Онтологические прогулки

Ерофеев В.В. Энциклопедия русской души. - М.: "Подкова", "Деконт +", 1999.

Ерофеев В.В. Лабиринт Два. - М.: "ЭСМО - Пресс", 2002.

В отличие от ерофеевских тошнотворных прозаических произведений - всех этих
жизней с идиотом, русских красавиц и прочего - его эссеистика и
литературоведческо-обществоведческие труды более интересны, тем более, что в
двух этих книгах речь идет о русской душе, а о ней читать (мне во всяком
случае) всегда интересно.

Прочитав ерофеевские книги, сделал кое-какие выписки, но в ходе трехдневной
болезни, действительно, провалился в лабиринты и в этих лабиринтах забыл почти
все, о чем хотел написать. Какие-то буквы, обведенные кружочком, какие-то
странные символы...

"Русский мир состоит из слов. Он словесный. Убрать слова - ничего не
будет". Поэтому, наверное, В.В. Розанов и боялся так Н.В. Гоголя, поскольку
для него Гоголь был не просто писатель, но жизнетворец, черный маг самоценного
слова, зараженный "безумием тоски", некрофил, творящий темную реальность с
невиданной силой. И нос-то, нос зловещий какой был у него!

"Иван Грозный, убивающий сына, живописен. В России любят тех, кто замучил и
убил много русских. Русская власть в основном уничтожила собственное
население, а не чужое или врагов, как в других странах. Отделить кровожадность
от забавы и заботы о стране невозможно. Это и есть русская живописность.
Несмотря на то, что Иван Грозный был садистом, многие его любят из принципа.
Другие любят его садизм". В другой своей книге В.Ерофеев пишет о ласковых
русских словах "садюга" и "маньячина", о важности для России маркиза де
Сада, о том, что нигде не умеют так сладко унизить и что по степени будничной
агрессии Россия всех превосходит. Вот и в Достоевском находят любовь и тягу к
мучительству... Я обладаю множеством пороков и недостатков, однако, никакого
садизма и тяги к мучительству во мне нет. Может быть, эти качества просто не
развились в силу определенных причин и пребывают в латентном состоянии?
Никакого садизма нет и в моих детях, родственниках, друзьях. Может,
врет В.Ерофеев?

"Некоторые считают, что слово "родина" надо писать с большой буквы и носить
на сердце, а другие - с прописной и носить в штанах. Вот, собственно, и вся
разница между почвенниками и западниками". Лучше писать слово "родина" со
средней буквы. Если писать с маленькой, то в один прекрасный момент тебе
может показаться, что жизнь бессмысленна, небо пусто и звать тебя
Альбер
Камю - Певец Абсурда. Или в один прекрасный момент можно показаться самому
себе лишним, не имеющим права на существование, но имеющим абсурдное бытие,
человеком по имени
Жан-Поль Сартр - Чемпион Противоречий. А если писать со
слишком большой, то можно как В.В. Розанов к концу жизни вдруг придти к
мысли, что и Россия не та, и народ не тот и вообще... "прав был этот бес
Гоголь".

"Из корзины посыпались Лешки, Васьки, Нинки, Костики, Мишутки и всякие мелкие
Павлики, случайно нашлись Толян и смурной Серафим, потом пошли отборные Иваны,
круглолицые Ольги, оттуда же выпал повешенный железнодорожник с высокомерным
лицом, далее обнаружились Николаи Николаевичи, Фролы Тимофеевичи. У русских
все сырое, непрожаренное, непроперченное. И лица, и душа, и мать-Земля. Леса -
сырые. Мы все - сыроежки". Именно сегодня, 30 июня, да, согласен - все сырое:
дождь неделю уже идет, небо беспросветное. Просто не помню другого такого
дождливого лета... Но, как же прет вверх трава от этой тотальной сырости!

"Русское хлебосольство всегда отдает обидой. Почему русский так страстно хочет
напоить гостей? Раскрасневшаяся хозяйка кормит на убой. Салаты - горой. Пироги
сменяются пельменями. Имя им - легион. Хозяин подливает. Это что за ритуал?
Зачем нафаршировывать гостя? В чем он провинился? Пусть гость уйдет
обожравшимся, с выпученными глазами. И пьяным, чтобы хвататься за стены,
блевать винегретом. Пусть гость икает всю ночь". А кто ж все есть-то
заставляет, дорогой Виктор Ерофеев. Хозяйкино дело угостить, а ты не
хочешь - не ешь, не хочешь больше - не пей; силой никто тебе в рот
запихивать и наливать не будет. Не хочешь - и вообще не пей. Нальет
хозяйка рюмку водки, а ты, пристально глядя ей в глаза, глухим голосом
внушительно так и интеллигентно: "По жизни не пью"! И все. И отстанут...

"Если Россия когда-нибудь кого-нибудь любила, так это - Францию. Она отдала
всю свою славянскую душу за Францию. Не спросив позволения, она бежала
за Францией, как дворняжка. Она облизала каждого французского учителя,
приехавшего учить барских детей, каждого французского повара. Она любила
Францию за бесконечную разницу, которая была между ними, за то, чего в ней
никогда не было и не могло быть: за изнеженность носовых дифтонгов, ясность
понятий, неминдалевидные глаза, будуары, за "р", неподвластное рабской
натуре". Про русскую галломанию написано весьма поверхностно. Тут так можно
понять, что Россия, мол, любит Францию безответной любовью, ну а та плевать
хотела, воротит нос и гордо движется своей дорогой. Но ведь и французы любят
Россию, "славянский шарм", евроазиатскую татарщину и прочее кер-гуду. Так
что любовь взаимна. Ну и потом: каких иностранцев и их иностранных держав
Россия не любит? И немцев, и англичан, и американцев - всех любит и всем
бросается на шею...

"Никак не получается увидеть себя такими, какие мы на самом деле. Что-то
мешает... Предусмотрительно заблокированная система. Если ее взломать, то
получится, что национальная идея русских - никчемность. Нет никакой другой
идеи, которую русские проводили в жизнь более последовательно. Во всем
непоследовательны, в никчемности стойки. На такой идее каши не сваришь.
И не надо. Национальная идея - не надо варить кашу.... Никчемность - нулевая
степень созидательности, неумение что бы то ни было довести до конца.
Самолеты падают, автомобили глохнут". Никчемность - это да, третий вот день
не могу огород прополоть. Но, может быть, здесь, по Шестову, не никчемность,
а лишь открытость ударам судьбы, ибо личность лишь при ударе судьбы
рождается? И это не западный путь великих идеалистов и не западный путь
осознания до самого дна всех ужасов действительности, ибо и тот и другой
путь предполагают определенную "кчемность", серьезное к себе отношение,
как к фигуре на шахматной доске, которую ужасно, если собьют шалбаном.
А русский идет, навстречу ему Сфинкс: "Гляди, презренный, на эту жизнь,
где нет места для правды и добра!". А русскому смешно (потому что поддатый),
он прет дальше по дороге, а Сфинкс садится на обочину и задумчиво чешет
затылок: "Может, я сам чего не понимаю"?

Я не знаю, как сам В.Ерофеев понимает лабиринты эти. Действительно, -
лабиринты, но не мрачные, темные и смрадные. А веселые, которые лучше по
возможности пробежать с улыбкой, с гиканьем обгоняя товарища, и выскочить
неожиданно из малюсенького отверстия - к Солнцу!