Онтологические прогулки

Проективный словарь философии

Новые понятия и термины (43)

Философия религии (1)

От философии единичного и повседневного мы переходим к философии
религии, которая исходит из интуиции не только единичного, но и
единого. Несколько выпусков этой серии посвящены новым
духовным формациям в России и на Западе, приходящим на смену и
традиционным религиям, и атеизму.

ПОСТАТЕИЗМ (post-atheism) – религиозное состояние общества,
прошедшего через опыт массового атеизма.

Наряду с тенденциями, общими для всех современных секулярных
обществ, такими как растущее влияние псевдо-научных и эзотерических
сект, постатеизм характеризуется рядом особенностей. Одна
из них – «религиозное возрождение», т.е. возврат общества к
своему доатеистическому состоянию. Возрождаются традиционные
вероисповедания: православие, католичество, ислам, буддизм,
иудаизм; при этом новообращенные привносят в жизнь своих
церквей эмоциональную пылкость и догматическое невежество,
романтику охранительного национализма и мессианских упований.

Другая тенденция ведет вспять от современного состояния религий в
глубокую архаику и может быть обозначена как неоязычество и
радикальный традиционализм. С точки зрения «Великой Сакральной
Традиции», атеизм плох – но ненамного лучше и традиционные
религии, особенно иудаизм и его всемирный отпрыск –
христианство. Именно они проповедовали абстрактные идеалы добра и
равенства, которые разъедали душу могучих языческих народов и,
в частности, привели к упадку российскую государственность.
Спасти нацию может не религия духа, но древнейшая религия
природы, восстановление дохристианского русского и
общеарийского пантеона.

Многие ходы этого мировоззрения уже были опробованы Ф. Ницше, Рене
Геноном, идеологами фашизма и нацизма. Правда, на славянской
и тем более чисто русской почве воссоздать языческий культ
труднее, чем на германской или итальянской: не осталось
никакой связной канвы мифологических преданий. Порой к
неоязычеству примешиваются экологические рассуждения о преимуществе
языческого культа стихий в деле охраны окружающей среды. Еще
чаще в языческом духе толкуется само православие,
преимущество которого перед другими христианскими вероисповеданиями
усматривается в его фундаментализме, почвенности, также в
«двоеверии», в органическом слиянии религии «небесного Отца» с
древним культом родимой матери-земли. Православие в таком
случае оказывается лишь наиболее боеспособной формой
патриотизма, искони защищавшей святую Русь от иудейской, католической,
масонской и всякой другой иноземной нечисти.

К неоязычеству можно отнести и многообразные увлечения магией,
экстрасенсорикой, спиритизмом и прочими поверьями, восходящими к
самым ранним анимистическим и фетишистским воззрениям.
Собственно, возрождение всего этого комплекса первобытных религий
было одним из естественных последствий коммунистических
преобразований в стране. Коммунизм был задуман как возрождение
на высшем историческом витке доклассовой общинной формации –
и в этом смысле возврат от «отчуждающих» религий классового
общества к вере во всеобщую одушевленность материи, которая
есть источник самодвижения, а значит, отвечает языческому
представлению о духах природы.

Наряду с возрождением традиционных вероисповеданий и языческой
архаики, есть еще одна тенденция – социологически и теологически
наименее проясненная. Её можно назвать религиозным
модернизмом, либерализмом или экуменизмом, хотя эти западные термины
не совсем к ней подходят. В духовном вакууме поздней
советской и постсоветской эпохи, в 1970-е -1990-е годы,
религиозность стала возрождаться в той форме, которую подготовил для
нее атеизм: как бедная религия (см. выпуск), «просто вера»,
без уточнений и дополнений, без четких конфессиональных
примет, – целостное, нерасчлененное чувство Бога, вырастающее вне
исторических, национальных, конкретно-церковных традиций.

Вообще говоря, всякое возрождение (в том числе и европейское
Возрождение 14-16 веков) приводит совсем не к тому, что оно
возрождает. То, что воспринималось на первых порах как возрождение
античности, оказалось совершенно новой, неведомой
европейской цивилизацией. Так и в России: чем дальше развертывается
религиозное возрождение, тем более оно обнаруживает
принципиально новые, творческие черты. Создается новый тип веры,
имеющей своей почвой и предпосылкой уникальное явление мировой
истории – массовый атеизм.

«Смерть Бога», провозглашенная Ницше, – все еще последнее слово в
радикальной западной теологии, которая мужественно учит
человека жить в отсутствие Бога, в секулярном мире. Если
протестантская теология «смерти Бога» (Т. Олтайзер, Хамилтон и их
предшественник Дитрих Бонхоффер) отражает крайнюю степень
обмирщения, секуляризации веры, то постатеизм уже перешагивает
этот предел, не завершает прежний, а начинает новый круг
религиозной истории. Бог уже умер – и теперь воскресает, причем
именно в той стране, которая первой в Новое время распяла
его.

Постатеизм как воскресение Бога после его смерти требует новой
теологии, прообраз которой дан в Евангелии. «Тогда открылись у
них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них»
(Лука, 24:31). Воскресший Христос становится невидимым именно в
момент его узнавания апостолами. Теология воскресения – это
не теология наглядного присутствия Бога и не атеология его
отсутствия, но парадоксальная теология такого Откровения, в
котором все, что открывается, одновременно и скрывается. Это
предсказано уже в пророчестве Исайи о будущем Мессии: «...Нет
в нем ни вида, ни величия; и мы видели Его, и не было в нем
вида, который привлекал бы нас к Нему... и мы отвращали от
Него лицо свое» (Исайя, 53:2-3). С самого начала
атеистическая стадия – «мы отвращали от Него лицо свое» – вписана в
наше восприятие Мессии. Постатеизм понимает это исчезновение
Бога как знак его подлинности, а не свидетельство его
отсутствия – как кризис реалистического заблуждения в теологии.
Атеизм приготовляет путь бедной религии (см.), которая
обращается к бедности божественных проявлений, к отсутствию «вида и
величия».

Далее, теология постатеизма предполагает новую жизнь Бога за
пределом его церковно-исторического тела. Теология воскресения не
есть то же самое, что традиционная теология жизни Бога (в
исторической церкви) и не то же самое, что радикальная теология
смерти Бога (в атеистическом мире). Нулевой, точнее,
минусовой градус – безверие, безбожие – пройден, и начинается то
возрастание веры, которое не возращается к доатеистической
стадии, а вбирает её, представляет собой теистическое
осмысление и преодоление самого атеизма. Атеизм был самым крайним и
грубым выражением укорененного в восточном христианстве
апофатизма, отрицанием не только возможности познать Бога, но и
Его собственного существования. Через атеизм апофатическая
теология отрицает себя как теологию, чтобы на следущей
ступени, бедной религии, утвердить себя как верующий апофатизм уже
по ту сторону всех атеистических отрицаний.

Итак, три тенденции рисуются в рассветном тумане первого на Земле
постатеистического общества. Традиционализм, находящий себя
под кровом современных храмов и привязанный к существующему
разделению вер. Неоязычество, устремленное к цельности
первобытного образца, к архаическим святыням почвы и крови. Бедная
религия, свободная от исторического разделения вер, смутно
ищущая их союза в полноте грядущего Богоявления. Традиционные
знаки, атрибуты, утварь веры сохраняют значение как
преемственность с бывшими откровениями и обетованиями, но центр
религиозного чувства перемещается на грань настоящего и
будущего.

Существенно, что русская религиозная мысль 20-го века, дает образцы
всех трех тенденций. Первая, традиционалистская, связана с
именем Павла Флоренского и опирается на философски
осмысленный церковный канон и наследие Отцов церкви. Вторая, связанная
с именем Василия Розанова, сближается с язычеством, с
первобытными культами солнца и земли, освящает архаическую стихию
пола и плодородия. Третья, модернистская, связанная с
именем Николая Бердяева, исходит из апофатического понятия чистой
свободы, предшествующей самому Богу и акту творения, и
предполагает экуменическое сближение вер перед лицом грядущего
Богопришествия и эсхатологического завершения истории.

Лит.: М. Эпштейн. Вера и образ. Религиозное бессознательное в
русской культуре ХХ-го века. Тенафли (Нью Джерси, США), Эрмитаж,
1994.

М. Эпштейн. Пост-атеизм, или Бедная религия. Октябрь, #9, 1996, с.158-165.

Г. Померанц. Между бедностью и богатством. Октябрь. 1997,

#5. Отклик на статью Михаила Эпштейна «Постатеизм, или Бедная
религия» (Октябрь, 1996, #9).

М. Эпштейн. Русская культура на распутье. Секуляризация и переход от
двоичной модели к троичной. «Звезда» , 1999, #1, 202-220;
#2, 155-176.

Атеизм как духовное призвание. Из архивов проф. Р. О. Гибайдулиной.
Публикация М. Эпштейна. Звезда, #4, 2001, 160-174.

М. Эпштейн. Новое сектантство. Типы религиозно-философских
умонастроений в России 1970 – 1980-х гг.. Самара: Бахрах-М, 2005.

Все эссе, в 2 тт. Екатеринбург: У-Фактория, 2005, т. 2. Из Америки
(1990-2000-е), 383-396.