Литературная критика

Английская литературная премия «Букер» любит женскую прозу. В
отличие от своего русского аналога.

Литературная премия «Букер – Открытая Россия», как известно, скопирован
с аналогичного английского соревнования. И если русский Букер,
бессмысленный и беспощадный, никак не влияет на литературную погоду,
то его английский брат – практически всегда гарантирует не только
знак качества, но и удачную постпремиальную судьбу.

Недавно издательство «Росмен» начало издание английских букеровских
романов. В хороших переводах и твердом оформлении выходят не только
тексты-лауреаты, но и романы, вышедшие в финал. Хорошо сделанные,
увлекательные книги, содержащие не только динамичный сюжет, но
и философскую подложку.

Случайно или нет, но из пяти книг серии, вышедших в этом году,
авторство четырех принадлежат женщинам (пятая, сенсационно победившая
в прошлом году, написана гомосексуалистом). Это важно.

Пакистанцы в Лондоне

Роман «Брик-Лейн» Моники Али о мусульманах, выходцах из Пакистана
и Бангладеш, кажется, не может быть лишен острой политической
и социальной надобы. Ан нет, более шести сотен страниц романа
про безмолвную мусульманскую женщину Назнин, которая даже в Лондоне
умудряется жить по законам, усвоенным со времен детства в глухой
деревушке, практически напрочь лишены политики.

Конечно, политика в романе появляется, но уже в самом конце, в
третьей трети книги. И только потому, что у давно и безнадежно
замужней Назнин появляется тайный возлюбленный, оказавшийся организатором
мирной исламской организации «Бенгальские тигры». Не появился
бы любовник, не вошла бы в жизнь политика. Потому что мир Назнин
и ее семьи – замкнутое и будто бы зависшее между прошлым и будущим
пространство.

Нищее бессознательное детство в деревне. Сватовство с лондонским
жителем, напоминающим жабу. Приезд в чуждую культуру и попытки
обустроиться в ней. Плавное, многолетнее обустройство. Еще более
плавное и медленное привыкание к мужу. Возникновение чувства,
похожего на любовь. Странного чувства, переходящего в измену мужу.
Рождение и смерть первого ребенка. Воспитание двух дочек, отдаляющихся
от матери под воздействием привычной для них культуры. Товарки,
застывшие на разных стадиях эмансипации. Их точно так же застрявшие
между пакистанским прошлым и британским будущим дети. Потеря мужем
работы. Попытки собственных заработков. Желание вернуться на историческую
родину и невозможность возвращения.

Удивительно, но тяжелый, многостраничный том, посвященный практически
бессобытийной жизни пакистанки, читается на одном дыхании. Бессобытийность
оборачивается медленным сериалом из жизни одной отдельно взятой
женщины. Мы часто видим их, одетых в сари и молчаливо преданных
мужу. Обычно они идут рядом или ведут за руку детей, исполненные
молчаливого достоинства. Автор романа «Брик-Лейн» позволяет читателю
проникнуть под паранджу, в самый центр головного мозга такого
закрытого от всего мира (даже от собственного мужа и детей) существа.

Выходит классический роман воспитания, смешанный с романом карьеры
и семейной сагой. Врастание человека в иную цивилизацию, провинциала
в столицу, «американца в Париж». Всего по чуть-чуть. Немного экзотики
и немного западной ординарности, которая описывается глазами вольтеровского
Простодушного. Весь том также прошивают сквозным лейтмотивом письма
младшей сестры Назнин, которая осталась на родине. И по письмам
которой мы можем конструировать альтернативную историю Назнин,
если бы, не подчинившись воле родителей, она осталась жить там,
где жила.

Альтернативная история, изложенная в письмах, показывает, что
ничего хорошего Назнин дома не ждало. Нищенское существование,
рабский труд и личная беспросветность, бесправность, которую нельзя
выправить. Ее можно лишь усугубить, например, став проституткой.
Поэтому в Лондоне с жабой-мужем при любом раскладе много лучше
выходит.

После серии терактов в Лондоне этот роман, отмеченный Букеровским
жюри несколько лет назад, звучит и воспринимается совершенно иначе.
Странные эти и непонятные люди, выходцы из стран третьего мира,
как источники постоянной опасности требуют хоть какой-то интерпретации.
С помощью таких книг, как «Брик-Лейн» мы узнаем, что и пакистанцы
любить умеют, с годами дорожат вдвойне – и семейными узами, и
родственными связями. Короче, тоже люди, тоже человеки.

Знание это немного успокаивает. Но ненадолго. Ровно до следующего
теракта. После чего ты снова не знаешь, что, собственно, тебе
делать с этим знанием, почерпнутым из красиво и правильно написанных
книг.

Английские писатели уже давно выработали особый художественный
формат. Это качественная беллетристика с серьезной психологической
и эстетической начинкой. Современный роман обязан быть увлекательным
и, по возможности, динамичным. Дело уже даже не в коммерческой
направленности западной словесности, а в уважении прав читателя.

Занимательность – вежливость писателя и вопрос его истинного профессионализма.
Порядочный человек не будет грузить тебя красотами своего внутреннего
мира и ненужными стилистическими излишествами. На них у читателя
просто нет времени. Разумеется, экспериментальная литература имеет
право на свое маргинальное существование. Однако, сегодня социальный
резонанс невозможен в сфере «искусство для искусства». Сегодня
самое важное – чтобы тебя услышали.

Для этого, прежде всего, ты должен рассказать историю. А уж какой
идейно-философский бэкграунд ты засунешь в книжку – вопрос твоего
писательского мастерства. Английские беллетристы, массовое нашествие
которых к отечественному читателю медленно, но верно повышает
планку массового вкуса, овладели этой методикой в совершенстве.

Картины и фотографии

«Изумительное буйство цвета» Клэр Моралл – неторопливый рассказ
о Кэтти, девушке, выросшей в семье художника. Было у нее три брата
и сестра, ушедшая из дома и потерявшаяся в неизвестности. А вот
матери не было. Погибла. После ее смерти отец уничтожает все свидетельства
существования женщины, Кэтти ничего не знает о матери, пытается
расспрашивать братьев, но тщетно.

Никакого новаторства. Добротная проза, которую можно, но не хочется
называть вторичной. Свобода, достигаемая внутри жанрового канона,
стоит много дороже безудержного экспериментаторства. Главное –
владение формой. Главное – достижение, с помощью формы, четко
поставленных перед собой задач.

У Кэтти есть серьезные психологические проблемы. Потеряв нерожденного
ребенка, она более не имеет детей. Нереализованный материнский
инстинкт разрывает ее на части. Она ходит по магазинам в поисках
игрушек и одежды для своих несуществующих детей, встречает их
после школы.

Клэр Морралл виртуозно конструирует медленное изменение сознания.
Она не говорит о нарастании безумии героини, не передает нам ее
мысли, только фиксирует поступки и реакцию на них окружающих Кэтти
людей. И именно эти сдвиги сознания, когда мир Кэтти все больше
и больше трансформируется под влиянием ее собственных фантомов
оказывается самым интересным текстуальным приключением. Несмотря
на то, что в «Изумительном буйстве цвета» существует много тайн,
которые изящно раскрываются, масса роковых событий, которые приводят
к роковым последствиям. Драма с ключом, даже с ключами, раскрывать
которые в рецензии не имеет никакого смысла: важно не испортить
впечатление от этого странного расследования, которое читатель
осуществляет вместе с Кэтти, приходя к неожиданной развязке.

Роман с тайной – вот что важно. Расследование без преступленья.
Что может быть увлекательнее для читателя, чем постепенное раскрывание
подспудных механизмов движения сюжета? И что может быть сложнее
для автора, плетущего паутину интриги? Ведь все здесь должно работать
на раскрытие этой самой тайны. Любые холостые ходы уводят в сторону
и заводят следствие в тупик. Могут завести.

В «Изумительном буйстве цвета» стреляют все ружья. Небогатая событиями
первая часть романа настолько плотно расшита лейтмотивами, что
невольно начинает вырабатываться вещество ожидания. Кэтти ходит
по родительскому дому, среди картин отца, изображающих море (важный
для романа символ пучины страстей), в поисках ответов на вопросы
перебирает старые фотографии.

Картины и фотографии здесь оказываются «стоп-кадрами», останавливающими
время. Они ничего не дают для реальной жизни, потому что статичны.
Разгадки приходят с живыми людьми, с улицы. Не выдержав бремени
знания, Кэтти ворует в родильном доме младенца и бежит с ним к
морю. И снова море, похожее на картины отца, и снова картины отца,
горящие в пламени пожара.

Идеальный сценарий для изящно выстроенной фильмы. Точность и сбалансированность
конструкции делает историю странной Кэтти и превращений ее сознания
увлекательной и близкой не только женщинам, хорошо знающим, что
такое материнский инстинкт, но даже и мужчинам, которые точно
знают, что не могут иметь детей.

Лотта и ее дети

«Still here» Линды Гранд – очередной переводной текст, исполненный
в букеровском формате и написанный женщиной. Или, если быть еще
более точным – написанным женщиной в букеровском формате.

Когда от романа можно точно ждать внятного сюжета, психологических
нюансов, экскурсов в историю или этнографию, ненавязчивого юмора,
тонких наблюдений и точных мыслей. Все ингредиенты будут аккуратно
взбиты и гармонично уложены: романными технологиями букероносцы
владеют в совершенстве.

Его пример другим наука: нашим, отечественным литераторам отчаянно
не хватает внятной букеровской дозированности, важного сочетания
серьезности и увлекательности.

Если в чем, два Букера, английский и русский, сходятся, так это
в отношении к женщинам-авторам. Которые регулярно выходят в финал,
но практически никогда не доходят до финала. Так, за всю историю
русского Букера, единственной женщиной-лауреатом стала Людмила
Улицкая.

Это, кстати, самый нестыдный и самый точный русский Букер – Улицкая,
едва ли не в одиночестве созидающая отечественный мейнстрим, автор
во всех смыслах важный и положительный. Улицкая все умеет – и
сюжет отстроить, и интригу подпустить, и характер вылепить запоминающийся
и так ударным эпизодом главу или часть закруглить, что охнуть
не успеешь, а двух сотен прочитанных страниц как ни бывало.

Улицкая идеально ложится в букеровский формат, разработанный англичанами.
Без пафоса и понтов, автор делает умную и увлекательную литературу,
кто из нас не мечтает о такой – пусть первым кинет в меня камень.
Другое дело, что ныне в России существует масса других авторов
женского полу, до положения (интеллекта, таланта) Улицкой не дотягивающих.
Добротных (и не очень) ремесленников, поставляющих основную часть
текстов для беллетристического рынка.

Женщинам, по их природе, лучше удаются четкие копии с первоисточников
и оригиналов. Они умело разрабатывают литературные месторождения,
открытые авторами-мужчинами. Беллетристика для них – самый оптимальный
вариант для применения собственных сил.

Собственно говоря, ничуть не проще с гендерным равноправием обстоят
дела и в современной английском литературе. Роман Линды Гранд
пару лет назад вошел в шестерку финалистов, но так в ней и остался.
Жюри не впечатлила стройная композиция романа (чередование мужских
и женских глав: нечетные рассказываются от имени 39-летней Аликс,
четные – от лица ее возлюбленного, американского архитектора Джозефа).
Не впечатлила и главная тема «Все еще здесь» – особенности еврейского
самосознания, подправленного местечковыми комплексами и ударенного
проблемой Холокоста.

Сюжет сколь пронзителен, столь и банален – женское одиночество,
желание любви, чувство на пороге климакса. Последнее лето детства.
Гранд строит повествование из огромного количества подробностей
быта и истории – сначала Аликс, затем и Джозефа. К концу романа
мы уже все знаем о их предках и детях, увлечениях и фобиях. Две-три
«главные» подробности на главу. Волевой рукой, автор медленно
и печально движет через весь этот информационный мусор две одинокие
фигурки, чтобы на последних страницах они слились в экстазе.

Конечно, более убедительной и живой в романе выглядит Алекс. Джозеф
получился более схематичен. Он безумно влюблен (после 25 лет брака)
в свою жену, равнодушен к увальню сыну. Он ничего не слышит и
не видит, кроме своего последнего архитектурного проекта – экспериментального
отеля, возводимого в Ливерпуле. Он и Аликс-то замечает лишь из-за
того, что она пару раз дает ему дельные советы.

С проблемой передачи мужского сознания мы недавно сталкивались,
к примеру, в романе Светланы Сачковой «Вадим» из модной ныне книжной
серии «Неформат» питерского издательства «Астрель». Не дается
он женщинам-писательницам, хоть плачь. Все, вроде бы, правильно
и точно, но, в целом, ерунда какая-то выходит. Прямоговорение,
простые и очевидные ходы не работают. Чаще всего под видом мужских
героев в таких романах возникают межумочные фигуры, более всего
имеющие отношение к женским фантомным болям. Писательницы пишут
мужчин своей мечты, то есть, таких мужчин, какими мужчины не являются.
Хотя где-нибудь и должны быть. В каком-нибудь заповеднике водиться.

Однако, без сочных и колоритно выписанных фигур мужеского пола
никуда не деться. Без женщин нам нельзя точно так же, как и женщинам
без мужчин. Приходится крутиться.

Скажем, что делает Людмила Улицкая в романе «Медея и ее дети»?
Для того, чтобы быть убедительной, она описывает мужчин глазами
их женщин, жен, любовниц, детей, а, главное, глазами старой и
мудрой Медеи. У которой нет своих детей и которая баюкает и нянчит
многочисленное потомство своей родни. Точно так же, Улицкой одинаково
дороги все ее «дети», все ее многочисленные персонажи, для каждого
из них она обязательно должна найти доброе словечко. Конечно,
автор всегда солидарен со своими героями. Это всегда чувствуется,
даже если автор никак не комментирует своего отношения к тому,
что пишет.

Аликс, героиня «Все еще здесь» бездетна. Она все время вынуждена
думать о прошлом – и потому что работает с разрушенными синагогами
и потому что недавно похоронила мать, красавицу Лотту, чьи предсмертные
слова заставляют Аликс ехать в Дрезден. А вот на своего возлюбленного
Джозефа Аликс смотрит словно бы из будущего, из своей старости,
когда уже все было. Когда уже все закончилось. Этот конфликт между
прошлым и будущим порождает фабульное напряжение, на котором роман
держится.

Качественный, спокойный, без насилия и принуждения, легко читаемый,
оседающий в памяти осколками нечаянных подробностей. Если у Улицкой
в «Медее» вышел «кусок дымящейся совести», то у Гранд получилась
та самая ровная, ловко подстриженная лужайка, которую три сотни
лет ровняли, пока не довели до состояния жанрового канона. Он,
она и одиночество. Глобализация, евреи, климакс. Английские романисты
не проживают проблемы, они исследуют ее. Ставят вопрос и дают
ответ. Как если дан грант и нужно срочно писать отчет.

Женщины очень любят такие книги. Должны любить. Ведь для них писаны.
И тоже женщинами. Все правильно. Все верно: женщина у нас уже
давно и главный писатель, и главный читатель. И жнец, и на дуде
игрец.

Они все еще здесь. Вы слышите их?