Проза

Начало

Продолжение

В вагон робко заглянула девушка в кремовой блузке и так и осталась
стоять у двери, откашливаясь и слегка выравнивая свою позицию
по отношению к проходу между скамейками. Создалось ощущение, что
она собирается читать стихи. Но это оказалось ошибкой, потому
что через пару секунд девушка извлекла из полиэтиленового пакетика,
висевшего у неё на запястье, небольшую упаковку и приподняла её
на вытянутой руке.

– Пластыри фирмы «Оникс», – забубнила она, – пригодятся в любом
хозяйстве. Что бы с вами ни случилось, вы всегда можете на них
положиться. При любых происшествиях просто берёте одну штуку –
она ловким движением выхватила из пакетика полоску пластыря, –
срываете с него защитную ленту, – это указание было также проиллюстрировано,
– и закрываете поражённый участок, – девушка торжественно приклеила
пластырь на свой высокий, открытый лоб.

– Где же она раньше была? – усмехнулся Влад. – Нас тут с поезда
скинуть хотели. Мы уже к худшему приготовились, ну а с таким пластырем,
как я понимаю, бояться нечего. Заклеил всё, что надо, и пошёл
дальше!

– Ага, – поддержал я его, – и во время войны он незаменим, особенно
при химической атаке. Просто заклеиваешь рот...

– И не дышишь! – добавила Вика.

– Я уже не говорю о четвертовании и колесовании, от которых вас
ничто, кроме этого пластыря не излечит, – продолжал Влад.

Девушка уже прекратила вещать и пошла через вагон в надежде сбыть
хотя бы пару упаковок своего товара, а мы всё никак не могли успокоиться
и чуть ли не падали с лавок от смеха. Было похоже, что вернулись
старые времена, когда Вика ещё не успела забеременеть и вызывала
в нас с Владом больше любви, чем жалости. Впрочем, даже тогда
мы редко так веселились. Всё-таки предвкушение дачных удовольствий
взяло своё.

Я приоткрыл окно и, опираясь одной ногой о сиденье, подтянулся
и выглянул наружу.

– Вот это кайф! – сообщил я остальным, получив чувствительную
пощёчину от ветра.

– Много там коров насчитал¬? – поинтересовался Влад, так как мы
проезжали через поле.

– О! – я чуть не сполз вниз от удивления. – Посмотрите, что это
там?

Мои друзья прильнули к стеклу и так же, как и я, увидели недалеко
от железнодорожных путей совокупляющуюся парочку. Занимались они
этим в наиболее классической позе и, насколько можно было понять,
с вполне классическим азартом. Вот что делает с людьми свежий
воздух!

Настроение у нас поднялось ещё больше, даже Вика вскарабкалась
на сидение и, отталкивая меня, старалась выглянуть в раскрытую
форточку, чтобы, если что, первой заметить следующую эротическую
сценку на пленере.

Поезд пошёл мягче и тише. Мы снова приближались к станции. Вика
поднялась с места, и я понял, что мы приехали. Но это меня почему-то
не обрадовало. Вдруг всеми силами захотелось продолжить поездку
и задержаться в вагоне хотя бы ещё на несколько станций. Впрочем,
причина тут, скорее всего, была в погоде, которая вдруг неожиданно
переменилась к худшему, замутив небо грязными облаками.

«Так вот какое оно, Саблино», – подумал я, когда мимо нас промелькнула
первая табличка с названием станции.

Впрочем, понять, какое же оно всё-таки, с первого взгляда было
совершенно невозможно: самая заурядная станция, отгороженная от
внешнего мира чахлыми зелёными насаждениями.

– Здесь обычно многие выходят, – объяснила Вика, проворно пробираясь
к тамбуру.

Однако, кроме нас, почему-то никто не вышел – ни из нашего вагона,
ни из какого-либо другого, так что, когда поезд снова отчалил,
мы остались одни на совершенно пустой платформе. Несмотря на лёгкое
затемнение, дождя, кажется, не намечалось и жара схлынула только
слегка, уступив место стабильному, тлеющему теплу. Наш дачный
отдых начинался, стало быть, совсем неплохо.

– Ну а теперь куда? – спросил Влад.

Его голос звучал немного раздражённо, будто он был разочарован
тем, что перед ним не раскрылись сразу же ворота увеселительного
парка.

– Теперь автобусом километра три, – почти обречённо вздохнула
Вика. – Автобус, правда, раз в час ходит, или в полтора – не помню
точно. Но, может, нам повезёт.

Мы спустились к остановке и поняли, что нам, скорее всего, всё-таки
не повезло: расписание выглядело так, будто по нему пару раз прошёлся
когтями Фредди Крюгер. Расшифровать эту бумажную бахрому мы не
смогли бы при всём желании. Однако, судя по тому, что на остановке
не было ни души, ждать автобуса в обозримом будущем было бесполезно.

– Можно ещё пешком, – призналась Вика под нашими вопросительными
взглядами. – По Советскому проспекту, напрямую. Минут за сорок,
думаю, дойдём.

Советский проспект, на который показала Вика, поманил нас парой
деревянных строений куда-то в пустоту.

– Ладно, идём! – скомандовал Влад. – Чего время терять?

– Может, сначала перекусим чего-нибудь? – предложил я, параллельно
нащупывая взглядом какой-нибудь киоск или забегаловку.

– Да, я с самого утра ничего в рот не брала, – покаялась Вика,
скромно умалчивая о привокзальном мороженом.

– Ну этому-то как раз совсем нетрудно помочь, – Влад ущипнул её
за щёку.

Она раздражённо увернулась и прошла несколько шагов, не выбирая
направления, но потом вдруг остановилась и ткнула пальцем перед
собой:

– Вон там рынок, видите? Давайте хоть яблок купим!

Я с трудом представлял себе, что рынок можно настолько хорошо
спрятать. По крайней мере, я его в упор не видел и не слышал.
Для меня вообще явилось полным откровением, что мы в настоящий
момент не единственные живые существа на этой станции. Но Вика
уже вела нас к тёмно-синему забору за автобусной остановкой, под
которым на перевёрнутых деревянных ящиках, как оказалось, сидело
несколько бабок, демонстрировавших свои товары. Они и вправду
здорово замаскировались: их грязно-зелёным нарядам позавидовал
бы любой сознательный десантник. Ещё только не хватало перемазать
лицо какой-нибудь защитной гуашью, и можно спокойно забрасывать
их в любой болотный регион.

Ожидать, что эти кикиморы (в хорошем, сказочно-ассоциативном смысле
слова) продают нечто заслуживающее внимания, было очень наивно.
Но мы всё же со здоровым, голодным любопытством заглянули в их
немного оплывшие суконные мешки, заменявшие им и прилавок, и витрину.
Я был готов увидеть там всё, что угодно, даже цирковую змею, и
тем не менее содержимое неприятно поразило мой разгулявшийся было
аппетит. Дело в том, что ничего, кроме пыльных репок, недожаренных
семечек и заскорузлых импортных жвачек, нам тут не предлагали.

– Да это не рынок! – развёл руками Влад. – Это же прямо восточный
базар! Тут всегда так оживлённо?

Вика решила взять инициативу в свои руки.

– А яблок у вас нет? – спросила она, не желая верить в очевидное.

Прошло несколько секунд, прежде чем бабки поняли, что от них чего-то
хотят.

– Нет, наверно, – простодушно ответила одна из них, стыдливо прикрывая
рот концом платка и разглядывая какие-то камешки на обочине.

Мы ещё немного погипнотизировали их мешки, очевидно втайне надеясь,
что спрос наконец-то родит предложение. Но он не родил.

– Ну давайте что ли семечек по стаканчику, – предложил я.

– А мне ещё жевачку, – попросила Вика. – Ух ты, с гномиками какими-то!
Я таких и не видела никогда. Или только в детстве...

На репку претендентов не было. В любом случае, в путешествие по
Советскому проспекту мы теперь отправились не с пустыми руками,
а с кульками из газеты «Консерватор», оставляя за собой шлейф
из шелухи, на которую алчно слетались голуби. Вика сжимала в ладони
ещё и редкую жевачку со злыми гномиками на серебряной обёртке.

– Надо попробовать, – сказала она наконец, разворачивая фантик
и пряча кулёк с семечками в сумку.

Хотя теоретически она, конечно, могла бы вполне совмещать эти
два лакомства. Я, например, знал одного человека, который мог
одновременно свободно пить пиво, жевать жевачку и курить при этом
сигарету.

– Фу, – сморщилась Вика, – что это за гадость? Безвкусная, как
каша, и рассыпается на крошки!

– Наверное, ещё времён Отечественной войны, – философски заметил
Влад. – Трофейная! Немцы бросили при отступлении. Здесь ведь шли
бои?

– Не знаю, – рассеянно покачала головой Вика, внимательно присматриваясь
к фантику, на котором действительно можно было разобрать какие-то
немецкие слова, написанные готическим шрифтом. – Их, скорее всего,
цыганки делают, сами. Я уж и не знаю, каким способом. Тут у них
целая фабрика, говорят...

– По производству жевачки¬? – засомневался я.

– Нет, не только. Ещё петушков там сахарных делают и вообще всякую
всячину вроде мочалок и заколок для волос. Никто, конечно, этой
фабрики толком не видел, но товары с неё почти каждому в деревне
попадались. На них никогда нет ни этикеток, ни названия производителя...

– А чего ж они их никак не подписывают?

– Ну ты даёшь! – рассмеялась Вика. – Будто им хочется, чтобы их
нашли! Они ведь нарочно где-то в лесу свой бизнес устроили, чтобы
никто никогда не докопался. К тому же, у них там краденые дети
работают...

– Что за чушь! – покрутил я пальцем у виска.

– Послушай, – искренне возмутилась она. – Ты здесь вообще когда-нибудь
был? Нет? Ну и молчи! А я каждое лето сюда приезжаю, так что уж,
наверное, знаю, что к чему.

– Ладно, не ссорьтесь, – посоветовал Влад, сплёвывая шелуху от
семечек. – Лучше бы подумали об обеде. Одними сказками про цыган
мы сыты не будем!

– Вон уже виден продовольственный магазин, – деловито объявила
Вика, пропустив мимо ушей пренебрежительное замечание о «сказках»,
в которые она, судя по всему, свято верила. – Закупимся там чем-нибудь,
а я дома на керосинке приготовлю.

Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что приземистый сарайчик,
в котором по уверениям Вики, торговали продовольствием, не только
закрыт, но и намертво заколочен досками. Зато соседний павильон,
пошире и посолиднее, предлагавший, судя по вывеске, «галантерейные
товары», был неожиданно открыт для посетителей. У входа стояла
телега с полусонной лошадью, очевидно ожидавшей своего хозяина.

Мы из любопытства подошли к витрине. На стекле была намалёвана
чернобровая красотка с развевающимися кудряшками, выбившимися
из-под кокетливо подвязанного на макушке платка. То ли эта мода
ещё не добралась до города, то ли картинку не меняли со стародавних
времён, когда это был последний писк. Внезапно я осознал, что
условная модница с витрины чрезвычайно смахивает на хрестоматийную
цыганку: даже родинка-мушка справа от по-журнальному тонкой линии
носа была у неё в наличии. Ну что ж, в деревне свои идеалы красоты.

Зато ассортимент товаров, расставленных под стеклом, почти не
отличался от городских магазинчиков микрорайонного значения: какие-то
помадки, лаки, накладные ногти и прочие предметы туалета, без
которых на даче, разумеется, никак не обойтись. Правда, всё почему-то
было исключительно сине-фиолетового цвета. Наверное, более ходовые
оттенки уже разобрали или никогда и не завозили.

Из магазина, прижимая к груди свёрток с покупками, вышел мужчина
в кепке, сел в телегу и, строго посматривая на нас, укатил в ближайший
переулок. Полагаю, что он успел-таки отхватить пачку сиреневых
румян, но стопроцентной уверенности у меня нет.

– Может, двинем уже? – предложил Влад. – Или закупимся на всякий
случай вазелином? – он шлёпнул Вику по тесно обтянутому платьем
заду.

Она, как и ожидалось, сразу же обиженно припустила вперёд, не
оглядываясь и делая вид, что мы ей абсолютно безразличны. Однако
уже через пару минут мы не только нагнали Вику, но и вынуждены
были нарочно замедлить шаг, чтобы не оставить её совсем позади.
Всё-таки с таким животом далеко не убежишь, и ей бы следовало
понимать это с самого начала. Скоро она совсем выдохлась, и каждый
шаг давался ей с видимым трудом, а мы, судя по всему, не прошли
ещё и двух километров из положенных трёх. Её каблуки то и дело
застревали в трещинах асфальта, сильно напоминавшего здесь кратеры
плохо зажившего вулкана. Но когда она, отчаявшись, скинула босоножки,
то комфорт передвижения достиг для неё почти инквизиционного уровня.

– Может, какую-нибудь машину поймать? – неуверенно предложил я.

Но машин не было видно даже на горизонте. Впрочем, как и прохожих.
Видимо, в эти часы в Саблино не принято гулять по Советскому проспекту.

Но вот далеко впереди показалась одинокая фигура – узкая и длинная
почти до неправдоподобия. Хотя, возможно, это просто расстояние
и пыльный воздух так искажали пропорции. Мне вообще сначала показалось,
что мы движемся на что-то неодушевлённое, вроде столба или пугала,
установленного кем-то для смеха прямо на обочине. Но фигура явно
была живой и продвигалась вперёд не менее целенаправленно, чем
мы. Хотя поверить в то, что это человек, было по-прежнему трудно:
слишком аморфны были его очертания, слишком доминантно выделялся
он на фоне окружающего пространства.

Вика, забыв вдруг про усталость и страдания, которым сельский
асфальт подвергал её нежные ступни, пошла быстрее:

– Мне страшно, страшно, – залепетала она, нащупывая ладонь Влада.

Но тот с подчёркнутым безразличием увернулся. Тогда она ухватила
меня за локоть и жалобно заныла:

– Кто это? Кто это?

– Откуда я знаю? Это же ваша деревня! – я пытался сохранять спокойный,
волевой тон, хотя сам с большим удовольствием свернул бы в какой-нибудь
переулок, если бы он нам только сейчас попался.

– Скорее, скорее, я боюсь, – Вика потянула меня вперёд.

Конечно, абсурдно было бежать со всех ног к существу, внушающему
издали такой ужас, но я мог её понять: она надеялась, что, рассмотрев
его вблизи, сможет успокоиться и убедиться в безобидности прохожего.
Однако пока что этот план не оправдывал себя: чем ближе подходил
к нам жутковатый путник, тем более мрачное и тревожное впечатление
он производил. По крайней мере, вроде бы, подтверждалось, что
это очень высокий человек, завёрнутый в чёрный плащ или пальто
до пят, в которое, возможно, он упрятал и лицо, потому что его
очертания абсолютно нигде не угадывались.

– Да, странный тип, – сказал я, чтобы разрядить обстановку.

Впрочем, Влад, казалось, не видел здесь вообще никакой проблемы
и шёл, спокойно пощёлкивая семечки и даже что-то напевая, от чего
становилось ещё более жутко. Вика же, напротив, тесно прижималась
ко мне, ища защиты, хотя я и сам был напуган не на шутку. Оглядевшись
по сторонам, я убедился, что мы были на этой улице один на один
с чёрным странником. Мне показалось, что я заметил у него на пальто
грязные белые следы, будто оно в нескольких местах было посыпано
извёсткой. Однако для бомжа незнакомец держался слишком прямо,
если не сказать самоуверенно. К тому же, его лицо всё ещё было
скрыто чёрным воротником или, скорее, шарфом, причём полностью
– на все сто процентов.

«Как он разбирает дорогу?..» – успел подумать я, но в тот же момент
Вика дико заорала и, резко развернувшись, уткнулась головой мне
в грудь, не переставая при этом дёргаться и кричать.

Я почувствовал себя свидетелем конца света. Что именно произошло,
было непонятно, но оттого ещё более ужасно. Кажется, на какое-то
мгновение способность к рациональному восприятию действительности
мне отказала. По крайней мере, первое, что я оказался способным
разглядеть после этого почти нечеловеческого крика, был Влад,
утешающий Вику и осторожно пытающийся отцепить её пальцы от моей
футболки. Она больше не кричала, но всхлипывала и боязливо осматривалась
по сторонам. Я тоже повернул голову: человек в чёрном уже миновал
нас и даже успел удалиться метров на 30. Он шёл всё так же уверенно,
не оглядываясь и не снимая с головы непроницаемый шарф, хотя Викины
крики могли бы вывести из равновесия кого угодно.

– Что случилось? – попытался выяснить я, как только Вика вернулась
в более-менее вменяемое состояние.

Хотя и без её пояснений я теперь видел, что не случилось абсолютно
ничего. То есть ничего такого, что хоть отдалённо оправдало бы
наш общий испуг.

– Откуда я знаю, чего он хотел? – выдавила из себя Вика, указывая
рукой на чёрного прохожего, будто грозя ему пальцем.

– Какая разница? – я уже по-настоящему разозлился на её беспричинную
истерику. – Идёт и идёт себе.

– А вдруг, а вдруг...

Я замер в ожидании какой-нибудь совершенно запредельной догадки,
но Вика, оказывается, мыслила вполне земными категориями.

– А вдруг он террорист? – выпалила наконец она. – Обвязался взрывчаткой
и ходит.

– Ага, – кивнул Влад, – и ходит прямо по этому вашему Советскому
проспекту, чтобы, если что, побольше было жертв!

– Я не знаю, – призналась Вика. – Но он слишком странный! И лица
нет!

– Если чего-то не видно, – наставительно произнёс Влад, – это
ещё не значит, что его действительно нет. Вот я у тебя под платьем
тоже давно кое-что не видел, – он провёл тыльной стороной ладони
по её сильно выступающей в последнее время груди, – но знаю, что
всё на месте.

(Продолжение следует)