Проза

Начало

Продолжение

В первый раз я увидел его полтора года назад в известном боулинг-клубе,
куда мне в ту зиму удалось устроиться подрабатывать по вечерам.
В основном я торчал за стойкой в баре, взбивая калейдоскопические
коктейли и разливая прохладительные напитки, но теоретически шеф
мог взвалить на меня какое угодно вспомогательное задание, чем
частенько и злоупотреблял без малейшего зазрения совести. В тот
вечер он как-то особенно разошёлся, так что времени зевать по
сторонам и рассматривать публику, в поте лица катающую шары, у
меня почти не оставалось. Но Влада я отметил сразу. Слишком уж
он выделялся на фоне упитанных коротышек-завсегдатаев, которые
занимали соседние дорожки. Хотя, говоря по справедливости, он
не был Бог весть как высок и атлетически сложен. Однако, во всей
его фигуре присутствовала какая-то особая стать, которую не наработаешь
в зале тренажёров. Если обобщать, то он обладал тем, что называют
теперь евровнешностью (по аналогии с евроремонтом): уравновешенные,
волевые черты лица плюс задумчиво-иронический взгляд, который
так нравится женщинам. Вместе с тем, в его лице было что-то уязвимое,
почти женственное, и вот это-то делало Влада из просто симпатичного
парня по-настоящему красивым.

Его спутница, яркая сама по себе, проигрывала рядом с ним. Мой
взгляд бегло прошёлся по её облегающему мини-платью и снова, будто
поскользнувшись, съехал на его бледно-сиреневый пиджак, который
я потом уже старался не терять из виду.

Несколько раз они подходили к бару. Девушка при этом вела себя
так, будто за стойкой её обслуживает автомат, не достойный никакого
внимания: пока Влад заказывал напитки, она самозабвенно теребила
его за воротник и что-то нашёптывала на ухо, затем, не отвлекаясь
от своего занятия, протягивала голую руку, нащупывая приготовленный
стакан, и тянула своего кавалера в укромный уголок на другом конце
зала. Влад же, напротив, каждый раз выделял меня улыбкой совершенно
особого рода – так улыбаются людям, давно знакомым, с которыми
имеют столько общего, что слова оказываются уже почти излишними.
Я был озадачен и одновременно польщён, но старался не показывать
виду и принимать это как обычное проявление вежливости. А в голове
тем временем возникали самые дикие фантазии по поводу эффектного
незнакомца. Я представлял его себе то важным мафиози, которого
у подъезда поджидает кучка телохранителей, то менеджером какой-нибудь
известной певицы (и одновременно её любовником), то вообще наёмным
убийцей.

«Впрочем, – подумал я с усмешкой, обрывая свои воспоминания, –
эта последняя версия ещё не окончательно опровергнута».

Выйдя дворами к проспекту Стачек, я повернул к станции метро Автово,
откуда, флегматично шевеля усами-антеннами, уже отползали один
за другим сразу три таракана-троллейбуса. Это значило, что теперь
дожидаться следующего придётся, вооружившись спортивным терпением.
К сожалению, ничего, кроме этих неповоротливых, медлительных конструкций,
не могло доставить меня к Владу. Мысленно посвятив этому обстоятельству
сдержанное ругательство, я почти через силу поплёлся к остановке.

«Нет, – мысленно подмигнул я себе, – наёмные убийцы не живут в
такой дыре. Разве что для маскировки», – я саркастически скривил
угол рта.

Однако факт остаётся фактом: я до сих пор не знал Влада до конца.
И не знал никого, кто бы его знал. При этом его знали многие.
И он знал многих, очень многих. Я имею в виду женщин. Знали ли
они об этом? А чёрт его знает!

Мне-то лично многое в его отношениях с женщинами стало понятно
в тот первый вечер в боулинге (ещё даже до того, как случай наглядно
продемонстрировал мне кое-что из моих догадок). Когда работаешь
в баре, автоматически становишься почти профессиональным психологом.
Чтобы мозг не простаивал, пока ты сам стоишь за стойкой, начинаешь
упражняться в составлении характеристик на посетителей и довольно
быстро уже можешь читать по их лицам и жестам не хуже, чем гадалка
по ладоням. Так что взгляды, которыми обменивался Влад со своей
спутницей, дали мне почти исчерпывающую информацию о роде их отношений.

Во-первых, стало ясно, что оба они довольно чужие друг другу люди,
которых в настоящий момент объединяет разве что смертельная скука.
Правда, и скучали они как-то несинхронно, каждый на свой собственный
манер. Скука Влада была расслабленной, в чём-то элегантной, вежливо
маскирующейся под ироническими ухмылками, которыми он щедро одаривал
свою спутницу. Та, напротив, выглядела озабоченной и напряжённой.
К Владу она, вероятно, питала не более тёплые чувства, чем те,
какими можно проникнуться к ослепительно красивой обуви, которая
при этом безбожно натирает. Он был ей по всем признакам неудобен,
непонятен и неинтересен, но и отпускать его от себя она не собиралась,
на что явно намекали грозные взгляды по сторонам, профилактически
адресованные курсирующим мимо особам женского пола.

Часам к десяти народу в клубе значительно поубавилось («дневные»
посетители начали расходиться, а «ночные» к нам ещё не пожаловали),
и шеф, страдающий аллергией на малейшую передышку в моей работе,
отправил меня мыть туалеты. Я с некоторым сожалением покинул свой
наблюдательный пост за стойкой и отправился на новый трудовой
объект. Слава Богу, в мои обязанности не входило надраивание сантехники,
мне предстояло всего лишь пройтись шваброй по полу в предбаннике,
а также в коридоре между мужским и женским отделением. Натянув
резиновые перчатки, я добросовестно взялся за работу, существенно
облегчённую тем фактом, что по счастливой случайности никто из
посетителей пока не спешил в уборную и не болтался у меня под
ногами.

Доведя пол предбанника почти до зеркального блеска, я вышел с
ведром в коридор и в очередной раз окунул тряпку в источающий
цитрусовые ароматы раствор моющего средства. Именно в этот момент
мой слух внял негромким, немного торопливым шагам, приближающимся
к ещё влажным следам моей уборки.

«Эх, чёрт! – подумал я. – Опять будут грязные разводы!»

Но когда я обернулся, моя маленькая досада переросла в большую,
так как я увидел перед собой именно ту парочку, за которой так
проницательно наблюдал весь вечер.

«Не хватало, чтобы они увидели меня в этом положении!» – ругнулся
я про себя.

Особенно стыдно мне, конечно, было перед Владом, который, как
мне казалось, непременно проникнется ко мне презрением, увидев
меня подтирающим туалеты. Странно, но мнение этого, пока что совершенно
незнакомого человека, уже не на шутку меня волновало.

Однако мои опасения, вроде бы, не оправдались: несмотря на тряпку
у меня в руках, Влад взглянул на меня, казалось, даже более благосклонно,
чем когда я стоял за стойкой.

– Послушай, – начал он ещё издали, немного развязно растягивая
слоги. – Сюда сейчас никто не заходил?

Я отрицательно покачал головой, не совсем понимая цели его вопроса.

И вдруг, остановившись прямо передо мной, он запустил руку за
пазуху пиджака, достал бумажник и, выудив оттуда почти наугад
одну из аккуратно расправленных купюр, протянул её мне:

– Будь добр, присмотри, пожалуйста, чтобы нас никто не беспокоил,
– сказал он мягким, доверительным тоном и, едва купюра оказалась
у меня в руках, исчез со своей спутницей за дверью мужского туалета.

Я был озадачен, не зная, радоваться ли неожиданному подарку (сумма
была непустяковая), обижаться ли отведённой мне роли или же просто
пойти и доложить обо всём шефу. Последнее я, разумеется, не сотворил,
а, напротив, терпеливо дождался возвращения обоих любителей туалетной
любви с твёрдым намерением хотя бы вернуть назад всунутую мне
взятку. Но обезоруженный очередной улыбкой Влада, я тут же сдал
свои позиции и молча пропустил его мимо, послушно продолжая сжимать
в руке отработанный гонорар.

Разозлившись на себя, я, чертыхаясь и яростно орудуя шваброй,
закончил уборку и вернулся на своё место в игровом зале, надеясь,
что незнакомец, поставивший меня в такое двусмысленное положение,
убрался восвояси. Но он оказался ещё там и даже, как ни в чём
не бывало, направлялся прямо к стойке бара, чтобы я подсчитал
ему всё, что он потратил в клубе за сегодняшний вечер. Девушка
уже исчезла из поля зрения: вероятно, она дожидалась своего героя
где-нибудь у выхода.

Вложив в автомат его клубную карточку, на которую записывались
все оказанные посетителям услуги, я выставил ему счёт, постеснявшись
вычесть из него сумму, которую он вручил мне только что у туалетов,
так как шеф краем глаза внимательно следил за нашими финансовыми
операциями. Влад расплатился наличными и уже собирался идти, но
я, спохватившись, окликнул его:

– Вы забыли талончик на бесплатную парковку перед клубом. Для
всех наших посетителей.

Усмехнувшись, он мягко отвёл мою руку, готовую вручить ему талончик:

– Неужели я произвожу впечатление человека, который не может сам
заплатить за парковку?

Позже я узнал, что машины у него нет и никогда не было. У него,
как выяснилось, вообще ничего не было, кроме его евровнешности.
Но этого я, конечно, несмотря на свою наблюдательность и проницательность,
на тот момент знать не мог. Я ведь всего лишь психолог, а не ясновидец!

На следующий день он снова явился в клуб. На этот раз с совсем
другой дамой. Я сразу мысленно окрестил её Чебурашкой за чуть
оттопыренные и вздёрнутые кверху уши. Впрочем, это был уже зрелый
Чебурашка, доживший лет до тридцати пяти и, к тому же, обладающий
атлетическими плечами крокодила Гены. Судя по деловому костюму
с дизайнерским уклоном, это была начинающая предпринимательница.
Судя по размашистой амплитуде и волевой траектории движений –
она ещё вчера стояла на грядке или у станка. Судя по мультипликационной
ошарашенности в уже слегка примятых глазах – она ещё многого не
понимала в этой жизни.

– Ну как тебе? – спросил меня Влад, как старого знакомого, кивнув
на свою новую подружку.

Он как раз подсел к бару, оставив Чебурашку самостоятельно гонять
шары на одной из дорожек, чему она предавалась со спортивным азартом
и богатырской энергией.

– Вчерашняя мне больше понравилась, – признался я, чувствуя, что
он действительно хочет слышать моё честное мнение, а не вежливое
поддакивание.

Влад благосклонно рассмеялся.

– Ну не каждый же день одно и то же, – сказал он, ловко подцепив
на соломинку, плавающую в коктейле дольку апельсина.

На этом закончился наш первый доверительный разговор.

Через два дня я снова увидел его в клубе. Он пришёл один и сразу
же устроился возле стойки, заказав кофе с сахаром и молоком.

– Послушай, – заговорил со мной теперь уже почти постоянный клиент,
когда я в очередной раз остановился перед ним, протирая стаканы.
– Почему у вас здесь так скучно?

– А зачем же вы сюда ходите? – ответил я вопросом на озадачивший
меня вопрос.

– Спасибо за гостеприимство! – иронически заметил Влад, перегнувшись
через стойку и похлопав меня по плечу. – Просто, знаешь, – продолжал
он, снова отхлебнув свой кофе, – я недавно в вашем городе и не
очень хорошо себе представляю, куда здесь можно пойти.

– В Питере некуда пойти? – снова изумился я.

– Только не посылай меня в музей или в театр, – предупредил он.
– Это меня не особо интересует. Мне нужно что-нибудь с непринуждённой
атмосферой, но на уровне. Чтобы женщины на это клевали и чтобы
самому от скуки не помереть.

– Сходите на дискотеку, – посоветовал я.

– А где здесь хорошие дискотеки? – заинтересовался Влад.

– Тут прямо за углом есть одна, называется «Акватория». Того же
хозяина, что и наш клуб. Говорят, там неплохо, – сдержанно порекомендовал
я. – По четвергам и субботам у них бывают известные ди-джеи.

– Класс! – оценил мою информацию Влад.

– Да, круто, наверное, – подтвердил я, ныряя под прилавок за формочками
для льда.

– Скажи-ка, – обратился ко мне Влад, когда я снова выпрямился,
– ты до скольки работаешь в эту субботу?

– До одиннадцати. А что?

– Пойдёшь со мной на разведку в эту «Акваторию»? А то одному не
хочется, а бабы уже надоели.

Видя, что я не тороплюсь с ответом, он прибавил:

– Не волнуйся, всё за мой счёт! Я тебя приглашаю!

– Да нет, проблема не в этом, – поспешно вставил я.

– А в чём? Мама так поздно не отпустит? – усмехнулся он.

Осознав, что и вправду никаких организационных проблем для этого
культпохода не существует, я кивнул:

– Хорошо, пойдёмте.

– Не «пойдёмте», а «пойдём»! – поправил он меня. – Или ты собираешься
всю жизнь говорить мне «вы»? Поверь, я ещё не такой старый. Как,
кстати, тебя зовут?

– Денис.

– А, Денис Давыдов, – засмеялся он, вероятно, думая, что он первый,
кто, услышав моё имя, выдаёт эту шутку. – Ты стихов случайно не
пишешь? – прибавил он для пущей оригинальности.

– Нет, но иногда воюю, – сказал я, насыпая очередную порцию зёрен
в кофемолку.

– С кем же, интересно? – участливо осведомился Влад.

– С кем попало, – объяснил я. – За свои идеалы. Но только внутренне.

– Плохо, что только внутренне, – неожиданно серьёзно заметил Влад.
– Я в твоём возрасте ни одной драки в микрорайоне не пропускал.
Не выходил из дома без цепи и лезвия... Не веришь? – осведомился
он, перехватив мой скептический взгляд. – У меня есть доказательства.
Я тебе покажу как-нибудь.

Довольно трудно было так вот сразу представить себе Влада в обычной
уличной драке. Мне казалось, что если он и дерётся, то только
на пистолетах. Но впоследствии он действительно продемонстрировал
мне глубокий шрам, проходивший с правой стороны по его животу.

«Вот она, внутренняя борьба, – пояснил он тогда. – До самых внутренностей!»

В субботу Влад, как и обещал, зашёл в клуб, чтобы забрать меня
после работы, и мы вместе отправились за угол в «Акваторию». На
этот раз на нём не было пиджака, только ярко-зелёная рубашка и
пересекающие её наподобие пулемётных лент декоративные подтяжки.
В таком боевом виде он прекрасно вписался в слегка «шизанутую»
дискотечную тусовку – по крайней мере, визуально. По всему было
видно – он приготовился развлекаться по полной программе. Я старался
не отставать от него на танцплощадке, хотя меня после работы,
несмотря на грохочущую музыку, клонило в сон, а действительность
постепенно принимала какие-то ирреальные очертания, будто меня
окружали не люди, а призраки.

«Механическое сердце – всё сильнее бьётся и на волю рвётся. Механическое
сердце – как огонь пылает, но никто не знает», – жаловалась Таня
Буланова из всех динамиков.

Под действием выпитого пива и смертельной усталости мне стало
казаться, что и с моим собственным сердцем происходит что-то не
то: оно, как пористая губка, вдруг пропиталось надрывными эмоциями,
готовыми при первой же возможности хлынуть наружу. Я чуть не разрыдался
в такт припева, но вовремя спохватился и понял, что пора отдохнуть.
Влад тоже не возражал против небольшой паузы, и, объяснившись
друг с другом с помощью жестов (иначе бы нам пришлось орать, перекрикивая
музыку), мы дезертировали с танцплощадки. Нашим прибежищем стал
один из столиков, обнаруженных за низкой перегородкой на другом
конце зала. Звуковые волны докатывались сюда уже чуть приглушённо,
давая нам шанс на членораздельный разговор. Однако этим шансов
пользовался в основном Влад. Я только вежливо улыбался и клевал
носом, что, впрочем, нисколько не мешало ему болтать без перерыва.
Неудивительно, что я абсолютно не запомнил, о чём тогда шла речь.
И лишь один эпизод запал мне в память, да и то окружённый какой-то
странноватой аурой, будто это был маленький кусочек реальности,
отколовшийся от огромной глыбы забытья.

Так или иначе, я помню, как в дискотеке вдруг резко сменилось
настроение. Наверное, пришёл новый ди-джей и сразу же выкинул
все пластинки с приглаженным электронным саундом и сладкоголосыми
певичками, врубив мощный гитарный рок в стиле «Limp Bizkit». Девушки
с голыми лопатками, сверкающими какой-то блестящей обсыпкой, обиженно
покидали танцплощадку и поспешно прятались за своих кавалеров.
Танцы почти прекратились. Но это не смущало варвара-ди-джея, который
упорно настаивал на своём, атакуя публику всё более агрессивными
гитарными наворотами.

В какой-то момент из хаоса вдруг стало рождаться нечто более осмысленное,
размеренное, почти мелодичное. Я узнал одну из композиций с трибьюта
«Гражданской обороны», где их песни перепевали в модных аранжировках
различные актуальные группы, и невольно закачался в такт.

В рядах жмущихся к стенке посетителей стало заметно некоторое
волнение. Откуда ни возьмись на танцевальной площадке возникло
несколько невысоких ребят в приспущенных на талии необъятных штанах
с выползающими из карманов декоративными цепочками, в коротеньких
курточках, утыканных, как орденами, массивными металлическими
значками, и надвинутых на лоб кепках. Чем-то они походили на беспризорников
времён гражданской войны, как их иногда показывают в фильмах.
На первый взгляд даже трудно было определить – то ли они безнадёжно
отстали от моды, то ли, напротив, радикально её опередили.

Проигрыш закончился, заразив ползала поддакивающими движениями
подбородка, и певец с ядовитой, немного флегматичной горечью в
голосе затянул куплет:

Пацаны в кепках, не вынимая рук из карманов и не меняя невозмутимых
выражений лиц, начали проворно двигаться по площадке, имея в виду
какой-то особый, одним им понятный вид танца. Между тем, депрессивные
интонации куплета сменились почти обличительной энергетикой припева,
переходящего на последних строчках в сдавленный хрип:

С началом второго гитарного проигрыша от группки танцующих отделился
один паренёк и, переместившись в самый центр, начал отплясывать
особенно причудливым образом. Я пригляделся к «солисту». На вид
ему было не более четырнадцати (чудо, что его вообще пустили на
дискотеку в такое время!). Однако на лице, насколько оно просматривалось
под кепкой, лежала печать по-стариковски угрюмой серьёзности,
как и у всех его товарищей. Это лицо словно окаменело, а тело,
напротив, двигалось всё быстрее и быстрее, опережая гитарные рифы
и впадающий в отчаянное рычание вокал:

Руки танцующего уже перемещались в воздухе, как лопасти ветряных
мельниц, в то время как ноги вертелись в бешеном подобии чечётки.
Внезапно он лихо подпрыгнул в воздух, потом ещё и ещё раз, и вдруг
приземлился на шпагат, вырвав у публики ропот изумления. Но тут
же паренёк снова вскочил и пляска продолжалась:

Я посмотрел на Влада. Он так же, как и я, внимательно наблюдал
за жутковатым танцем.

– Это же надо умудриться так испоганить песню, – сказал он наконец,
и я впервые увидел, как сдвинулись брови на его всегда открытом,
спокойном, красивом лице. – Сыграть «Гражданскую оборону» в стиле
подростковой рок-попсы, кому такое только в голову пришло? Уж
не думал, что доживу до того, как под песни Летова будут отплясывать
на дискотеках! Лучше бы их совсем забыли! Если Летову всё равно,
если он даёт разрешение на такие перепевы, то нам не всё равно!
Нам, тем, кто слушал его десять лет назад и понимал, что он хочет
сказать! А разве этот понимает? – он кивнул на дёргающегося в
апокалиптических конвульсиях паренька в кепке. – Не понимает и
правильно делает! Потому что сейчас такое время: думать немодно
– модно двигаться!

То ли свет в дискотеке падал неудачно, то ли моё подуставшее за
день зрение обманывало меня, но в этот момент я заметил резко
отпечатавшуюся морщинку, проходившую возле его левого глаза. Ни
до, ни после она как-то не привлекала моего внимания. Но именно
в ту минуту я вдруг усомнился, а правду ли он сказал мне, что
ему 26 лет. Подозрение, что он, быть может, намного старше, неприятно
поразило меня.

Однако, как позже выяснилось, сведения о его возрасте, были, скорее
всего, чуть ли не единственной правдоподобной информацией, которой
я на тот момент располагал о Владе. Все остальные компоненты образа,
созданного им в самый начальный период нашего знакомства, постепенно
отпали сами собой. Я так никогда и не узнал, где ему удалось раздобыть
деньги на те несколько эффектных появлений в боулинг-клубе и на
щедрый в плане напитков вечер в «Акватории». Так или иначе, излишка
условных (или реальных) единиц у него с тех пор не наблюдалось.
Мне самому приходилось нередко одалживать ему различные суммы
– скромные или не очень – почти без надежды на возврат. Скорее
всего, я уже давно с избытком возместил Владу мою туалетную премию,
а также перегруженное наценками дискотечное угощение. А может,
и нет. Я не хотел считать, как не считал сам Влад в те первые
дни (да и после он никогда не утруждал себя излишними вычислениями).

Машина, на которой он якобы приезжал в клуб, разумеется, тоже
оказалась чистой воды мистификацией. У него и прав-то, кажется,
никогда не было. А жил он в то время в общежитии какого-то училища,
где, впрочем, и не думал учиться. Об источнике своих доходов (если
таковой вообще имелся) Влад скромно умалчивал. Я не допытывался,
довольно быстро сообразив, что любой труд он считает для себя
постыдным, и, если уж ему приходится этим заниматься, предпочитает
держать всё в стерильной тайне.

(Продолжение следует)