, половину я читал. Не читал Брауна.
Мураками прочел – и «Охоту на овец» и «Дэнс. Дэнс. Дэнс». А половину
– нет, не читал. Но чукча – не читатель, он писатель. Вообще,
каждую сцену я писал, стебясь. И цитировал всех, стебясь. А некоторые
люди говорят – коктейль...

Уборщица: Молодые люди, здесь не курят!

Мы выходим на улицу, и тут я понимаю, что до концерта Петра
Мамонова (он также приехал из Москвы, в рамках того же фестиваля,
что и Ревазов с Котоминым) осталось пять минут. Я прощаюсь с Арсеном
и оказываюсь один в большом городе. Мимо меня мчатся машины. Временные
и пространственные границы рушатся. И я медленно, очень медленно
иду в сторону Клуба Октябрьской Революции.

Окончание следует.