Проза

Раннее октябрьское утро в горной деревне. Лужа на краю дороги
замерзла и покрылась трещинками. Только-только отгремели выстрелы,
и теперь такая тишина... Двое солдат в грязной одежде за ноги
протащили вдоль канавы труп бородатого мужчины. Кровь потянулась
вслед жирной полосою, смешиваясь с пылью, темнея и застывая. Тут
и там выглядывали испуганные крестьяне, многие крестились, некоторые
выступали вперед и кланялись. Один индеец бросился на колени.

Худой, изможденный мужчина лет сорока на вид, в грязной, замызганной
куртке цвета хаки сидел на постеленном прямо на землю спальном
мешке, обхватив руками поджатые к подбородку колени. Партизаны,
а также те, кто за ними гнался, звали его команданте Умберто.
У него спутанные волосы, всклокоченная борода, тяжелый взгляд.
Вдруг совсем рядом громко защелкала-защебетала какая-то птица.
Команданте вздрогнул, оторвал лицо от колен, попытался разглядеть
сквозь утренние сумерки призрачного нарушителя тишины. Крикун
был близок, но невидим. Команданте вздохнул, поднялся на ноги,
потянулся, развел руками, почесал затылок, оглянулся... Спальные
мешки сбиты вплотную. Люди спали, прижавшись друг к другу – так
теплее. Оружие сложили тут же, неподалеку, возле толстого дерева:
карабины, несколько автоматов, пара ручных пулеметов. Рядом двое
часовых. Один клевал носом, обхватив руками ствол карабина, другой
задумчиво смотрел в землю, вертя в руках веточку с оборванными
листьями – свой АК-47 он положил рядом. Чуть дальше стоял третий
партизан с карабином за спиной – повернувшись спиной, он писал
в кусты. Команданте наклонился, вытащил из-под спальника пистолет,
кобуру с портупеей, черный берет. Нацепил его на голову, – тускло
вспыхнула красная пятиконечная звездочка, – перекинул портупею
через плечо, засунул пистолет в кобуру, быстро свернул спальник
и затянул в компактный рулон, который прицепил на пояс. Заметив
его, часовой с палочкой вскочил на ноги, отдал честь, попутно
успев пнуть ногой своего товарища. Тот несколько секунд соображал,
что к чему, затем тоже вскочил, при этом чуть не уронил карабин.
Подбежал третий часовой, на ходу поправляя брюки, – довольно молодой
парень, лоб его был перетянут грязным бинтом. Команданте улыбнулся
и приветственно поднял руку. Все четверо уселись под деревом.

– Через полчаса всеобщий подъем, – сказал команданте. – Как там
Фернандес?

– Без сознания, команданте, – ответил парень с повязкой. – Бредит.
Деву Марию поминает.

– Что говорит Леопольдо?

Никто не отозвался. Парень с повязкой протянул команданте термос.

– Возьми, попей чаю с ромом. Ямайский ром. От Леопольдо.

– Спасибо, Зайчик Маркос...

Команданте взял термос, медленно отвинтил крышку, сначала заглянул
внутрь, потом понюхал, удовлетворенно поморщился, налил в крышку-чашку
темной, дымящейся жидкости. Отхлебнул и опять улыбнулся:

– Уже совсем рассвело...

По узкой тропинке, петлявшей меж вековых стволов, осторожно и
ловко пробирался человек в такой же несвежей, испачканной и потертой
униформе, как и на сидевших возле дерева партизанах. Брюки его
были заправлены в высокие ботинки, левая брючина порвана по шву
– голая нога просвечивала в дыру. На поясе болтались мачете в
чехле, пистолетная кобура, плечи оттягивал небольшой вещмешок.
Человек очень торопился и нервничал, вдруг поскользнулся, зацепившись
за что-то, и растянулся во весь рост, хлопнувшись головой о корень.
Некоторое время полежал, сжав пальцы вытянутой вперед правой руки
в кулак, затем одним рывком вскочил и поспешил дальше. Его звали
Охотник Пабло, он был самым лучшим разведчиком, которого только
можно представить. Но сейчас он нес очень дурные вести.

Прислонившись к стволу, команданте наблюдал за тем, как просыпались
партизаны: ворочались, толкались, что-то вполголоса говорили друг
другу. Как если бы группа рабочих занимала привычные и успевшие
поднадоесть за время работы места – движения спорые, уверенные,
каждый сверчок знает свой шесток. Команданте с легким недовольством
покачал головой, затем повернулся и пошел мимо того места, где
было сложено оружие, которое охранял сейчас один только парень
с повязкой на голове. Команданте подошел к раненому, который лежал
не внутри спальника, а поверх, покрытый вторым спальником. Снизу
был сделан настил из сухой травы. Возле раненого на коленях стоял
человек. Он отрешенно смотрел в никуда, щупая пульс лежащего.

– Ну как дела, Леопольдо? – спросил команданте.

Доктор только покачал головой. Команданте присел рядом.

– День, максимум два, – грустно сказал доктор, отпустив, наконец,
руку раненого. – Кровотечение остановилось, но ему нужна операция...

– Нам нужно уходить, – вздохнул команданте. – И не через день,
а прямо сейчас.

Доктор Леопольдо опять взял руку раненого и снова стал щупать
пульс, как будто это действие могло принести исцеление.

– Да, я понимаю, понимаю... – пробормотал он.

Человек с разорванной брючиной, запыхавшись, вбежал на территорию
лагеря. Многие радостно поприветствовали его, но он только отмахнулся.
Заметив команданте, сидящего на корточках возле раненого, Охотник
Пабло устремился к нему. Едва завидев бегущего, команданте встал
и шагнул навстречу.

– Беда, беда, Умберто, – сходу начал тараторить разведчик. – Они
совсем рядом, они повсюду, я не прошел дальше, чем Монте-Крус...

– Стоп! – одним взмахом руки команданте остановил поток слов.
– По по-ряд-ку... Ты сказал Монте-Крус. Что там?

– Полиция и солдаты, и шестеро офицеров. Шестеро как минимум,
– поправился разведчик. – Техника: джип, лендровер, два грузовика.
Но я не вошел в поселок, так что, может, и больше. Зато видел,
как расчищают площадку для вертолета.

– Но позавчера их там не было?

– Они пришли вчера. Крестьяне сказали им, что мы здесь.

Команданте недовольно покачал головой. Но промолчал. Партизаны
хмуро начали построение. Некоторые были ранены: у двоих перебинтованы
головы, у одного рука на перевязи. Команданте стоял чуть поодаль,
вполоборота к формирующемуся строю, и смотрел вниз, где петляла
между деревьев тропа, ведущая в Монте-Крус.

– Товарищи! – сказал команданте, откашлялся и повторил чуть громче:

– Товарищи бойцы!

Партизаны молча смотрели на него. Они давно в пути, они устали,
они потеряли надежду. Они молча смотрели на своего команданте.

– Я знаю, как вам трудно, товарищи! Наше положение – хуже некуда,
что уж тут говорить... Не успели мы оторваться от погони, как
нарвались на засаду.

Стоящие в строю переглянулись. По ряду прошло волнение.

– Вернулся Охотник Пабло, вы его видели. В Монте-Крусе нас ждут
солдаты. Но мы не пойдем в Монте-Крус. Зачем идти туда, где нас
ждут? Я люблю сюрпризы. Я люблю делать неожиданные подарки. Поэтому
мы не пойдем в Монте-Крус, а выберем обходной маршрут.

Тут команданте поднял вверх правую руку:

– Я знаю, у нас кончаются припасы. Но солдаты не поделятся с нами
добровольно своим пайком! А сражаться сейчас мы не можем. Нам
нужно переждать в тихом месте, в какой-нибудь деревне, попить
молока коровьего. Так что... В общем, мы не пойдем в Монте-Крус.
Делать там нечего. Все. Вопросы?

Партизаны напряженно молчали. Они были немного разочарованы. Позавчера
команданте поздравил их с тем, что погоня оторвалась, и твердо
пообещал повести их на отдых именно в Монте-Крус.

– Интересно, Зайчик Маркос, а скажи-ка мне, он сам-то знает, куда
ведет нас? – вполголоса спросил партизан с рукой на перевязи стоящего
рядом с ним юношу с повязкой на лбу.

– Умберто знает все. Он даже умеет читать мысли! – восторженно
прошептал тот. – Он кровь умеет останавливать, руку наложив.

Партизаны неровной колонной двигались по узкой тропе между деревьев.
Впереди шел команданте Умберто с рюкзаком за плечами, в руках
он держал автомат Калашникова. Его догнал доктор Леопольдо. Некоторое
время они молча шагали рядом.

– Ну? – спросил, наконец, команданте.

– Я сделал Фернандесу инъекцию, – тихо ответил доктор. – Приказал
Мигелю и Кико Санчесу похоронить его. Сказал, что он умер от раны.
Вот так-то, Умберто.

– Молодец, Лео, ты все еще силен, старый друг, – команданте положил
Леопольдо руку на плечо.

И тут же снял. Доктор Леопольдо еле заметно поморщился и ничего
не сказал.

Капитан Карлос, высокий, крепко сложенный дядька с черными усами
и густыми бровями, но неожиданно печальным выражением глаз, командир
подразделения особого назначения правительственной армии, рассматривал
карту местности, расстеленную на деревянном столе перед входом
в приземистый дом. Здесь расположился штаб отряда, высланного
на перехват коммунистических бандитов. Карлос курил сигарету с
оторванным фильтром. Дым попадал ему в глаза, и он щурился, но
не вынимал сигарету изо рта. Рядом с ним стоял солдат с автоматом
на груди и двое низкорослых, одетых в какое-то рванье местных
индейцев-крестьян.

– Это единственная дорога? – спросил капитан.

– Да, сеньор, – испуганно вздрогнув, ответил один из крестьян,
с длинными волосами, собранными сзади в хвост.

Солдат толкнул его локтем в бок.

– Нет, сеньор, – тут же поправился крестьянин.

– Так да или нет? – спросил капитан, щурясь от дыма.

– Дорога-то одна, но есть еще три тропы, одна из которых тоже
вроде как дорога у нас считается.

– Покажи!

Крестьянин склонился над картой. Растерянно поднял глаза. Неуверенно
улыбнулся.

– Он не умеет читать карту, сеньор капитан, – вступил в разговор
солдат.

– Как я буду ловить бандитов, если не могу даже вычислить дорогу,
по которой они шляются? А? Может, ты мне объяснишь, деревянная
башка? – капитан пришел в бешенство и выплюнул сигарету.

– Нет, сеньор, что вы, что вы, у меня не деревянная башка, а нормальная
голова, зачем так говорить, не надо так говорить... – испуганно
зачастил и закрестился индеец.

– Я знаю дорогу, сеньор, – вдруг басом произнес другой крестьянин,
в вязаной пестрой шапке с болтающимися завязками.

Не дождавшись ответа, быстро наклонился над картой и ткнул в нее
кривым указательным пальцем:

– Вот главная дорога, вот здесь – узкая тропа, по которой ходят
пастухи, вот здесь – вторая узкая тропа, по которой ходят редко,
в основном... э-э... молодежь. А вот здесь – та тропа, которая
тоже как дорога, а вот здесь она отходит от главной дороги...

Разинув рот, капитан Карлос смотрел на карту. Выплюнутая сигарета
дымилась на краю стола.

Партизаны нестройной колонной двигались по главной дороге, приближаясь
к развилке. Впереди открылась небольшая поляна, переходящая в
поле с копнами сена посреди. Команданте остановился, всматриваясь
вперед. Рядом с ним встал доктор Леопольдо, партизан по прозвищу
Зайчик Маркос с повязкой на лбу и Охотник Пабло.

– Это и есть тот путь, о котором ты говорил? – спросил Леопольдо.

– Да, – ответил Охотник Пабло. – Мы обойдем Монте-Крус по этой
дороге. Через двенадцать километров будет другая, кстати, довольно
зажиточная деревня. Уж там найдется, чем поживиться.

Команданте недовольно покачал головой, услышав эти слова. Но ничего
не сказал.

Из-за деревьев показались вооруженные мужчины. Один из них тащил
на плече ручной пулемет. Впереди шел бородач в берете, с автоматом
наперевес, рядом с ним еще один, без бороды, с перевязанным лбом,
с карабином.

– Ну, слава Пресвятой Деве Марии, – сказал, глядя в бинокль, капитан
Карлос, командир подразделения особого назначения правительственной
армии, с незажженной сигаретой во рту. – Я уже и не верил...

У капитана было довольное, уверенное лицо профессионала, хорошо
знающего свою работу и не ошибающегося в выборе. Его солдаты залегли
повсюду в кустах.

– Бандитов не так уж и много, господин капитан, – сказал молодой
лейтенант, из-под армейской кепки с длинным козырьком выбивались
его светлые волосы. – Похоже, отряд капитана Эсмеральды здорово
потрепал их.

– Зато они так потрепали капитана Эсмеральду, что он теперь хвастается
своими победами перед чертями в аду, – ответил капитан. – Ладно,
Рауль, это все неважно. А важно, чтобы мы не повторили такие великолепные
успехи... Подпустим-ка их на полдистанции и откроем огонь.

Партизаны, оглядываясь по сторонам, быстро пересекали открытое
место. Команданте недовольно качал головой. Шедший рядом с ним
парень с перевязанным лбом, наоборот, весело и безмятежно улыбался.

– Чему радуешься, а, Зайчик? – спросил команданте.

– Да так, вспомнил одну историю... В университете мы изучали экономику.
Когда проходили теорию Маркса, профессор Эскрибано долго ругал
ее, а потом вдруг сказал: «Если Маркс прав, то я съем свою шляпу
без соли». Потом помедлил и добавил: «Но с чилли!».

В следующую секунду раздался шквал выстрелов. Первая же пуля попала
Зайчику в глаз, и он полетел навзничь с залитым кровью лицом.
Команданте развернулся и побежал к лесу, на ходу крича:

– Засада! Отходим! Назад, назад!

Пуля пробила ему плечо, он упал, выронил автомат, но тут же вскочил
и, схватив оружие другой рукой, побежал дальше. Достигнув деревьев,
он столкнулся с доктором.

– Они окружили нас, Умберто! – в панике крикнул тот. – Нам не
выпутаться!

Сгустились сумерки. Партизаны залегли в круговой обороне. Шла
вялая перестрелка. Леопольдо перевязал плечо команданте, который
снял свой берет и полулежал, прислонившись спиной к широкому поваленному
стволу. Всклокоченные волосы топорщились в разные стороны, придавая
его угрюмому, бородатому лицу неожиданно клоунское выражение.
К нему подполз юноша лет двадцати в круглых очках:

– Шестеро убиты: Кико Санчес, Хуан Санчес, Романсеро, Зайчик Маркос,
Хорхе и Томасито. Трое ранены: Охотник Пабло в живот, опасно,
вы в плечо, неопасно, и я в предплечье... Вот, подсыхает... В
общем, тоже неопасно.

– Маркосу пуля попала в глаз, когда он разговаривал со мной, –
сказал команданте и недовольно покачал головой.

– Зайчик Маркос – настоящий герой, правда, Умберто? – спросил
юноша.

Команданте помолчал.

– Правда, – кивнул он. – Да ты и сам настоящий герой...

Юноша улыбнулся, показав гниловатые зубы.

В сгустившейся темноте Леопольдо подполз к команданте.

– Как ты, Умберто?

– Тебе не понравится, доктор, – откликнулся тот. – Видно, слишком
долго я стрелял в них, так что они, в конце концов, подстрелили
меня. Такова диалектика.

– Плечо болит?

– Побаливает. Рука совсем онемела...

Ночную мглу прорезали две красные сигнальные ракеты.

– Как грамотно они нас обложили, Лео. Полный провал, дружище,
полный провал. Мы в кольце, и нам не прорваться.

Ранним утром капитан Карлос сидел в наушниках возле рации и слушал.
Лицо его болезненно искривилось.

– Будет исполнено! – буркнул капитан в микрофон и снял наушники.

– Забирай свое барахло, – раздраженно бросил он радисту.

Тот испуганно схватил наушники.

– Сеньор капитан, смотрите, смотрите, они сдаются! – подбежавший
лейтенант протянул капитану бинокль.

Капитан посмотрел в сторону леса.

– Глазам своим не верю!

Из-за деревьев вышли двое и сейчас пересекали поле. Белел развевающийся
флаг.

– Не стрелять! – приказал капитан. – Прекратить огонь! Идут парламентеры!

Команданте с плотно перебинтованным плечом и юный партизан в круглых
очках подошли совсем близко, при желании можно было попасть в
них камнем. Юноша сосредоточенно, закусив губу, размахивал белым
флагом.

– Что вы хотите? – крикнул капитан. – Вам пора сдавать оружие!

– Меня зовут команданте Умберто, – крикнул в ответ мужчина в берете.
– Я командую революционным отрядом Армии освобождения народа.
Я пришел договориться о порядке сдачи.

– Вы сдаетесь? – крикнул капитан, с трудом сдерживая радость.

– Да, сдаюсь. Каковы условия? Вы гарантируете моим людям жизнь?

– Я вам гарантирую справедливый суд, – капитан обернулся к лейтенанту.
– Что он там сказал, Рауль, как его зовут?

– Сеньор капитан! – удивленно ответил лейтенант. – Он утверждает,
что он – это команданте Умберто.

– Какая чушь! – капитан повернулся в сторону парламентеров и снова
начал кричать. – Эй, как вас там! Команданте! Пусть ваши люди
выходят гуськом и бросают оружие, а потом строятся в середине
поля! После этого вы лично, один и без всяких фокусов, подойдете
к нам, сюда!

Команданте отдал какой-то приказ своему спутнику, тот попробовал
возразить, но команданте уже не слушал его и твердым шагом направился
обратно.

Допрос пленного длился четвертый час. За деревянным столом перед
штабным домиком сидел капитан Карлос, за его спиной лейтенант
Рауль, рядом с капитаном расположился лупоглазый и небритый полковник
Рамирес, прилетевший на вертолете, как только получил известие,
что его подчиненные взяли самого Умберто, за спиной Рамиреса стояли
еще двое лейтенантов. Напротив них на лавке сидел команданте без
берета, руки сложены на коленях. У него был сильно измученный
вид, за его спиной стояло четверо настороженных охранников с короткоствольными
автоматами наизготовку.

– Значит, вы утверждаете, что ваше имя – Умберто? – спросил капитан,
задумчиво вертя в руках отобранный берет команданте. – И у вас
нет паспорта...

– Я же вам который раз объясняю, – вздохнув, ответил команданте.
– Документов у меня нет.

– Хорошо, допустим, вы тот, за кого себя выдаете. Вы понимаете,
чем вам грозит обман? – угрожающе привстав и нависнув над столом,
произнес полковник Рамирес.

– А вы представляете, чем вам грозит моя правда?

Полковник уселся обратно и некоторое время молча жевал губами.
Потом повернулся к капитану:

– Вот что, Карлос, заприте его до утра в тот сарай... Дальше болтать
с ним бессмысленно. Я должен связаться с генералом Кеведо.

Капитан кивнул, все встали. Встал и команданте Умберто. Солдаты
повели его по деревне. Тут и там выглядывали испуганные крестьяне,
многие крестились, некоторые выступали вперед и кланялись. Один
индеец бросился на колени.

– Это ведь они вас приветствуют! Прямо как святого какого-нибудь...
А может, они вас за колдуна принимают? – капитан Карлос, шагавший
чуть сбоку, обернулся.

– Послушайте, у вашего генерала и вправду фамилия Кеведо? – спросил
команданте.

– Да. А вам-то что?

– Так звали одного испанского поэта.

– Нет, наш генерал на поэта не похож. А вы любите поэзию? – спросил
капитан. – Вот такую? – он показал красную звездочку на берете,
который продолжал вертеть в руках.

Некоторое время они шли молча. Подошли к сараю. Солдат отпер висячий
замок, распахнул дверь.

– Давай, – сказал он, обращаясь к команданте.

– Верните берет, – сказал тот капитану Карлосу. – Звезду оставьте
себе на память.

Капитан раздумывал мгновенье, потом оторвал звездочку и протянул
берет.

– Там есть сено-солома, можете поваляться, – бросил капитан. –
Утром вам принесут поесть.

Команданте надел свой берет без звездочки и вошел в сарай. Дверь
захлопнулась. Сквозь щели в досках внутрь задувал прохладный ветерок.
Команданте Умберто молча стоял посреди сарая, с некоторым недовольством
покачивая головой. До утра было еще далеко.