Проза

Начало

Продолжение

Было это минувшей осенью. В начале учебного года директорша решила
устроить генеральную уборку всей школы по полной программе. Ради
этого нас даже освободили от уроков, чтобы с ещё большей отдачей
драили, мыли и выносили мусор. Мы с Владом в тот день собирались
куда-то пойти после обеда, что-то такое запланировали, чего не
хотелось откладывать на потом, поэтому было решено, что он зайдёт
за мной прямо в школу.

Вот он и пришёл. Я как раз сгребал на улице изувеченные осенние
листья, стоя посреди спортивной площадки, поэтому заметил его
ещё издали. Конечно, я тут же бросил грабли (он с высоты своих
двадцати семи лет мог просто засмеять меня, застав за таким занятием)
и, не спеша, чтобы, не дай Бог, не уронить себя в его глазах суетливостью
или нетерпеливостью, направился через всю площадку ему наперерез.
Но Влад тоже не спешил ко мне и даже, как казалось, вообще меня
не замечал. Более того: он всё замедлял и замедлял шаг, а потом
и совсем вдруг остановился у школьной стены и задрал голову вверх,
будто точно знал, что его там ждёт что-то интересное. Я тоже поднял
глаза и сразу всё понял: на подоконнике последнего этажа, под
самой крышей, стояла Вика. Её, как и других девчонок, поставили
мыть кабинеты. Но никто из них не решился, как она, взобраться
на подоконник и, приподнявшись на цыпочки, щедро натирать тряпкой
самый недоступный изнутри участок оконной рамы. Чего она добивалась?
Хорошей оценки за прилежание? Да нет, всё это ей было не нужно
(да и директриса, скорее всего, упала бы в обморок от страха,
если б увидела этот акробатический этюд): она хотела, как всегда,
только внимания и восхищения. Ради этого и рисковала теперь жизнью,
раскачивая во все стороны бёдрами, сверкая затянутыми в капрон
коленками и заливаясь одурманивающим смехом, притупляющим чувство
равновесия. Я не знал, чему и кому она смеётся, но заметил, что
за своей работой она уже почти не следит, а выкручивает голову
так, чтобы удобнее было рыскать глазами по прилегающей к школе
территории. А Влад так и стоял с бесстыдно вскинутым вверх подбородком.

Меня сразу же укусило дурное предчувствие. Я ускорил шаг (почти
до неприличия) и поскользнувшимся голосом окликнул Влада. Он обернулся,
но не сразу, и уже хлопая своей рукой о мою ладонь, всё ещё косил
глаза наверх.

Школу сотряс звонок, осипший за долгие годы службы. Это был сигнал,
но сигнал, потерявший в свободный от уроков день всякое значение:
ничто не начиналось вместе с ним и ничто не заканчивалось. Всё
оставалось как есть. Ни чувства облегчения, ни чувства досады.
Только пустота, как карусель, раз или два неприятно крутанулась
в моей голове. Но я вовремя остановил её, собрался с мыслями и
понял (вернее, почувствовал), что Владу здесь не место и что чем
скорее мы двинем с ним отсюда, тем лучше.

Моя сумка валялась где-то наверху, в одном из кабинетов, и я пошёл
её забирать. По дороге назад, между вторым и третьим этажом, меня
остановила наша классная. Пришлось объясняться с ней на тему самовольного
ухода. Эта потеря времени всё и решила. Когда я наконец спустился
вниз, Вика и Влад уже вместе стояли в гардеробе, окутанные клубами
удушливой пыли, которую поднимали своими метёлками ответственные
за этот этаж пятиклашки. Они даже и не разговаривали, но всё равно
было понятно, что между ними что-то происходит. Влад держался
неподвижно, улыбаясь лишь самыми краешками рта, а она, напротив,
переминалась с ноги на ногу, накручивала на пальцы длинные волосы
и тоже улыбалась множеством быстрых, как мерцание неисправной
электрической лампочки, улыбок.

Но мне хотелось верить, что ничего особенного не случилось и всё
поправимо. Я дёрнул Влада за плечо и бесцеремонно подтолкнул к
выходу, даже не кивнув на прощание Вике. Он не сопротивлялся и
легко позволил себя увести, оглянувшись всего два или три раза.
Это немного успокоило меня, как и то, что за весь остаток дня,
он ни разу не попытался расспросить меня о моей однокласснице.
Но оказалось, что это и был самый плохой знак: им уже не требовались
никакие посредники...

Всю последующую неделю у Влада почти не было для меня времени.
Вика тоже, против обыкновения, не напрашивалась в гости, а однажды
вдруг с хитрой улыбкой подмигнула мне на перемене:

– Влад передавал тебе привет.

Стало быть, всё было решено с самого начала. Значит, успели тогда
в гардеробе как-то договориться. Но у меня ещё была, пожалуй,
возможность предотвратить самое худшее. Я бы мог, по крайней мере,
рассказать ей, что Влад уже месяц как женат, но почему-то не сделал
этого. Может быть, не верил, что такая ерунда сможет их теперь
остановить. А может, не хотел портить отношения с Владом, которые
во многом были для меня куда важнее забот о Викином благополучии.
Или, что вероятнее всего, просто любопытно было посмотреть, чем
это всё закончится.

«Я знал, что будет плохо, но не знал, что так скоро», – пел один
известный певец прошлого тысячелетия, про которого любил иногда
вспоминать Влад, когда его в очередной раз тянуло на ностальгию.
И действительно, резкий поворот к худшему в этой любовной истории
не заставил себя долго ждать. Через месяц или чуть больше Вика
явилась ко мне, сжимая в вспотевшей от волнения ладони свежий
тест на беременность, который я сначала принял за палочку от съеденного
мороженого. Её щёки горели гневом, а губы повторяли бесконечные
изобретательно-наивные ругательства, адресованные некой абстрактной
инстанции. Она хотела срочно видеть Влада, будто он мановением
руки мог решить её проблему. Своего домашнего телефона он ей,
конечно, под разными предлогами не давал (а мобильный вообще никогда
не заводил, отшучиваясь страшилками про спецслужбы, которым ничего
не стоит при желании вычислить с его помощью твоё точное местоположение),
так что со временем они всё чаще стали прибегать ко мне как к
наиболее удобному и быстрому виду связи. Я пообещал ей достать
Влада как можно скорее.

Он явился в неожиданно беззаботном расположении духа, хотя уже
знал, о чём пойдёт речь, ошарашил нас с порога какими-то анекдотами
и в одно мгновение распространил вокруг себя атмосферу уверенной
лёгкости. В тот же вечер он пригласил нас в кино на какую-то комедию
– за свой счёт. Это был наш первый выход куда-то втроём. Обратно
домой мы провожали уже от души хохочущую, раскрасневшуюся от удовольствия
и опьянённую сознанием собственной привлекательности Вику.

Лёгкость, с которой Влад воспринял свалившуюся на него новость,
с одной стороны успокоила её, но с другой – только усугубила проблему.
Уверовав, что Влад обязательно найдёт или даже уже нашёл какой-то
хитроумный выход, Вика не спешила принимать меры и в конце концов
просрочила аборт. С марта она уже не ходила в школу, а Влад, насколько
я знаю, ещё ничего не придумал и в последнее время даже почти
не упоминал о ней во время наших с ним вылазок. Сам я не видел
её около месяца. А теперь вот захотелось увидеть. Я думал, что
это, может быть, последний раз перед родами, ведь кто мог знать,
много ли у меня будет свободного времени с началом выпускных экзаменов.
Надо же было хоть раз посмотреть на неё с настоящим большим животом!

Вика жила в неприступном с виду сталинском доме, в который уже
успел прокрасться тлетворный душок, свойственный неухоженным памятникам
старины. Я знал, что в подвале их дома обитали бомжи – обосновались
они там довольно прочно, как котята. Правда, видели их редко.
Очевидно, они были домоседами и по пустякам не высовывались наружу.
Но сейчас двое подземных жителей всё-таки соблазнились припекающим
солнышком: один сидел по-турецки в песке у стены, а другой, словно
не решаясь полностью покинуть своё убежище, лишь наполовину вылез
из низкого подвального окошка и, улёгшись животом на землю, о
чём-то беседовал с товарищем. Подойдя чуть ближе, я заметил, что
они играют в шахматы. Хорошая, полезная игра, очень развивает
умственные способности – жаль, я так и не успел освоить.

Я вспомнил, что эти бомжи вообще отличались исключительной интеллигентностью:
не пили, не курили и принципиально не причиняли жильцам никаких
неудобств. Ходили даже слухи, что после их вселения в доме стало
меньше крыс, а в подвале больше гигиены – вот так вот всё славненько.

Не дожидаясь, пока скрипящая клетка лифта доползёт до первого
этажа, я в пару рывков одолел несколько лестничных пролётов и
оказался перед дверью, недавно заново отделанной шершавой малиновой
обивкой. Мне пришлось несколько раз нажать на кнопку звонка, прежде
чем Вика соизволила появиться на пороге – в одной широкой розовой
футболке, доходящей ей почти до колен и, видимо, заменявшей теперь
ночную рубашку. Там, где плотным мячиком выпирал круглый живот,
красовался ехидно оскалившийся Мики-Маус, немного вылинявший от
стирки.

Судя по всему, она только недавно выскочила из постели, но тем
не менее была уже подкрашена – почти как всегда. У меня закралось
подозрение, что она так и ложится спать.

– Это ты, Денис? – сказала Вика, не то обрадованно, не то обиженно.
– Не мог что ли позвонить? Ты чего не в школе-то?

– Последний звонок, – напомнил я ей. – Не думаю, что сегодня будут
особо строго контролировать посещаемость.

– Последний звонок? Сегодня? – она состроила гримасу удивления.
– А я и не подумала об этом. Живу тут, как Робинзон Крузо, ничего
не знаю. Зато спать теперь можно сколько угодно, – она блаженно
потянулась. – Ну, заходи, заходи, раз прогуливаешь.

Я знал, что Вика, скорее всего, одна дома: родители в это время
обычно были на работе, старшая сестра – в институте. Вот только
бабушка... Но она уже давно ничего не соображала. Думаю, при ней
можно было бы вполне устраивать оргию.

– Кстати, а где бабушка? – спросил я, заходя за Викой в её комнату
и, к своему удивлению, не обнаруживая там ни бабушки, ни характерного
кисловатого запаха, которым её осыпающееся, как штукатурка, дряхлое
тело заражало обычно всё помещение.

– Бабушка умерла неделю назад, – ответила Вика.

Я ещё раз огляделся по сторонам и понял, что комната стала заметно
шире и просторнее, будто из неё вынесли старую громоздкую мебель.
Слова сочувствия как-то не подбирались.

– А ты как? – спросил я, чтобы сменить тему.

– Жива пока, – ответила Вика равнодушно. – Принести тебе тоже?
– спросила она, кивая на чашку с чаем на комоде. – Нет, – перебила
она сама себя, – давай лучше покурим, пока никого нет! – её глаза
загорелись, как всегда перед какой-нибудь выходкой.

– Тебе же нельзя, – сказал я, принимая у неё из рук сигарету.
– Влад тебя сто раз уже предупреждал.

Она ничего не ответила, только злобно посмотрела в мою сторону
и быстро закурила.

– Как дела в школе? – спросила она после нескольких затяжек. –
Что про меня говорят?

– Да ничего не говорят, – соврал я. – Кому какое дело?

– Экзамены скоро? – поспешно вставила она новый вопрос, будто
выбрала его из заранее заготовленного списка.

– Недели через две. А ты когда будешь сдавать?

Она махнула рукой:

– Потом как-нибудь. Если вообще допустят.

За последний месяц мы, видимо, успели как-то отвыкнуть друг от
друга, и теперь нам требовалась небольшая разминка, чтобы перейти
к более доверительным темам. Вика начала первая:

– Как глупо вышло! Как назло! Я ведь все одиннадцать лет мечтала
о выпускном бале! Придумывала себе причёску, платье, представляла,
как мы все будем кататься по Неве на теплоходе и гулять до утра
по городу... А теперь я даже в нормальное платье не влезу!

Я старательно кивал её словам, изображая понимание, как журналист,
которому поручили интервьюировать какого-нибудь министра.

– Зачем, зачем он со мной это сделал? – воскликнула она, обращаясь
к нависшей над нами тяжёлой люстре.

Конечно же, она имела в виду Влада.

– Ну вот ещё не хватало его обвинять! – обиделся я за друга. –
Это уж слишком! Я так думаю, он тебе приятное хотел сделать.

– Приятное?!! – Вика широко раскрыла глаза, будто я сообщил ей
какую-то сенсационную новость.

– А что же ещё? – хладнокровно подтвердил я.

– До приятного мы не дошли, – грустно заметила Вика, опуская глаза.–
Мы всего-то раз пять. Было только больно.

– Что? И в пятый раз? – искренне удивился я.

– Ещё как! – она слегка наклонила голову вбок. – А теперь будет
ещё больнее, – добавила она почти шёпотом.

– Когда? – рассеянно спросил я, не вникнув в смысл её слов.

– Да уж скоро, – Вика задумчиво погладила себя по животу.

Я выждал паузу, дав ей пару минут спокойно подумать о своих проблемах
и надеясь затем перевести разговор на что-нибудь более лёгкое.
Но Вика опять заговорила первая:

– Что я с ним буду делать, с этим ребёнком? – она почти капризно
нахмурила брови.

Я опять тактично промолчал.

– У меня в детстве был цветок, – продолжала она тем же недовольным
тоном. – Стоял вон там, на подоконнике. Назывался аспарагус или
что-то в этом роде. Я его поливала. Правда, не каждый день. Но
в общем достаточно. И всё равно он погиб! Зачах – листочек за
листочком. Если уж я цветок загубила, то как же я с ребёнком-то?

Я бы на её месте заплакал. Но она только сурово сдвигала брови
и, по-видимому, не чувствовала никаких позывов к слезам. Это меня
восхитило.

– Уже знаешь, кто у тебя будет? – спросил я, чтобы вывести разговор
из тупика.

– Мальчик, – ответила она почти нехотя и вдруг в одно мгновение
встрепенулась, выгнулась на стуле и улыбнулась какой-то глупой
улыбкой. – Смотри, смотри, двигается? Хочешь потрогать?

Она придвинулась ко мне почти вплотную, так, что мои ноги оказались
между её голыми, торчащими из-под футболки коленками и сама положила
мою ладонь себе на живот. Никогда раньше Вика не подпускала меня
так близко. Мне пришло в голову, что беременные женщины ведут
себя как-то по-особенному, забывая об условностях и теряя бдительность.
Я осторожно положил вторую руку ей на талию и попробовал прижать
её к себе. Она тут же оттолкнула меня и уставилась в мою сторону
– одновременно испуганно и возмущённо. Ну что ж, я опять просчитался.
Как меня вообще могло так далеко занести? Ведь она всё ещё была
девушкой Влада. Этого никто не отменял, по крайней мере официально.
Мне стало досадно за то, что она то ли по глупости, то ли из не
поддающегося контролю кокетства спровоцировала меня на этот стыдный
порыв.

Я злобно потушил сигарету в пепельнице и встал, чтобы сделать
несколько шагов по комнате. У тумбочки возле её кровати я притормозил,
с удивлением обнаружив на ней библию карманного формата в резиновом
переплёте, на котором золотой краской был выдавлен высокий, тощий
крест, без единой завитушки или какого-либо оживляющего композицию
орнамента.

– Они опять приходили, – сказала Вика, проследив мой взгляд. –
Вчера.

– Кто «они»? – не понял я.

– Ну эти, из секты.

Я просунул указательный палец между плотно прижатых друг к другу
папиросных страничек и слегка поддел пухлый томик так, что он
неуклюже сел на шпагат.

– Не трогай чужие книги! – вдруг возмутилась Вика.

– Может, ты это ещё и читаешь – на ночь? – презрительно усмехнулся
я.

– А почему бы и нет? Или ты мне что-нибудь более умное посоветуешь?
– поинтересовалась она с вызовом.

– Посоветовать могу сколько угодно, но тебе это будет не по зубам,
– примирительно сказал я.

– А чего так?

Вика ехидно щурила то один, то другой глаз. Было похоже, что она
задумала что-то против меня. Так оно и оказалось.

– Может, из своего что-нибудь почитать дашь? – ужалила она меня
в самое больное место.

– Чего? – я просто не хотел верить в такую подлость.

– Ну из твоих произведений. Разве ты больше не пишешь? Помнишь,
ты мне показывал?

– Не ври! Я не показывал тебе ничего! – испуганно возразил я,
уже начиная подозревать в предательстве Влада – единственного
человека, которому я в последнее время доверял свои исчирканные
до неузнаваемости тетрадки.

– Показывал, ты всем показывал, – заверила меня Вика с приторной
улыбочкой. – Помнишь, в девятом классе? Тебе ещё тогда компьютер
купили, ты распечатал несколько страниц и принёс похвастаться.
Сказал, что это отрывок из будущей повести. Или подожди... нет,
ты сказал, что готовишь цикл, который хочешь назвать «Денискины
рассказы» или как-то так...

– «Новые Денискины рассказы», – поправил я, втайне надеясь, что
это избавит меня от дальнейших подробностей этого эпизода моей
биографии.

– А что, интересно было! – Вика была неумолима. – Я уже не помню
смысла, но там про каких-то мальчиков, которые забирались по ночам
в товарные вагоны и жаловались друг другу на жизнь. А потом одного
мальчика – самого красивого – случайно переехал поезд, так, что
от него, по-моему, ничего не осталось, кроме губ. А его девушка
приходила к рельсам и целовала эти губы...

– Ну-ну, – я старался мужественно переносить устроенную мне пытку.

– Очень романтично. Мне понравилось, честное слово, – Вика льстиво
улыбнулась. – Неужели ты с тех пор ничего не написал? Было бы
жалко.

– В последнее время больше думаю, чем пишу, – ответил я хладнокровно.

То ли это замечание показалось Вике ужасно комичным, то ли просто
заряд смеха, накопившийся в ней к этому моменту, потребовал немедленной
разрядки, но она вдруг от души расхохоталась. Я тактично выждал
продолжительную паузу, но хохот не умолкал, а напротив – всё набирал
и набирал обороты.

– В твоём положении вредно так смеяться. Можно родить раньше времени,
– мрачно предупредил я. – А вообще очень рад, что смог поднять
тебе настроение, – я направился к двери.

– Ты уходишь что ли? – засеменила она за мной, отбиваясь от последних
порывов смеха.

– И так уже линейку, наверное, пропустил, – сказал я тоном человека,
которого нельзя заставить отступиться от своих намерений.

– Ну ладно, – сразу согласилась Вика. – Передавай всем привет...
Постой! – тронула она меня за плечо уже в коридоре.

– Что? – обернулся я.

– Ты давно Влада видел? – спросила она, стараясь избегать моего
взгляда.

– А ты? – в этом вопросе надлежало быть осторожным, чтобы как-нибудь
не нарушить выработанные правила конспирации.

– Я в последние дни всё никак не могу его достать, – сказала Вика
с почти извиняющейся интонацией. – Так что если будешь в ближайшее
время у него в общаге (она думала, что он там живёт или, по крайней
мере, прописан), скажи, чтобы позвонил.

– Окей, – я развернулся в сторону двери.

– И ещё, – опять остановила меня Вика, – обязательно скажи ему,
что я сделала то, что он просил, – эти слова прозвучали как-то
торжественно, даже немного зловеще.

– Что именно? – деловито поинтересовался я.

– Он знает, – откликнулась Вика едва слышно. – Это очень важно,
– почти выдохнула она.

Мне показалось, что её губы приоткрылись ещё один раз, но не для
того, чтобы воспроизвести членораздельные слова, а словно бы давая
мне какой-то абстрактный знак, похожий на призыв о помощи. Хотя,
возможно, ничего такого не было – просто моё воображение опять
начало пошаливать. По крайней мере, моя бывшая одноклассница больше
не стала меня задерживать. Бросив, почти не глядя, сухое, как
фанерка, «пока», она захлопнула за мной входную дверь.

Спускаясь по лестнице, я ещё некоторое время верил, что сейчас-то
уж точно отправлюсь в школу. Но, выйдя на свежий воздух и опять
зафиксировав краем глаза бомжей, доигрывающих на солнышке шахматную
партию, я решил сделать неожиданный ход и завернуть к Владу. Слишком
уж заинтриговала меня Вика напоследок своим поручением, чтобы
я мог спокойно отложить его на неопределённое время. Интересно,
о чём же таком мог попросить Влад свою беременную и уже почти
отвергнутую подружку, чего даже мне – её, наверное, единственному
на данный момент другу, знать не полагалось? Впрочем, это была
далеко не единственная загадка, которую мне когда-либо подкидывал
Влад. У него они имелись в богатом ассортименте. Едва я успевал
разгадать одну, на горизонте уже маячила следующая.

(Продолжение следует)