Маленькая, одинокая
Из книги
«Собиратель грез,
и другие парные и непарные рассказы»
Что касается Агнии, то маленькой она была всегда, а вот одинокой
стала относительно недавно. Это довольно грустная и страшная
история.
Агния любила бегать по лесу, печатая кроссовками гулкую изморось,
кленовые листья, ледяные корочки и молодую траву…
Постоянным было только время, пространство же рассыпалось под частой
дробью ее шагов. Агния выбегала в семь утра, каждый раз она
бежала новыми тропами, блуждая в лесу, словно в живом
лабиринте, всегда теряла ориентацию, но вдруг, увидев какой-то
знакомый фрагмент реальности, быстро находила дорогу к опушке
леса, и там, возбужденная, разогретая, создавала свой
немыслимый гимнастический танец.
Это был танец солнца и дождя, инея и росы, облака и звезды…
Именно в танце, однажды, сложившись пополам и косичками ударив
оземь, в перевернутом мире она и увидела его бегущего.
Валерка бежал с востока на запад, а глядел изумленно на север –
туда, где, под аркой из двух упругих ног в розовом трико
появлялась и исчезала перевернутая голова, с глазами, обращенными
на юг…
Раз-два, раз-два: работают его ноги и руки, три-четыре, три-четыре:
мелькает под аркой ее голова, и две косички ударяются о
тропу… Эх, запечатлеть бы навсегда в памяти и остановить этот
клип, сделать из него короткий рекламный ролик и забыть всю
нашу дальнейшую жизнь…
А вы еще не освоили невидимые тампоны пфумп? Тогда мы бежим к вам!
Но Валерка повернул на север, повинуясь розовому зову, и бежал, как
бы в рапиде, замедляя темп и становясь уже нерезким, как
профессионал, пересекающий финишную черту. Он бежал, глубоко
вдыхая весенний воздух, уже почему-то зная, что нашел свое
счастье, и перед ним простирается не лесная тропа, а самая
настоящая дорога новой любви.
Добежал, и замерло всё, словно кто-то ткнул кнопку стоп: Агния
застыла с широко раскрытыми глазами и внимательным ртом, а
Валерка застыл, словно статуя бегуна, в трех шагах расстояния
глядя на ее губы, упруго натянувшие розовую ткань.
Тишина и покой. Только тихонько покачиваются ее косички, кончиками
подметая тропу, и часто надувается его живот, и где-то далеко
трещит еще ничего не знающий дятел…
Но двинул Валерка кулаками, будто боксируя, а на самом деле –
приглашая в путь, распрямилась Агния, плечами повела, и вновь
побежало время, и оба побежали они в чащу, Агния впереди,
Валерка за ней, за своей новой любовью, за смертью, как выяснилось
потом…
Они бежали то рядом, хитро поглядывая друг другу в глаза, то
гуськом, жадно рассматривая друг друга в движении, и, наконец, на
поляне, защищенной густым ельником, друг на друга
набросились, вернее, как бы набросились на что-то третье, невидимое,
что каталось меж ними рядом в траве, нечто такое косматое, что
надо было схватить и запихнуть…
И далее, день за днем, конец весны, лето и начало осени – бегали они
по лесу за своей любовью, каждый раз находя ее на новом
месте в лесной глуши… И весь лес был завален их презервативами,
завязанными в узелок – такая вот у Валерки была привычка.
А осенью их настигла смерть.
Его убили сразу, удалив как лишнюю проблему, а ее долго валяли по
траве, гнали на ней верхом, натягивая косички, словно вожжи,
тыкали во все ее складочки ненасытные фаллосы, а,
насытившись, бросили ее мертвое тело в мусорную яму.
Ночью Агния ожила и выползла на шоссе. Ее подобрали двое веселых
мальчишек на джипе, им очень хотелось сделать с ней то же
самое, что другие сделали утром, но победили какие-то новые,
незнакомые чувства, и Агнию отвезли в больницу. Там и обнаружил
ее на следующий вечер муж, почти уже сошедший с ума от
фантазий.
Агния металась в бреду, ее косички бились о подушку, ей мерещились
голоса то тех, из леса, то других, из джипа, и еще кто-то
там, внутри Агнии говорил – те, которые подошли к мусорной яме
в лесу и потыкали ей в попку палкой…
– Пьянь иль наркоманка. Тепло еще, не замерзнет.
– Вот ведь штука! Когда молодой был, хоть раз бы баба в лесу
попалась. А тут… Только палкой ее потыкать, разве…
– Жизнь, она вообще – штука. Жизнь – она чем-то похожа на хуй.
– Я за эту тачку хорошие бабки отдал. А ты говоришь: в больницу.
– При чем тут бабки?
– При том. Девчонка – пятьдесят баксов в час. А я их джипом беру.
– Как джипом?
– Молча. Как хуй встанет, так первую с обочины и беру. Ты прикинь,
почему у меня стекла темные? Мне эту тачку еще целый год
отрабатывать, если по девчонке в день.
– Так. Теперь ты в жопу, а я в рот.
– А Злат?
– А Злат будет вокруг бегать и матерные песни орать.
– Жизнь, она, скорее, пизда, а не хуй. С чего ты взял, что она хуй?
– Хуй. Сначала ты маленький, мягкий. Потом встаешь, расправляешься.
И вдруг оказалось, что всё – кончил. И тебе уже шестьдесят.
– И что – все дают?
– Все. Как пикало к горлу приставишь.
– И что – никто потом ничего? А если номер запомнит?
– Пыталась одна. Но у меня ж на морде не написано, что я мент.
Посмеялись ребята.
– Теперь ложим ее на Злата. А я сверху.
– А я?
– А ты в рот.
– А Солнце?
– А Солнце подрочит пока.
– Пизда. Потому что сначала она гордая и сухая. А потом хлюпает и
кричит, и просит еще. Так и жизнь. Сколько не живешь, тебе все
равно мало.
– Давай монетку кинем. Если орел, то трахнем. Если решка – отвезем в больничку.
– Теперь ты в груди, я меж лопаток, Злат в рот, а Солнце в гриву.
– А Ветер?
– А Ветер на подмене. Играем, кто последний, на десять баксов.
– Жизнь – это жопа. Глухая, темная жопа, куда мы все с помощью хуя
приходим из пизды.
Муж сидел у ее постели, слушал, что Агния говорит в бреду, и плакал
от жалости к себе.
Это был мирный пятидесятилетний человек. Десять лет назад ему крупно
повезло, и он стал богатым. Он ушел от старой невзрачной
жены и взял себе новую, гибкую красавицу Агнию, быструю,
словно Лара Крофт.
После этого случая Агния разлюбила его, и он разлюбил Агнию. Она
лежала, не двигаясь, молча ожидая, когда он кончит, а он, чтобы
кончить, призывал на помощь образы других женщин, как это
было с первой женой. С той ночи, когда в образе другой
женщины появилась собственной персоной первая жена, он взял курс
на развод.
Они расстались без малейшей тени, без обиды и сожаления, муж купил
ей уютную однокомнатную квартирку и положил в банк деньги, с
тем, чтобы женщина жила на процент, и о том, что его убили
друзья-бизнесмены при очередной разборке, Агния узнала
случайно, полгода спустя, встретив на оптовке бывшую соседку по
старой квартире.
Вот, оказывается, почему прекратились от него письма, которые она
получала примерно раз в месяц. Именно раз в месяц он
напивался, давая короткую передышку своему старому организму. Если бы
друзья не помогли ему расстаться с жизнью, он и сам бы умер
лет через пять, бизнесмен.
В последние годы его жизнь превратилась в непрерывный трудовой
кошмар. Когда-то давно, выбрав за ее основу комсомольскую линию,
он как раз и имел в виду сытое спокойное счастье…
Но все перевернулось в мире твоем, Господи… Нет теперь в жизни
счастья, а есть только постоянная борьба за счастье, которая не
счастьем кончается, но смертью.
Агния больше не бегала по утрам, хотя муж выбрал ей квартирку на
опушке леса, думая, покойник, что когда-нибудь она вернется к
спорту.
Агния тосковала. Она стала полнеть, у нее остался довольно широкий,
очень сексуальный шрам на щеке. Ее сильно возбуждало, если
какой-нибудь мужчина прикасался к этому шраму кончиком языка.
Агния стеснялась просить мужчин об этом, она вообще
стеснялась говорить о любви. Она старалась потереться щекой, прямо
своим шрамом о щетину мужчины, выпустить кончающий фаллос
изо рта и быстро прижать его к щеке, чтобы струя ударила прямо
в шрам… С годами так получилось, что шрам стал необходимым
центром ее оргазма.
О чем она думала в эти минуты?
О лесе. О глухой поляне, где лежал остывающий Валеркин труп. О
мальчишках, которые прорастали вокруг нее, то сокращаясь
пружинисто, то извилисто змеясь…
– Солнце и Ветер в подмышки…
– Бросишь ее на горячий капот…
– Жопа она, хуй и пизда…
Теперь Агния знала, что счастье возможно, что любовь существует,
только она подразумевает смерть…
Агния знала, что однажды наступит такое утро, когда она наденет
розовое трико, заплетет две тонкие косички и побежит, свободная
и быстрая, словно Лара Крофт, по безлюдному лесу, печатая
кроссовками гулкую изморось, кленовые листья, ледяные корочки
и молодую траву…
Она бежит новыми тропами, блуждая в лесу, словно в живом лабиринте,
возбужденная, разогретая, и губы твердеют от трения о ткань,
и косички стучат по плечам, и где-то далеко трещит еще
ничего не знающий дятел, а она все бежит за любовью, за смертью,
и, наконец, на поляне, защищенной густым ельником, ждут ее
счастливые безбашенные мальчишки – Солнце и Ветер, Злат и
Свят.
Они будут любить ее весело и зло: в груди и в подмышки, в уши и в
лопатки, в жопу и в рот, и залюбят ее до самой смерти… И вот
тогда взлетит она над лесом, и в ослепительно синей вышине
исполнит для всесильного зрителя свой безумный, свой последний
танец солнца и дождя, инея и росы, облака и звезды.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
