Онтологические прогулки

Историко-критическое эссе

Радикальное постижение великого русского философа Н.А.Бердяева
о небесной (духовной) истории реформировало классическое историческое
познание, и среди прочих новаций обогатило историческую науку
новым представлением о критериях, объективно обусловивших начало
новой эры (н.э.) всемирной истории. Вместо малосодержательного
показателя о «рождении Иисуса Христа» в начало новой эры
легли два исторические потрясения, связанные нерасторжимой духовной
связью: распятие Иисуса Христа и Крушение Второго Иерусалимского
Храма. Это совместное явление я назвал Великой Еврейской
Схизмой. Оба эти события, несмотря на яркий аномальный характер,
не имеют в анналах стандартной хронологической истории никакого
исторического, а тем более, переломно-эпохального, значения. Традиционное
историческое познание, базирующееся на рациональном (причино-следственном)
выведении в контексте поступательной хронологической шкалы, не
знает когнитивной достоверности в событиях духовной генерации.
А потому гениальное открытие Бердяева, качественно преображающее
академическую историографию, не понято и не принято в исторической
науке по настоящую пору; аналогично не признаётся связь между
распятием Иисуса Христа и Крушением Иерусалимского Храма, а, соответственно,
понятие о Великой Еврейской Схизме остаётся вне исторического
познания.

Новаторский подход Бердяева к познанию исторического процесса
исходит из ключевого понятия русской духовной философии – культа
личности, а это означает, что творческий дух русского философа
номинально идентичен вдохновенному способу мышления библейских
пророков. И, в свою очередь, это значит, что еврейский (библейский)
сионизм в издании еврейских пророков, и, прежде всего, учение
пророка Исаии, непостижим для традиционной теории
исторического познания, где в основе полагается так называемая
концепция материалистического понимания истории (или исторический
материализм). Дерзновенный порыв еврейских пророков по
части сионизма, как опосредования Сиона, следовательно, может
быть адекватно раскрыт через представление о небесной истории
Н.А.Бердяева, в свете которого еврейский (библейский) сионизм
есть не что иное, как широковещательное обращение еврейской
Торы к человечеству.

Великая Еврейская Схизма свидетельствует о крутом переломе в небесной
(духовной) истории евреев; в показателях материалистического понимания
истории этот перелом выразился в утрате евреями своего государства
и изгнании их с родной территории, – для евреев началась эпоха
галута (рассеяния). Как духовное потрясение, Великая
Еврейская Схизма оказала деформирующее воздействие более всего
на сущность сионистской доктрины пророков. Сам факт рассеяния
евреев спонтанно и стихийно ставит вопрос о возвращении на историческую
родину и возрождении самостоятельного государства, и этот вопрос
из фрагмента сионистской картины, созданной библейскими пророками,
перемещается во главу угла. Тем самым непроизвольно отодвигается
в тень вселенский фактор сионизма, и, как следствие, деформируется
природа всей сионистской пророческой концепции. В формальном отношении
это выражается в том, что идея о Сионе – национальном доме евреев,
ввиду расширения её динамического потенциала, преобразуется в
идеологию, как субстрат нового видения еврейской
действительности в галуте. «Электронная еврейская энциклопедия»
(т.7) высказалась следующим образом по этому поводу: «Подлинное
же освобождение евреев возможно лишь на специально выделенной
для этой цели территории, где они, став большинством населения,
могли бы создать независимое или автономное государство, сформировать
социальную структуру по образцу европейских наций, добиться морального
и культурного обновления. В эту концепцию органично влились традиционные
представления об Эрец-Исраэль как исторической родине народа Израиля
и месте его грядущего возрождения. Тем самым была заложена основа
новой идеологии – идеологии сионизма».

В содержательном же плане деформация концепции произошла в направлении
перехода с индивидуалистической позиции, где законодательные функции
предназначались личностям – Богу и пророку, на коллективистское
воззрение, обусловливаемое приоритетом общих потребностей сынов
Израиля. Это обстоятельство, также спонтанно и самопроизвольно,
исключает и растворяет (вытесняет) душу учения пророка Исаии –
«остаток Израиля». Как понятие, «остаток Израиля» полностью
выпал из официального иудаизма и в его концептуальных основах
нет ни слова об «остатке Израиля». В совокупности это указывает
на резкое снижение морально-духовных претензий в новой вариации
сионистского воззрения: вхождение в Сион дозволено всей коллективной
массе народа Израиля, а не только духовно избранным личностям,
как предусмотрено в пророческой форме сионизма.

Итак, в новой концепции сионизма гегемоном процесса поставлен
народ как коллективная величина и системообразующая
константа. А где демиургом выступает народ, там широко открываются
двери для политики, то есть действиям, не подвластным
духовным критериям. Наиболее полно это сказалось на широко распространённом
тезисе – сердцевине нового макета: сионизм суть национально-освободительное
движение евреев. Для библейских пророков сионизм не был ни «движением»,
ни «течением», ни «направлением», а единственно только верой,
формирующей сектор духовного кругозора личности, – в противном
случае сионизм превращается в атрибут политической деятельности.
Аналогично, «национальность» лишена духовного содержания. Яаков
Кац определил: «Современный национализм поднимает этнические особенности
на уровень абсолютных ценностей. В эпоху, когда характерные национальные
признаки, такие, как связь с родиной, приверженность родному языку
и склонность предпочитать членов своей этнической группы, стали
универсальным явлением, превращение их в высшую и даже единственную
ценность, может считаться характерным для современного национализма»
(1939,с.16). Для современного национализма модно причислять национализм
к самосознанию человека, и в этом состоит наибольшее заблуждение
национальной ортодоксии. Самосознание есть исключительно только
то, что сознание приобретает в себе, для себя и из себя.
Национальность есть внешний атрибут, для приобретения которого
сознание не прилагает никаких усилий, – он дан сознанию с молоком
матери. По этой причине национальность не может обладать статусом
«ценность», – во всяком случае, необходимо приложить немало стараний,
дабы показать потребность национальности для личного сознания
человека. Национальность – ничто, – оно не хорошее
и не плохое, не положительное и не отрицательное. Оно может быть
только украшением: причём не национальность должна
украшать человека, а человек должен быть украшением национальности.
Блестящий представитель русской духовной школы М.О.Гершензон писал,
имея в виду политический сионизм: «Не нация, как утверждает сионизм,
есть подлинно-реальное в истории, а личность, потому что только
личность творит существенно и только ей до известной степени предоставлена
свобода выбора. Национальное начало действует автоматически и
не развивается самочинно; развивается личность, и только в ней,
питаемая её целостным развитием, национальность крепнет и очищается»
(2001, с.14).

Национальность есть новая, но отнюдь не единственная, характеристическая
черта сионистского воззрения, деформированного в коллективистскую
парадигму, опосредующую народ в роли гегемона истории. Аннигиляция
(устранение) «остатка Израиля», что лишило гарантии духовной значимости
нового Сиона, вытеснение вселенского фактора, как концептуального
параметра в теории сионистского учения, и, наконец, возведение
национализма в ранг высшей коллективной ценности, в совокупности
создало идеологические предпосылки для самого главного элемента
материалистического понимания истории – войны. А война
в иудейском мире называется антисемитизмом. Итак,
национальность и антисемитизм составили новое содержание деформированной
хартии сионизма, в котором было утоплено представление об «избрании
Иуды. Верховная роль народа в такой парадигме неизбежно порождает
ведущее правило об избранном народе, ибо логически
требуется, дабы идея сионизма, как национального дома евреев предназначалась
только для евреев. Тезис избранного народа евреев,
приписанный Богу, что само по себе является беззаконием, служит
одной из причин, возбуждающих политическое самодовольство и чванство
в обществе, и патетика превосходства, порождённая также определёнными
политическими комбинациями и интересами, весьма далёкими от духовных
запросов, становится источником антисемитизма, – как причины,
и как повод. (Об антисемитизме, ввиду специфики и обширности темы,
здесь я говорить не буду; нелишне только заметить, что с позиции
постулатов небесной истории, антисемитизм разделяется на внешний
с источником вне еврейской среды, и внутренний,
примером которого может служить чудовищный херем (проклятье) Баруху
Спинозе).

Сионистское вещание пророков, которое можно ещё назвать еврейским
планом Всеединства, если это последнее рассматривать не
как философскую концепцию, а как духовный принцип, по типу во
едино Иисуса Христа, есть не только первая в истории картина
вселенского единения, но и качественное, специфически еврейское,
жанровое содержание данной картины. Именно это обстоятельство
полностью исчезло в европейском сионизме, в результате чего идея
национального дома евреев из фрагмента этой картины превратилась
в общую картину сионизма, а сам сионизм стал национально-освободительным
движением.

Самый очаровательный из многоголосых апологетов палестинского
суверенитета евреев, Зеэв Жаботинский с присущим ему пафосом восклицал:
«И, может быть, это только самая скромная цель – нормализация
еврейского народа. Чтобы был он таким же нормальным, как и многочисленная
французская нация, как и малочисленная датская нация: все в своих
странах, все свободные» (2004,с.261). Таким образом, быть
как все. В этой схеме заложено больше смысла, чем в лозунге,
и опосредовано нечто более внушительное, чем стратегия, – тут
конденсируются коренные еврейские потребности «спокойной жизни
при физическом здоровье», опирающиеся на выбор альтернативы: осуществление
своего сокровенно-изначального – «быть как мы» или
довольствоваться чужим внушением – «быть как все».
Бог предназначал народ Израиля для демонстрации «государства и
телесных удобств», – если верить словам Б.Спинозы, а не доверять
ему нет никаких оснований, – для всех народов, а потому схема
«быть как все» функциональна непригодна для Божеской
миссии: Израиль должен воплотиться в символ Сиона, быть образцом
и маяком праведного устройства жизни людей, а не дубляжом внешнего.
В этих макетах – «быть как мы» и «быть как все» свёрнута вся историческая
интрига небесной истории евреев, и, пожалуй, наивысшая трагедия
еврейской исторической судьбы. На праве «быть как мы» настаивал
Бог и. естественно, пророки, которые создали соответствующую сионистскую
доктрину, объективирующей повеление Бога Саваофа; другими словами
Бог и пророки воплощали индивидуалистическую
идеологию. Но кто же противостоял этому индивидуалистическому
лагерю, продвигая нечто обратное, а именно, коллективизированное
в лице «быть как все»?

Здесь необходимо обратиться к свидетельствам библейской древности
и вспомнить знаменитую притчу о «золотом тельце». Фабула этого
глубокомысленного сказания такова: Моисей удалился на гору Синай
к Богу для окончательной редакции Великого Повеления на каменных
скрижалях – Синайского Откровения. Народ Израиля, не желавший
оставаться без руководства, потребовал у первосвященника Аарона,
старшего брата Моисея, поставленного Богом возглавлять священную
службу, поставить заместителя Моисея. Первосвященник Аарон, однако,
постановил нечто иное: он собрал у сынов Израиля золотые вещи,
отлил из них «золотого тельца» и велел ему поклоняться как богу.
Итак, глава клана жрецов-левитов первосвященник Аарон по всем
параметрам совершил государственный переворот:
«И сказал Господь Моисею: поспеши сойти; ибо развратился народ
твой, который ты вывел из земли Египетской; Скоро уклонились они
от пути, который Я заповедал им: сделали себе литого тельца, и
поклонились ему, и принесли ему жертвы. И сказали: «вот бог твой,
Израиль, который вывел тебя из земли Египетской». Моисей железной
рукой и жестоко подавил бунт и спросил Аарона, своего брата: «И
сказал Моисей Аарону: что сделал тебе народ сей, что ты ввёл его
в грех великий? Но Аарон сказал: да не возгорится гнев господина
моего; ты знаешь этот народ, что он буйный. Они сказали мне: «сделай
нам бога, который шёл бы перед нами; ибо с Моисеем, с этим человеком,
который вывел нас из земли Египетской, не знаем, что сделалось»
(Исх. 32: 7-8; 32:21-23). Таким образом, великий грех богоотступничества,
а, точнее, насильственную попытку захвата государственной власти,
первосвященник Аарон полностью вменил в вину народа, продемонстрировав
тем самым пренебрежительное к нему отношение, которое выглядит
ещё более контрастно на фоне заступничества пророка Моисея. Библия
говорит: «На другой день сказал Моисей народу: вы сделали великий
грех; итак я взойду к Господу, не заглажу ли греха вашего. И возвратился
Моисей к Господу, и сказал: о, народ сей сделал великий грех;
сделал себе золотого бога. Прости им грех их. А если нет, то изгладь
и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал» (Исх. 32:30-32). Разгневанный
Бог вознамерился истребить весь неверный народ, а с Моисея обещал
начать новый народ, – Моисею, как правителю, посчитать бы за радость
такое решение Бога: избавиться от строптивых, «жестоковыйных»
сынов Израиля и заиметь новый покорный народ. Но нет: в обращении
Моисея к Богу нет ультиматума, а есть своеобразно выраженная клятва
любви к народу. Любовь к родному народу обозначала не персональное
качество пророка Моисея, а общее родовое свойство института пророков,
аналогично, как пренебрежение народа со стороны Аарона определяет
собой одну типичную черту сословия священнослужителей или касты
жрецов-левитов, какое сквозит и подразумевается на протяжении
всего повествования исторической летописи Ветхого Завета.

Огромное значение библейской легенды о «золотом тельце» заключается
в том, что здесь впервые выявились на поверхности общественные
силы, из соотношения которых зародилась новая схема государственного
устройства, принципиально отличная от языческих, ассирийско-египетских,
сообществ, и создающая эмбриональные формы нового цивилизованного
общества. Центром тяжести этого последнего явилось представлении
о едином Боге и его заветах, а функционально-динамическое
отличие института пророков и касты жрецов-левитов, как еврейских
общественных сил, зиждилось на особом восприятии верховной воли
Бога каждой из сторон. Бог повелел Моисею: «Возьми левитов вместо
всех первенцев из сынов Израиля, и скот левитов вместо скота их;
пусть левиты будут Мои. Я Господь» (Числа 3:45). Левиты были замышлены
в прямом смысле слова как гвардия Бога. Очень
скоро левиты-первосвященники стали числить себя наместниками Бога
на земле, и беспрекословное подчинение народа Богу осуществлялось
через неукоснительное повиновение левитам. Человек в глазах левитов
мало что значил, его уделом было постоянное восхваление Бога и
покорность Божьей воле, которая, как считается, исповедуется левитами-жрецами
или раввинами. Заветы и указы Торы левиты также воспринимали через
собственную интерпретацию, и в их среде обособился слой особых
истолкователей (таннаим и амораим), составивших
так называемое «устное учение» – Талмуд, – своего рода
конкурент Торы и конституция левитства, хотя официально Талмуд
значится как усовершенствованная версия Торы. Другая функция предназначалась
в еврейском сообществе пророкам или институту пророков, созданному
Моисеем, – они знали себя посредниками между Богом
и человеком, и каждый человек чтился ими как со-беседник
Бога, то есть самоценная величина.

В своих духовных проповедях левиты или иудейское духовенство (клирики)
опирались на народ, как коллективное сообщество, хотя, как показывает
эпизод «золотого тельца», про себя фактически презирали «жестоковыйный»
народ. Внутри еврейства зародилось особое течение – фарисейство,
имя которого стало нарицанием лицемерия и двурушничества. В этом
состоит общественная ёмкость еврейского духовенства как социальной
силы общества. В отличие, Бог и пророки, будучи от природы индивидуальными
личностями, не признавали за сынами Израиля роли общественного
или исторического гегемона, но беззаветно любили этот «жестоковыйный»
народ. Такова неисповедимая премудрость Ветхого Завета.

Следовательно, верное и устойчивое государственное устройство,
которым пророки грезили в еврейском сионизме, и который, как обнаружил
Б.Спиноза, Бог предназначал еврейскому народу во имя благочестия
всех народов, состояло из правильного сочетания двух общественных
рычагов: пророческого и левитского (жреческого).
Но это не могло быть механическим или эклектическим совмещением
разнородных частей, а особенность, а правильнее, «премудрость»,
Бога заключалась в том, что приоритет и направляющее указание
в сочетании принадлежали пророческому фактору. Бог настолько доверял
пророкам, что дозволял им самостоятельно принимать верховные решения
в государстве, тогда как первосвященники могли давать лишь советы.
Моисей, как говорит Спиноза, – «…набирал служителей, а не повелителей
государства. Ибо он никому не дал права советоваться с Богом наедине
и где ему угодно, а следовательно, никому не дал власти, которую
сам имел, – устанавливать и отменять законы, решить о войне и
мире, избирать должностных лиц, как храмовых, так и государственных,
а ведь всё это – обязанности верховной власти. Верховный первосвященник
хотя имел право толкования законов и передачи ответов Бога, но
не как Моисей (когда бы он ни захотел), а только по просьбе полководца
или верховного собора, или подобных им, и, наоборот, главный начальник
войска и соборы могли спрашивать совета у Бога, когда они хотели,
но могли получить ответы Бога только от верховного первосвященника.
Поэтому речи Бога в устах первосвященника были не решениями, как
в устах Моисея, но только ответами; принятые же Иисусом и собором,
они потом уже получали силу приказания и решения» (1998, с.205).
Такой государственный строй Спиноза называет «теократическим».
Ибо в центре правления помещался Бог, пророкам принадлежала законодательная
власть, а левиты осуществляли духовный надзор или морально-нравственный
контроль за законами, – это и есть специфически еврейская схема
государства по принципу «быть как мы», именно та схема,
для которой Бог избрал народ Авраама и Иакова, и Спиноза
называл её Первым Царством.

Ветхозаветная притча о «золотом тельце» также ценна как историческое
свидетельство о наличие в среде левитов недовольства Божеским
порядком, и как попытка изменить схему устройства «быть как мы»
ещё до того, как сыны Израиля получили Синайское Откровение. Пользуясь,
благодаря огромному авторитету Бога у евреев, большим влиянием
в народной среде, левиты злоупотребляли мятежным духом «жестоковыйного»
народа и направляли богоборческую тенденцию сынов Израиля, «…пока
они, – как говорит Спиноза, – часто порабощённые, совершенно не
нарушили божественного права и не захотели смертного царя, так,
чтобы царским жилищем в государстве был не храм, но дворец…».
Спиноза продолжает: «…право княжеского достоинства присвоили себе
первосвященники, благодаря чему они получили неограниченное господство.
Отсюда у жрецов возникло сильнейшее желание царствовать и в то
же время добиваться первосвященнического сана; посему об этом
Втором царстве не нужно много говорить» (1998, с.с.215,216). Второе
царство – это эпоха еврейских царей, которая наступила во время
пророка Самуила. Библия особо подчёркивает, что царское правление
не было угодно Богу, а наоборот, Бог противился этому, и пророк
Самуил приложил немалые усилия, дабы отговорить народ от этого
опрометчивого шага, но сыны Израиля, поддерживаемые и разжигаемые
старейшинами и первосвященниками, были упрямы и упорны, требуя
«быть как другие народы».

Ветхий Завет повествует: «И собрались все старейшины Израиля,
и пришли к Самуилу в Раму. И сказали ему: вот, ты состарился,
а сыновья твои не ходят путями твоими; итак поставь над нами царя,
чтобы он судил нас, как у прочих народов. И не понравилось слово
сие Самуилу, когда они сказали: дай нам царя, чтобы он судил нас.
И молился Самуил Господу. И сказал Господь Самуилу: послушай голоса
народа во всём, что они говорят тебе; ибо не тебя они отвергли,
но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними. Как они поступали
с того дня, в который Я вывел их из Египта, и до сего дня, оставляли
Меня и служили иным богам: так поступают они и с тобою. Итак послушай
голоса их: только представь им и объяви им права царя, который
будет царствовать над ними. И пересказал Самуил все слова Господа
народу, просящему у него царя. И сказал: вот какие будут права
царя, который будет царствовать над вами: сыновей ваших он возьмёт,
и приставит к колесницам своим, и сделает всадниками своими, и
будут они бегать пред колесницами его; И поставит их у себя тысяченачальниками
и пятидесятниками, и чтобы они возделывали поля его, и жали хлеб
его, и делали ему воинское оружие и колесничный прибор его. И
дочерей ваших возьмёт, чтоб они составляли масти, варили кушание
и пекли хлебы. И поля ваши лучшие возьмёт и отдаст слугам своим.
И от посевов ваших из виноградных садов ваших возьмёт десятую
часть, и отдаст евнухам своим и слугам своим. И рабов ваших, и
рабынь ваших, и юношей ваших лучших, и ослов ваших возьмёт, и
употребит на свои дела. От мелкого скота вашего возьмёт десятую
часть; и сами вы будете ему рабами. И восстенаете тогда от царя
вашего, которого вы избрали себе; и не будет Господь отвечать
вам тогда. Но народ не согласился послушать голоса Самуила, и
сказал: нет, пусть царь будет над нами; И мы будем, как прочие
народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести
войны наши» (1 Цар. 8:4-20).

Итак, став «как все», евреи ушли из-под действительной опеки своего
Бога, и вся реальная власть перешла к левитам-первосвященникам,
которые стремились стать царями – наместниками Бога на земле,
а главной целью верховной власти стало сохранение действующего
порядка «быть как все», и вместо Божеской явилась человеческая
политическая власть в государстве. Религия преобразилась в форму
правления, а первейшими врагами государства и левитов стали пророки,
несущие праведную весть Бога и выступая злостными возмутителями
спокойствия, хулителями левитского беззакония и порицателями нечестивого
народа. Поэтому сионистское учение пророков было не просто отвергнуто
иудейским духовенством, но и плотно заблокировано как недостойное,
возвращающее к прошлым формам «быть как мы». По настоящее время
о пророческой (библейской) конструкции ни слова не говорится,
ни в официозном иудаизме, ни в академическом сионизме. В среде
левитов крылатой стала фраза рава Аврагама Йоше Фрейнда: «Они
злодеи не потому, что они сионисты. Они сионисты потому, что они
злодеи.

Политическая власть – это больше, чем власть, шире, чем право
командовать и руководить, глубже, чем тщеславная возможность творить
законы; политическая власть – это дурман психического невроза,
от плотных захватов которого не всегда удаётся избавиться, а чаще
всего он уходит с объектом в могилу. Еврейская история снабдила
мир жутким примером жертвы политической власти – человеческим
выродком царя Ирода. Хотя на начальных этапах эпоха еврейских
царей ознаменовалась выдающимися личностями (Саул, Давид, Соломон),
исторический результат этой эпохи был для евреев более, чем печальный:
раскол на два противостоящих и враждебных лагеря – иудеев и израильтян,
падение Иерусалимского Храма и рассеяние (галут) евреев; Великая
Еврейская Схизма – финиш эпохи царей. Такова цена обманутой надежды
«быть как все». Гениальный Спиноза красочно представил это обстоятельство
в своём эпохальном эссе: «Именно: 1) Что секты стали возникать
в религии только после того, как первосвященники во Втором царстве
получили власть постановлять решения и управлять делами государства;
для того, чтобы эта власть была вечной, они присвоили себе княжеское
достоинство и, наконец, пожелали называться царями. Основание
этого ясно: ибо в Первом государстве никакие декреталии не могли
исходить от первосвященника, так как у них не было никакого права
постановлять решения, но было только право передавать ответ Бога,
когда к ним обращались князья или народные собрания; поэтому в
то время у них не могло быть никакой охоты предписывать новшества,
но была лишь охота служить и защищать обычное и принятое. Ибо
никаким другим способом они не могли обеспечить свою свободу вопреки
воле правителей, как только нерушимо охраняя законы. Но после
того, как они получили правомочие заведовать делами государства
и право княжеского достоинства вместе с первосвященством, каждый
их них как в религии, так и в остальном начал искать личной славы,
определяя всё первосвященническим авторитетом и делая ежедневно
новые постановления относительно церемоний, веры и всего прочего;
они хотели, чтобы эти постановления были не менее священны и не
менее авторитетны, чем закон Моисея. Вследствие этого религия
смахивала на пагубное суеверие, и истинный смысл и толкование
законов были извращаемы. К этому присоединилось также то обстоятельство,
что первосвященники, пролагая себе в начале реставрации путь к
княжескому достоинству, соглашались на всё, чтобы привлечь к себе
народ; именно, одобряли поступки народа, хотя бы и нечестивые,
и приспосабливали Писание к самым дурным его правам» (1998,с.218).

Самоочевидная идея о воссоединении евреев, рассеянных в результате
великого потрясения, идея о национальном доме Израиля, не несёт
в себе никаких противопоказаний в объёме воззрения пророков о
Сионе, даже напротив, сама идея входит фрагментом в общую картину
Всеединства. Модный некогда тезис о человеке мира,
как особи, выходящей за пределы национальной или государственной
ограниченности, просто не замечает, что на нём накручены сионистские
пелёнки, по существу, вся положительная ёмкость понятия
человека мира свёрнута в сионистском первосмысле еврейского
содержания. Эта идея, сделавшись в результате акта рассеяния основополагающей
всего воззрения сионизма, допускала органическое вхождение в каркас
сионистской доктрины о вселенском Всеединстве, не нарушая генерального
чертежа конструкции. Но для этой цели необходим был пророк-мыслитель
с его особенностью к вдохновенной интуиции и чутким ощущением
духа Божеской истины. Но евреи уже утратили своих пророков: давно
исчез Моисеев институт пророков, а последний на то время еврейский
пророк с садистским удовольствием был распят на кресте. Мудрецы
Талмуда, даже такой высокоодарённый как Моисей бен-Маймон (Маймонид),
не могли сравниться в этой части с пророческими откровениями,
а левитская идеология не позволяла следовать по пути пророков.
Совокупным духовным итогом стало то, что постулат избранного народа
заимел звание высшей догмы, чистокровная национальность приобрела
основное достоинство в жизни, а Сион стал олицетворять не всемирный
светоч, а эмблему главной национальной задачи Израиля. «Сионистское»
целиком растворилось в «национальном», то есть в «семитском»,
и любой антисемитизм отождествлялся с антисионизмом,
и наоборот. Эта идеология, как основа поведенческого норматива,
имеет хождение и в сегодняшнем Израиле, и публицист Аб Мише с
упоением пишет: «Мир язычников: суматошный мир богов-божков-идолов-кумиров,
весёлая свобода гульбы, убийства, совокуплений, предательств…А
евреи служат одной Верховной Силе, Творцу Вселенной и Высшей Правды.
Он избрал евреев на это Святое служение, вот их главная забота
на суетной земле…Массовое сознание древних евреев пропитывается
ощущением собственного превосходства, настолько сильным, что они,
храня свою чистоту, отказываются даже от браков с инородцами –
носителями идолопоклоннической «скверны» (еженедельник «Окна»
от 5.04.2007г., Тель-Авив). В Вавилонском Талмуде сказано: «Не
для чего иного Всевышний рассеял Израиль среди народов, но лишь
для того, чтобы приумножать среди них обращённых в иудаизм», но
тот же источник карает наивысшим грехом брачные союзы евреев с
иноверцами.

На такой основе идеология левитов, отвергнув пророческий путь
и пророческий проект, представила свою редакцию идеи национального
дома евреев или избавления от рассеяния и государственной беспризорности.
Эта редакция получила название «эсхатологической (эсхатология
– учение о конце дней) концепции», согласно которой
предвкушаемое избавление или конец дней галута, понимаемое в другом
толковании как национально-освободительное движение евреев, полностью
зависит от воли Бога и может быть реализовано через его посланника
– Мессии. Таким образом эсхатологическая (богословская)
версия включает в себя новый, отсутствующий в учении пророков,
компонент и главное действующее лицо – Мессию. В богословской
(иудаистской и христианской) литературе Мессия обладает необычайно
широким спектром и диапазоном смыслов и значений. Наиболее распространённым
для данного ракурса рассматриваемой проблемы, взятым на вооружение
кастой левитов и раввинов, является смысл избавителя:
Мессия – царь из дома Давидова долженствует возвеличить еврейское
царство и укрепить интересы и нужды Израиля. Это представление
привело к известной еврейской мечте, которая видит в лице Мессии
действительно царя-избавителя и освободителя, носителя высшей
еврейской справедливости. А между тем в «Электронной Еврейской
Энциклопедии» (т.7) категорически заявлено: «Будучи одним из аспектов
общего переустройства мироздания, избавление не может произойти
по инициативе отдельного человека или группы людей».

Нельзя не заметить, что в смысловом содержании эсхатологической
концепции слышится некий отзвук генерального набата пророческой
модели сионизма о вселенском преобразовании всех народов. Мессианская
форма идеи национального дома евреев называется «одним из аспектов
общего переустройства мироздания», а в своём общем виде эсхатологический
сионистский макет несёт преемственный момент предшествующего опосредования
Сиона в качестве нового миропорядка. В той же «Электронной Еврейской
Энциклопедии» (т.10) говорится: «Израильтяне считали себя народом,
избранным Богом, а в своём Боге видели властителя мира, так что
их религиозная вера объединяла идею избранности Израиля с универсалистской
идеей будущего правления Бога над всем человечеством».

Однако, как бы глубоки не были различия между эсхатологической
(мессианской) и пророческой (библейской) моделями сионизма, принципиальное
их отличие содержится в идеологической сфере: эсхатологическая
схема имеет в качестве своего субстрата идеологию Талмуда, («устное
учение»), а библейская схема – идеологию Торы («письменное
учение»). Эта двойственность есть чисто еврейский мотив,
и она просматривается во всех без исключения явлениях, принадлежащих
или исходящих из еврейского мира. Уже упоминавшийся Жерар Кан
писал: «Какой бы ориентации ни придерживались евреи, какую бы
концепцию еврейства ни разделяли, общей основой для них оставалось
отношение к двум фундаментальным еврейским текстам – Торе и Талмуду».
Отличия и различия между Торой и Талмудом относятся к числу излюбленных
тем не только иудейских богословов, здесь же я укажу лишь на один
момент в этой теме, какой не попал в круг внимания столь изощрённой
аналитики, но который имеет принципиальное значение в методике
исследования, принятой под влиянием бердяевских новаций. Тора
является итогом индивидуального вдохновения, и она была создана
пророком Моисеем в соавторстве с Богом за «сорок дней и сорок
ночей»; Талмуд суть плод коллективного творчества: начало ему
было положено в 500 г. до н.э., а завершение – в 500 г. н.э..
В создании Талмуда принимали участие немалое количество выдающихся
еврейских мыслителей, составляющих славу еврейского духовного
наследия, но следует думать, что помимо известных в еврейской
истории конфликтов между Торой и Талмудом (садуккеи, караимы),
имеются пока скрытые акты, вызванные взаимоотношениями коллегиального
характера «устного учения» и индивидуалистического образа «письменного
учения». Но тут важно, что это взаимоотношение само по себе кажется
едва ли не первым в истории оформленным духовным противоречием
личность – коллектив в качестве подлинного демиурга
исторического процесса, чем и знаменательна небесная история евреев.

Это значит, что коллективистские тенденции Талмуда, породившие
политизацию еврейского сакрального слоя, не в состоянии, согласно
методологии небесной истории Бердяева, дать достоверное решение
идеи еврейского национального дома. И, тем не менее, невзирая
на разительные функциональные различия пророческой и эсхатологической
моделей сионизма, несмотря на глубокие идеологические расхождения
Торы и Талмуда, они связаны между собой общей историко-генетической
почвой, и сионистская парадигма всецело принадлежит еврейской
духовной доктрине, где Бог и духовный фактор играют определяющую
роль. Перелом случился в Х1Х веке, когда в полный рост явился
европейский (традиционный) сионизм.
При пристальном внимании к этому общественному феномену, вопрос
о его происхождении не выходит за пределы фиксации отдельных призывов
к еврейскому возрождению на Земле Обетованной, и такие факты достигают
ХIII века, – попросту говоря, сионистский пожар в Европе в Х1Х
веке не имеет объяснения. Вовсе исключено из аналитического внимания
то обстоятельство, что этот пожар разгорелся в секулярной
среде еврейства, и именно светское воспитание было опорным при
ноуменальном освоении идеи еврейского национального дома или очага.
И этот момент таит в себе конструктивный важнейший смысл в европейском
сионизме.

Уход идеи еврейского национального дома из родоначальной сакральной
колыбели в секулярное общество, несомненно, связано с несостоятельностью
доктрины Мессии-избавителя и слабосильной коллективистской идеологией
в талмудистском исполнении. Огромную катализирующую роль при этом
сыграли драматические эпохальные события, происходившие в этот
период в европейской философии: человек был уравнён с Богом, а
верховный Бог был замещён другим божеством – человечеством. Эта
новая вера человекобожия, против которой решительно
выступали только русские философы-духовники, была привнесена философией
Людвига Фейербаха, и стала новым словом классической европейской
философии. В практическую сферу данная философия внедрила максиму,
отождествляющую религию с политикой; если еврейские священнослужители
– левиты вносили политику в религию, то Фейербах
сделал политику религией.

Таким образом, секулярная идея еврейского воссоединения не могла
не быть политическим опусом, и таковым она стала до мозга костей,
к тому же, уйдя из религиозного еврейского гнезда, она утратила
последние духовные запреты. Это означает, что оценочными параметрами
еврейского сионистского состояния в национальном единстве выступают
сугубо коллективистские показатели, а процесс обнаруживает направленное
стремление к исключительно материализованным конечным целям, –
как-то: большинство, территория, государство. Как сказано Зеэвом
Жаботинским: «…первый шаг в сионизме – создание еврейского большинства,
без которого не мыслимы ни сионизм, ни еврейское государство,
ни истинная еврейская нация». А далее Жаботинский прилагает текст
клятвы: «Всё, что мешает строительству еврейского государства,
связано ли оно с личными интересами, групповыми или классовыми,
должно безоговорочно отступить перед одним знаменем, самым высоким
идеалом – еврейским государством» (2004,с.с.252,254). Потому-то
академическая аналитика трансформировала сионизм в сугубо еврейское
национально-освободительное движение, приурочив его к Х1Х веку,
богатому на такого рода события.

Итак, политический сионизм есть выкристаллизованный результат
общего снижения духовного потенциала доктрины Торы-Моисея, какое
настигло евреев по ходу исторического времени. Политический сионизм
слагает общее родовое свойство всех разновидностей и видов европейского
воззрения – политического, палестинофильского, духовного, религиозного,
социалистического, рабочего; «политический» есть синоним «европейского».
Принято считать Теодора Герцля отцом-основателем политического
сионизма, но это заблуждение, – до Герцля существовало немало
тех, кто излагал идею еврейского национального дома в связном
или осмысленном виде: М.Наох (1825г.), Дж.Голер (1852г.), А.Петавель,
Ч.Уоррен, Б.Мусолино, Ж.-А.Дюнан; в основатели сионизма можно
числить даже императора Наполеона Бонапарта. Так что Т.Герцль
отнюдь не родоначальник сионизма, но его слова: «Сионизм есть
возвращение к еврейству прежде чем возвращение в Землю евреев»
стоят многого. Хрестоматийная работа Т.Герцля о еврейском государстве
грешит слабым, попросту ошибочным, экономическим базисом, но его
политический экстаз был беспрецедентным: Герцль сумел на всемирной
кузне поставить еврейство в ряд главных политических молотобойцев;
маленького Израиля ещё не существовало, а в кабинетах всех властелинов
мира говорили о евреях. Замечательное и исторически непреходящее
достижение австрийского журналиста. В истории также останутся
пламенные, возвышенные, с завораживающим пафосом слова Т.Герцля,
характеризующие политический сионизм как национально-освободительное
движение евреев: «Пусть знает и ведает весь мир, что истинный
сионизм – это нравственное, законное движение, исполненное человеколюбия
и стремящееся к извечной цели, составляющей непреходящие чаяния
нашего народа».

Еврейского публициста и мыслителя Ахад-ха-Ама (Ашера Гинцберга)
считают основателем духовного сионизма больше по причине того,
что он вёл упорную борьбу с политическим сионизмом Герцля. Но
это заблуждение ещё более: Ахад-ха-Ам занимал позицию, прямо противоположную
личностно– индивидуальной точке зрения подлинной духовности. Подобное,
сущностно коллективистское, воззрение Ахад-ха-Ам пытался вменить
в обязанность Моисееву учению, из которого совершенно справедливо
пытался выводить любое еврейское мнение: «Во всех своих заповедях
и законах, благословениях и заклятиях Моисеево учение имеет перед
собой единую и исключительную цель: благо национального коллектива
на его исторической земле. Индивидуальное же счастье совершенно
его не занимает. Каждый израильтянин рассматривается
им исключительно как член народа Израильского,
а благо, достигаемое всем коллективом, есть награда за деяния
личности…Народ один во всех своих поколениях, а отдельные личности,
живущие в каждом данном поколении, подобны тем маленьким клеточкам
в животном организме, которые, ежедневно обновляясь, ничем не
изменяют присущего всему организму общего единства» (1991, с.20-21).
Коллективные (народные) приоритеты есть артериальная кровь политического
сионизма. Повышенным благорасположением у Ахад-ха-Ама пользуется
еврейский язык (иврит), но его роль в создании государства, как
материального аппарата, преувеличена, и язык, средство духовной
связи, часто представляется вместо экономики, социологии, педагогики.

На фоне сочного засилья политического сионизма в Х1Х веке блестящей
кометой пронеслась работа «Автоэмансипация» Льва Пинскера из Одессы,
где показана возможность рассмотреть проблему национального дома
Израиля не с политической, а с подлинно духовной стороны, со стороны
«автоэмансипации», но попытка не состоялась.
Работа Л.Пинскера была не понята по существу поднятой в ней темы
не только современниками, но и сам автор, похоже, не осознавал
всю глубину своей интуиции. А потому эта неординарная интуиция
прозвучала не как выражение нарождающегося в сложившейся обстановке
еврейского сознания, а как оригинальное напоминание о выходившем
тогда на общественную арену России «еврейском вопросе». Нынешние
аналитики вспоминают о Льве Пинскере много чаще, чем современники,
но с той же печатью горького непонимания, – так, профессор А.Воронель,
аннотируя работу Б.Нетанияху «Пять отцов сионизма» (2006г.), пишет,
что «Автоэмансипация» Л.Пинскера «…произвела эффект разорвавшейся
бомбы в еврейской психологии во всём мире» и тут же, перескакивая
от непонимания к преувеличению, изрекает, «…что в его пророческой
книге заложены идеи, ставшие основой для разработки этой темы
западными социологами на сто лет вперёд» (еженедельник «Окна»
от 16.03.2006г., Тель-Авив). Попытка увязать постижения Л.Пинскера
с идеей еврейской нации, еврейской национальности и национально-освободительном
движением, то есть с генерирующими параметрами политического сионизма,
относится уже не к непроизвольному недопониманию, а к сознательному
искажению идеи «автоэмансипации». Единственное, в чём Л.Пинскер
убедил своих современников, что в деле освобождения еврей может
рассчитывать только на свои духовные силы.

Поэтому не удивительно, хотя и знаменательно, что всестороннее
понимание европейского сионизма как политического создания наличествовало
не в Европе, а в России. Именно в России была осуществлена глубокая
рефлексия существующего сионизма, и выдающийся мыслитель, уже
упомянутый М.С.Гершензон единственный правильно поставил вопрос:
«Нам нужно уяснить себе две цели: во-первых, верен ли исторический
закон, на котором базируется сионизм, и, во-вторых, та цель, которую
он ставит перед еврейством, заслуживает ли быть возведённой в
идеал. Я утверждаю, что и закон соблюдён неверно, и цель избрана
недостойная нас». И в решении поставленного вопроса Гершензон
постигает: «С сионизмом случилось то же, что можно наблюдать в
истории всякой политической партии: программа совершенно затмила
породившую её идею и тем превратила эту идею в догмат. Об основных
положениях сионизма никто не спорит, их только хранят, как золотой
запас, и в нужных случаях предъявляют ad extra (в чрезвычайности
– Г.Г.). С тех пор, как лет 25 назад они были впервые формулированы,
их никто не вздумал пересматривать, ни с целью проверки, ни даже
ради обогащения и упрощения. Их повторяют в бесчисленных журнальных
статьях, брошюрах, книгах, как непреложные истины, в одном и том
же составе, почти в тех словах. Весь разум сионизма поглощен тактикой,
все споры ведутся в границах программы; даже главнейший раскол
в сионизме не коснулся его сердцевины, потому что и духовный сионизм
Ахад-Гаама не спрашивает, верно ли определена конечная цель: он
указывает лишь иной путь к той же цели, какую ставит себе политический
сионизм» (2001, с.с.12,8)

Выводы М.О.Гершензона чеканны, однозначны и вращаются вокруг мысли
о том, что политический сионизм не соответствует истинным ценностям
коренной духовной доктрины евреев: «Поэтому я считаю себя вправе
сказать, что сионизм – не еврейское учение, а современно-европейское,
всего более немецкое; он вполне подражателен, результат заразы…Я
обвиняю сионизм в том, что своим признанием он усиливает в мире
злое, проклятое начало национализма, стоившее стольких слёз человечеству
и прежде всего евреям. В идеале сионизм стремится прибавить к
существующим уже безжалостным национализмам ещё один – еврейский…
Сионизм мыслит дальнейшее существование еврейского народа не в
тех своеобразных формах, какие могут выложиться наружу из недр
его духа, а в формах банальных и общеизвестных» (2001, с.с.19,20,22).Таким
образом, политический сионизм, взятый в качестве средства реализации
идеи о национальном доме евреев, предусматривает организацию этого
дома по схеме «быть как мы», – и в этом М.О.Гершензон усматривает
главнейшее упущение современной доктрины, предназначенной интеллектуальной
Европой для рассеянных сынов Израиля.

Сионистская идея, как её отшлифовали древнееврейские пророки,
принадлежит к вечным упованиям человечества, стремящегося
к общему, единому или согласованному сосуществованию в мире без
войн, вражды и ненависти. Понятно, почему для реализации столь
жгучего чаяния Бог избрал исполнителем тот народ, который выбором
Бога («избрание Иуды») продемонстрировал уровень своего интеллектуального
развития. А Гершензон заключает: «Сионизм есть отречение от идеи
избранничества и в этом смысле – измена историческому еврейству»
(2001,с.23).

Возникновение государства Израиль в самостоятельном и независимом
виде должно считаться актом эпохального значения для всей идеологии
и методологии сионизма, вне зависимости от его модификаций. Однако
точка зрения на этот акт небесной истории Бердяева и материалистического
понимания истории не совпадают в самой основе: появление государства
Израиль не устранило главного бедствия евреев – рассеяния (галут),
и еврейский мир по-прежнему состоит из разрозненных диаспор, то
есть сионизм не выполнил своей основной задачи. Будучи итогом
политического сионизма, государство Израиль строится посредством
открытого подражания внешним (в основном, американским) стереотипам,
осуществляя принцип «быть как все». В компетенцию данной думы
не входит характеристика государства Израиль в совокупности его
достоинств и недостатков, – здесь мне необходимо выделить три
пакета фактов, имеющих основополагающее значение при
рассмотрении в сионистском свете государственного устройства,
полученного евреями. Первый пакет: в 2002 году число
евреев, эмигрировавших в Германию, родину Холокоста, превысило
число евреев, эмигрировавших в Израиль, Землю Обетованную; в 2006
году количество евреев, покинувших Израиль, превысило число евреев,
поселившихся в Земле Обетованной. Это означает, что государство
Израиль не стало национальным домом евреев, и, следовательно,
оно разрушило заветную идею сионизма, а, соответственно, хрустальная
мечта рассеянных евреев не воплотилась в еврейское государство.
Второй пакет: чудовищный разрыв между богатыми и бедными,
как самая яркая черта реальной действительности современного государства
Израиль. Ещё Платон доказывал, что раздел между богатством и бедностью,
превышающий четырёхкратную величину, чреват социальным взрывом;
если судить по данным средств массовой информации, в нынешнем
Израиле эта величина составляет сорокачетырёхкратный размер, а
в отдельных сообщениях достигает трудновообразимый масштаб – 1:76.
Израильский журналист Александр Логовский написал: «Такой пропасти
между доходами верхней и нижней трети общества, как в нашей стране,
нет не только в развитых обществах, но и во многих государствах
третьего мира» (еженедельник «Еврейский камертон» от 08.12.2005г.).
Вне зависимости от статистики, одно в современном государстве
Израиль бесспорно: брешь между богатством и бедностью приобрела
такую дистанцию имущественного неравенства, за которой следует
классовая ненависть и классовая вражда. Это значит, что исчезает
основа для любого сионистского воссоединения как общееврейского
плана, так международного порядка.

И, наконец, третий пакет: рьяная политизация религии
и отсутствие конституции в стране. Вожделение ветхозаветного левитства
о политической власти сполна воплощено в государстве Израиль:
в израильском обществе не подвергается сомнению (по крайней мере,
официально) тезис, что раввины являются носителями еврейского
характера государства. Но этот тезис, однако, есть не более, чем
ложь и фарисейство: не может быть речи о еврейском характере в
государстве, соблюдающем принцип «быть как все». Являясь наследниками
левитов, религиозные сионисты Израиля несут в себе то же презрение
и пренебрежение народом, фарисейски восхваляя его на слух, поэтому
в государстве Израиль запрещены плебисциты как решения народа.
А между тем изобретателями и первооткрывателями конституций и
плебисцитов, как распространённых ныне фрагментов государственного
устройства, являются древнееврейские пророки, и Тора свидетельствует
о первом опыте народного волеизъявления (плебисците): «и отвечал
весь народ в один голос, и сказали: всё, что сказал Господь, сделаем»
(Исх. 24:3).

Другой излюбленный тезис религиозного сионизма состоит в том,
что государству Израиль не нужна конституция, ибо в еврейском
государстве роль конституции, как Основного Закона, должна исполнять
Тора (на самом деле раввины задействуют Талмуд). В этом и заключается
политический смысл, ибо раввины числят себя единственными и непогрешимыми
истолкователями Торы, посредством чего утверждаются в политических
властных званиях. Один из адептов раввинатской идеологии Нахум
Перер поясняет это в популярной прессе: «Наша еврейская конституция
– Тора непогрешима (во всяком случае её ещё никто не опроверг),
ибо она создана Высшим Разумом и на протяжении 3300 лет ни разу
не подвергалась пересмотру…Когда еврей в чём-то сомневается, он
обращается за разъяснениями к компетентному раввину, решение которого
является для него окончательным и не подлежащим дальнейшему обсуждению,
потому что устами мудрецов говорит сама Тора. Так было на протяжении
всей еврейской истории» (еженедельник «Еврейский камертон» от
22.06.2000г., Тель-Авив). Однако и этот тезис несостоятелен: Тора
не может быть законом, даже Основным, – Тора – это философская
система, в общем случае – мировоззрение, и как таковое содержит
в себе основные положения, которые должны быть обособлены в Основной
Закон (конституцию). Для Моисея конституцией служил кодекс из
десяти синайских заповедей, и нам до настоящего времени неведомо
каким образом пророк Моисей смог воплотить 10 заповедей в 613
уложений (мицвот) – 365 запретов и 248 утверждений, регламентирующих
весь жизненный уклад еврейского бытия.

Превращение религии в политику и политики в религию неизбежно
и спонтанно привело к тому, что духовная категория души еврея,
– основной персонаж учения пророка Исаии, – оказалась вытесненной
ритуально-обрядовой внешностью. И потому для современного общества
государства Израиль, – паствы политизированных раввинов, – не
имеет силы воззвание пророка Исаии: «Научитесь делать добро; ищите
правды; спасайте угнетённого; защищайте сироту; вступайтесь за
вдову» (исх. 1:17).

Итак, современное государство Израиль нельзя считать сионистским
образованием, ибо оно (государство) разрушило основы первопророческого
образа Сиона, и Сион лишился своего символического звучания как
центр притяжения всех евреев и народов. Сионистская мечта о общееврейском
национальном доме не состоялась, так же, как не сбылись мечтания
пророков о Сионе – обители вселенской правды. Государство
еврейское есть, но нет еврейского дома, – такова сегодня
главная действительность еврейского мира. Однако и понимания этого
обстоятельства нет в интеллектуальной прослойке израильского общества,
и профессор А.Воронель в полной уверенности своей правоты излагает:
«Идея Герцля, казавшаяся вначале абсурдной иллюзией, утопия, которую
Герцль «вознёс, как знамя», и провозгласил на весь мир, оказалась
единственно практичной» (еженедельник «Окна» от 16.03.20006г.,
Тель-Авив). А сионистская природа государства остаётся главной
характеристикой Израиля как у друзей евреев, так и его врагов,
и эта оценка превратилась в традиционную догматическую величину,
уже не вызывающей каких-либо сомнений.

(Окончание следует)