Литературная критика

31 марта 2008 года знаменитый французский писатель Жан Бло отмечает 85-летие. Он – президент Французского и вице-президент Международного ПЕН-клуба. Но, прежде всего, Жан Бло – наш соотечественник.

Большевики под кроватью

Жан Бло родился в Москве во времена НЭПа. Его родители
воспользовались относительным либерализмом новой советской политики и
эмигрировали во Францию. Жану Бло тогда не было и года.

На Западе отношение к русским эмигрантам было враждебное: для левых
они были черносотенцами, фашистами, а для правых – красными.
В семье Жана Бло разговаривали на русском языке, но мальчик
на вопросы родителей старался всегда отвечать
по-французски. Ведь быть русским считалось неприлично. Для маленького
Жана образцом для подражания был Владимир Набоков, который в
совершенстве говорил и писал по-английски лучше англичан. Его
великолепный аристократизм вызывал уважение и восхищение.

Владимир Набоков бывал в семье Жана Бло, как, впрочем, и многие
другие русские писатели, уехавшие из революционной России –
Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Иван Бунин. Конечно, за
столом обсуждалось то, что происходило на родине. Отношение к
коммунистам было однозначным. И, хотя для мальчика
застольные беседы казались скучными, тем не менее, рассказы о
кровожадных большевиках потрясли его воображение и запечатлелись в
памяти.

«Я очень испугался, когда похитили генерала Кутепова, – вспоминает
Жан Бло. – Возможно, это были страхи детства, а к ним еще
примешался комплекс похищения. Я настолько отождествлял себя с
генералом Белой армии, скрывавшимся, как и мы, в Париже, что
каждый вечер, вставая на четвереньки, проверял, нет ли
большевиков под моей кроватью».

Двойник поэта

Настоящая фамилия Жана Бло – Александр Блок. Отец боготворил
петербургского поэта, сам писал стихи, и даже сумел как-то показать
их мастеру. Тот сочувственно отозвался о первых пробах
пера. Но профессиональным поэтом отец так и не стал. Три года
спустя у него родился сын, которого он и назвал в честь
великого петербуржца.

Однако быть тезкой знаменитого человека – значит, все время попадать
в двусмысленное положение. Когда Александр занялся
сочинительством, ему стали говорить: «Какие замечательные стихи вы
написали, особенно о Прекрасной даме!». Случались и иные
курьезные истории.

В Париже, в Пале де Шайо, продавали русские книги, которые в те
времена стоили очень дешево. Молодой эмигрант заказал полное
собрание сочинений Александра Блока. Через три дня подошел к
прилавку. Его спрашивают: «На чье имя был заказ?». «На имя
Александра Блока!» – ответил он, «Такой молодой, и уже столько
написал!» – проворчал продавец.

Конечно, были недоразумения и во время заграничных командировок. На
советской границе, как и полагается, стали проверять
паспорт. «Александр Блок? – удивились пограничники. – Так он же
умер тридцать лет назад!».

В общем, пришлось нашему герою взять литературный псевдоним. Так
Александр Блок стал Жаном Бло. Правда, путаница продолжается и
поныне. Несколько лет назад в Италии переиздавались
сочинения Александра Блока. Одна итальянская газета напечатала
обширную рецензию на творчество великого русского поэта и рядом
поместила фотографию. На фотографии был запечатлен… Жан Бло!

Беспартийный коммунист

В 1940 году Франция была оккупирована фашистской Германией. Кое-кто
из французов пошел в коллаборационисты, стал сотрудничать с
немецкими оккупантами. Самыми бескомпромиссными борцами с
фашизмом оказались французские патриоты – коммунисты. 22 июня
1941 года, когда гестаповцы ворвались в его дом, Жан Бло
ушел к подпольщикам. Он был связан с тайной голлистской армией
и поддерживал отношения с ФТП – организацией «франтиреров и
партизан». К моменту освобождения Жан Бло был мобилизован, и
в чине младшего лейтенанта служил в Первом Ронском полку
под командованием знаменитого полковника Фабьена. С оружием в
руках он освобождал Лион и другие города Франции, ставшей
для него второй родиной. В полку велась активная
коммунистическая пропаганда, и младший лейтенант, сочувствующий
коммунистам, даже получил бланк заявления о приеме в партию.

«Я принадлежу к характерному для моего поколения типу людей –
говорит сегодня Жан Бло. – Я из тех, кто, несколько месяцев
проносив в кармане бланк заявления о приеме в коммунистическую
партию, так никогда и не решились заполнить его. Иначе говоря,
если я никогда не придерживался идей и политики,
составляющих основы коммунизма, то все же был среди сочувствующих».

Борода Маркса

Как эмигрант, Жан Бло имел так называемый нансеновский паспорт,
Конечно же, он очень хотел стать гражданином Франции, которую
освобождал от гитлеровцев. Но даже славная биография активного
бойца Сопротивления не убедила чиновников – во французском
гражданстве Жану Бло было отказано. Бюрократия есть
бюрократия – она приспосабливается к любым политическим режимам и
процветает повсюду.

Жан Бло уехал в Америку, в Нью-Йорк, где устроился сначала
переводчиком в ООН, а затем стал служащим ЮНЕСКО. Работа давала
возможность общаться со многими писателями, актерами,
художниками, ездить в командировки по всему миру. Жан Бло вторично
познакомился с кумиром своего детства Владимиром Набоковым, и
впоследствии написал о нем книгу. Тогда же друзья привезли ему
из Советского Союза драгоценные рукописи Ахматовой и
Мандельштама. Он перевел на французский язык «Реквием», «Поэму без
героя», воронежский цикл стихотворений. Анна Ахматова
высоко оценила эти переводы.

И все же одно дело – получать весточки из России, и другое – самому
приехать на родину, которую никогда не видел. В 1958 году,
полный романтических ожиданий, Жан Бло отправляется в
командировку в Москву, где когда-то родился и где в одном из
переулков стоял его родовой дом. То, с чем он столкнулся, резко
отличалось от его представлений о коммунистическом рае.

«Мы ожидали обнаружить энтузиазм, придающий жизни религиозную
напряженность, – рассказывает он. – А нас встретило терпение и
покорность – коротко стриженые затылки, с глубокими морщинами,
сутулые спины. Разумеется, плакаты и гигантские портреты –
их так много, что вскоре у нас появилось ощущение жизни под
их взглядами, – лозунги, на всех углах вопиющие о всеобщей
радости. Когда же, наконец, наступит день, который повсюду
возвещают портреты – мягкие взгляды, твердые фуражки, и этот
невероятный Маркс, потерявшийся в собственной бороде как в
лабиринте?».

Сердце России – в сказке

В том году, когда Жан Бло покинул Россию, в Москве вышла книга
замечательного мыслителя Евгения Трубецкого, посвященная
философии русской сказки. Удивительно, как ее тогда напечатали –
ведь философ доказывал, что коммунистическая идеология сродни
утопическим идеалам народной сказки, и в этом смысле
победивший в России коммунизм не был случайным явлением.

Интерес Жана Бло к русской сказке тоже не был случайным. «Отец читал
мне вслух сказки Пушкина про ученого кота на златой цепи,
про царя Солтана или Золотого петушка – вспоминает писатель.
– Под них я погружался в сон, но сказки сопровождали меня и
там».

Побывав на родине, Жан Бло отнюдь не разочаровался в России.
«Волшебная страна!» – говорил он коллегам по службе. «Что же там
волшебного? – спрашивали его. – Улицы грязные, гостиницы
грязные, а кафе вообще нет». «Ну да, – соглашался он, – все
правильно: и улицы грязные, и гостиницы грязные, и кафе нет, а
страна все равно волшебная!».

Мучительно размышляя о России, пытаясь ее понять не столько разумом,
сколько сердцем, Жан Бло пришел к выводу, что русские
сказки и небылицы своим феноменом обязаны чувственности.
Реальность представляется в России крайне скудной в силу того, что
ее покинул дух. А без этого святого духа реальность – всего
лишь брошенная изба. Настоящая Россия там, где под зеленым
дубом ходит кот на златой цепи и напевает песенки.

«Между тяжестью настоящего и головокружением будущего существует
определённая связь, её следует обнаружить, – пишет Жан Бло в
своей последней книге. – Но как признать мечту, когда она
воплотилась, когда человек или общность реализовали ее? Чтобы
идти по пути, ведущему от человека или города к Идеалу, стоит
соблюдать двойную верность: реальному и идеальному. Русский
человек среди прочих людей оказался наиболее верным идеалу,
и наименее – реальности».

Свобода как пустота

«Нынче все русские жалуются – констатирует Жан Бло, говоря о
сегодняшнем времени. – Страну охватило нечто вроде депрессии. Ничто
больше не имеет смысла – ни дела, ни правительство. Свобода
пуста. Но не в этом ли её природа и ее определение?
Очевидно, что каждому предстоит заполнить ее, меблировать,
сотворить ее подобно личности».

По Жану Бло, то, ради чего свершались демократические перемены в
стране, есть пустота. Свобода – это некая пустая комната, куда
поселили жильца, и теперь он должен сам ее меблировать или,
говоря иначе, обустроить.

Беда только в том, что русского человека, обобрав до нитки, поселили
не в пустую комнату, защищенную кирпичными стенами законов
и прогретую батареями социального вспомоществования, а в
чистое поле, где негде спрятаться от ветра, дождя и снега, где
отсутствует возможность защититься как от неизбывных
посягательств государевых мытарей, так и от нападок лихих людей.

Впрочем, действительно грешно впадать в уныние, а стоит поучиться у
Жана Бло неиссякаемому оптимизму и юмору. Вчерашний
эмигрант, скитавшийся по миру в поисках своего счастья, отважный
боец Французского сопротивления, едва не сгинувший в фашистских
застенках, сегодня Жан Бло – известный писатель. Свою
последнюю книгу он назвал «Солнце заходит на Востоке» и посвятил
России. Эта книга написана с такой пронзительной любовью к
нашей стране, что впору иному русскому позаимствовать толику
этой любви.

Жану Бло – восемьдесят пять. Но он по-прежнему молодцеват и
подтянут. И по-прежнему рассказывает анекдоты, которые скорее похожи
на мудрые притчи. Вот один из них.

На Бруклинском мосту сидит нищий слепец и держит табличку: «Подайте
слепому». Подходит к нему писатель и спрашивает: «Сколько ты
зарабатываешь?». «Ну, – прикидывает нищий, – 2-3 доллара в
день». Писатель взял табличку и что-то написал на обороте:
«Теперь держи табличку этой стороной!». Через месяц писатель
снова приходит и спрашивает: «Сколько сейчас
зарабатываешь?». Тот ужасно обрадовался: «Знаешь, я зарабатываю 30-40
долларов в день. А что ты там написал?». «Все очень просто, –
отвечает писатель, – я написал: «Придёт весна, а я её не
увижу».

г. Санкт-Петербург