Литературная критика

Апология, или три весьма основательные причины, по которым мне нравится Игорь Клех

Во-первых, Клех – деликатный человек. Деликатных людей в писательской среде осталось так же мало, как порядочных. Деликатный писатель это такой писатель, который серьезно и с уважением относится к критикам. Не заглядывает им в глаза, но и не хамит, не наступает ботинком на мозоль.

Вот, например, сценка: Сергей Каледин, автор, по крайней мере, одной хорошей повести – "Смиренное кладбище", выпив водки на какой-то тусовке, кричит мне, с которым только что познакомился:

– Пашка! Ты почему о Люське не пишешь?

"Люська" – это Людмила Улицкая, которая стоит невдалеке. С тех пор я никогда не смогу написать о "Люське".

Или Дмитрий Быков: едем в одном купе с Татьяной Набатниковой и другими приличными людьми. Быков, который писатель, а не только критик, громко говорит о своем творчестве, привлекая в свидетели небеса и всех рядом.

– Вот Басинский..., – говорит он. – Прозу мою не любит. Но стихи-то лю-юбит!

– До этого момента любил, – отвечаю я. (На самом деле ничего не сказал, так опешил от нахальства. Потом уже задним числом ответ придумал).

А Клех деликатный. Мы с ним встречаемся строго один раз в год, как правило, на ежегодной раздаче слонов в журнале "Октябрь". Строго выпиваем по рюмке водки и говорим строго десять минут. Обычно Игорь вежливо объясняет мне, какое на самом деле г... все писатели, которых я хвалю. "Вот почему, – добавляет он, – вы хороший критик. "Спасибо, Игорь, – отвечаю я". В общем-то, мне ужасно не нравится ваша проза. Вот почему вы – замечательный современный писатель".

Во-вторых. Клех – человек умный. Умных людей в писательской среде почти не осталось, впору проводить на приеме в Союз писателей тест на элементарную способность логически мыслить. Кстати, такой тест проходят, например, поступающие в разные милицейские школы и вузы. Абитуриента спрашивают: что такое вертолет? И если вместо ответа он начинает быстро крутить ладонью над головой, громко кричать "у-у-у!" и медленно подниматься со стула, то его к экзаменам не допускают. Приходится ему поступать на филфак, чтобы потом влачить жалкое нищенское существование.

А Клех умный. Вот недавно он любезно подарил мне свою новую книгу – "Книга с множеством окон и дверей" (М.: АГРАФ, 2002), которую я любезно прочитал. Книга эссе, критики и кулинарных рецептов. В ней есть замечательно тонкие рассуждения. Например:

Странно жить в той же почти стране, где жил Пушкин, разговаривать на том же (почти) языке, на котором разговаривал и писал он...

Или вот картинка, стоящая многих рассуждений:

В пещерах Киево-Печерской лавры среди прочих костей лежит череп монаха, описавшего "Откуда есть пошла русская земля". Когда в пещеры запускали бывшего штангиста – знаменитого ныне гипнотизера одной из партий, он, кормящий черта на коленях с ложечки, дергался, будто муравей, попавший в поле под высоковольтной линией.

И еще:

Надо сказать, что разлука с Генисом, многолетним соавтором и бойким расщелкивателем литературных и мировых проблем, пошла Вайлю на пользу. Как и пространственная удаленность от поцыкивающего зубом нью-йоркского философа Б. Парамонова, который, подобно Коту в Сапогах, хитростью превращает "проклятые вопросы" в мышей и затем поедает в больших количествах. Все это люди талантливые, временами (местами) блестящие, при том – работяги. Но сколько их ни читай, они всё глядят в капиталистические джунгли – перебежчики в другую цивилизацию, отстаивающие свою завоеванную буржуазность.

Кстати, и Вайлю досталось на орехи:

Утверждение Вайля, что Достоевский писал, на деле, детективы (т. е. в "Братьях Карамазовых" всего важнее, кто все-таки папашку "замочил"?), что все проблемы нашей жизни "суть проблемы возрастные", его гимн путеводителям, защита здравого смысла толп, желание снять напряжение и разрядить полюса, отношение к драматизму такое, будто кто-то испортил воздух, – все это рефрены все той же арии, разложенной радиожурналистами "нью-йоркской школы" на три голоса: "Буржуа лучше, чем гений! Буржуа лучше, чем гений! Буржуа лучше, чем гений?.. Не знаю. Вряд ли.

Или статья о фильме "Список Шиндлера" – "Алиби Спилберга". Прелесть, а не статья!

В-третьих, Клех – единственный современный писатель, который искренне не любит реализм. Все остальные только прикидываются, что его не любят, а сами тайком почитывают и посматривают именно самые примитивные реалистические книги и фильмы. Клех же – модернист натуральный. Он, в принципе, свободно владеет приемами реалистического письма. Когда он описывает украинский борщ или баклажаны в углях, то несколько даже поигрывает мускулами своей письменной речи, точно культурист на подиуме. Одной, главной, тонкости он, правда, не знает. Реализм не мясо языка, но свет. Глаза девушки, как мокрая смородина, это не реализм, а штукарство. Убери это сравнение у Толстого, и от Катюши Масловой ничего не убудет. А вот назови он Катюшу, например, Мариной или Олинькой – и все пропало.

Впрочем, Клех Толстого не любит, о чем он давно отважно заявил на круглом столе в "Литературной газете". Тогда подобные заявления были в моде, и на Клеха все посмотрели с равнодушным сочувствием. А он обиделся, набычился и стал педантично объяснять, что его заявление не надо рассматривать как эпатаж и вообще как заявление. Толстой – графоман, "Анна Каренина" – бездарное произведение, что тут эпатажного? Потом Клех где-то написал, что когда он попадет в ад за свои модернистские грехи, то его накажут таким образом: заставят вечно читать бесконечный реалистический роман. Надо ли говорить (добавлю от себя), что это будет как раз "Анна Каренина" с бесконечным продолжением?

Что мне нравится? Когда я тоже попаду в ад за недостаточно последовательное отстаивание реализма, меня заставят читать бесконечных каких-нибудь Джойса или Пруста, от чтения которых еще при жизни я страдал желудочным расстройством. Так вот. Мы с Клехом книжечками втихаря поменяемся. И станем с приятностью коротать вечность.

Вот три веские причины, по которым мне нравится писатель Игорь Клех. Кстати, причин, по которым он мне не нравится, я, как ни старался, не придумал.

• Игорь Клех. "К вычеслению шага времени";
• Игорь Клех. "Убийство в Фиальте"