Онтологические прогулки

Проект Сергея Роганова «Homo Mortalis»

(опыт типологического описания)

Исследования в области истории русской философии

«Проблема смерти и бессмертия – это одна из самых притягательных и
самых мучительных тем русской культуры» – замечает
современный исследователь _ ³⁵.

Действительно, в русской философской культуре смерть нашла глубокое
осмысление. В.В. Розанов заметил, что для русских «близиться
к смерти» и «близиться к святости» одно и тоже, раскрыв тем
самым особое отношение русских к смерти, в котором
проявились значимые духовные черты народа. Современные авторы
подтверждают эту идею, говоря что мистика смерти и Воскресения –
архетипическое ядро «этоса» русского народа _ ³⁶.

Смерть как нравственная проблема со всей определенностью ставится
В.С. Соловьевым в «Трех разговорах», в которых Князь выражает
широко распространенное вненравственное мнение о ценностной
нейтральности смерти: «…совесть не только ничего не говорит
нам о смерти, но и не может говорить. При все своей
огромности для наших житейских, мирских чувств и желаний смерть не в
нашей воле и поэтому никакого нравственного значения для
нас иметь не может. … смерть есть такой же безразличный факт,
как, например, дурная погода». Полагая смерть безусловным
«законом», тем самым лишая ее нравственного значения, эта
точка зрения стремится к тому, чтобы вычеркнуть смерть из орбиты
философской рефлексии. Достоевский словами Свидригайлова
очень метко выразил эту позицию: «боюсь смерти и не люблю,
когда говорят о ней».

«Смертный, – по словам прот. Георгия Флоровского, – строго говоря, –
недочеловек» _ ³⁷. Как нравственное сознание может мириться с
этой «недочеловечностью» своего бытия, что оно предпринимает
для преодоления этой онтологической неполноты?

Совокупный опыт русской философии дает увидеть, что этот
мучительный. Прежде всего, для нравственного сознания вопрос, вопрос о
«больном бытии» был всегда в центре построений русских
мыслителей. Именно он и был основным духовным мотивом
философствования, исходящего из осознания трагичности своего бытия.

Процесс постижения национального сознания в России через постижение
философских оснований отечественной культуры в последнее
десятилетие приобретает все более полновесные и продуктивные
формы. Постепенно приходит понимание того, что русская
философия представляет собой уникальное духовно-интеллектуальное
явление, невыводимое из философских традиций Запада и Востока.
Коренное свойство русской мысли, ее «фундаментальный
богословско-метафизический характер» (М.Н. Громов) сохраняется на
всем историческом протяжении.

Сейчас появились работы, в которых непосредственно рассматриваются
решения проблем жизни и смерти, характерные для русской
философской ментальности. Среди исследований последних лет
выделяются труды С.С. Хоружего, на наш взгляд наиболее точно
определившего своеобразие русской философии; исследования
С.Г.Семеновой, В.Ш.Сабирова, О.С. Пугачева, Н.К.Гаврюшина,
К.Г.Исупова, И.И.Евлампиева _ ³⁸.

Особенность этих авторов в том, что фундаментальные черты
национального философского мировоззрения они непосредственно увязывают
с идей преодоления смерти. С.С.Хоружий выразил это
предельно ясно: «Суть и задачу «общего дела» человека и человечества
можно определить одною краткою формулой: неприятие смерти.
Ибо, хоть нам не дано ясно, «ответчиво» знать о том высшем
горизонте бытия, в который имеет претвориться человек, но мы
знаем твердо, что самое стремление человека к этому высшему
горизонту есть ни что иное, как стремление к преодолению
смерти, к избавлению от обреченности Ничто, к освобождению
здешнего бытия из-под власти дурной конечности. В этом –
последний самый глубокий смысл духовной работы человека: смысл
эсхатологический. ... А без этого чувства и напряжения всякое
духовное и культурное делание человека, в конечном счете,
только бесцельно и бесплодно, только длящееся под разными
формами рабство Ничто. ... неисчезающей нотой в культуре должно
звучать эсхатологическое напоминание и свидетельство: ига
смерти не должно быть. Единственное и истинное дело человечества
– преодоление смерти» _ ³⁹.

Воззрения некоторых отечественных философов изучены достаточно
глубоко и разносторонне (напр. Н.Н. Федоров, В.С.Соловьев,
Н.А.Бердяев, Л.Шестов, С.Франк, Е.Трубецкой). На основании
изученных взглядов можно говорить о типологических особенностях
отечественной философии. «Интенция бессмертия, заданная в
русской философии теономна (богозаконна), в то же время имеет
онтолого-моральные основания в плане «добро»-«зло», она
направлена на преодоление разрыва между метафизическим (нормальным)
и физическим (страдающим от нарушения нормы) миром» _ ⁴⁰.

В то же время предстоит работа по выявлению неизвестного у известных
(в частности большой интерес в этом смысле представляют
идеи В.В. Розанова, К.Леонтьева, Л. Карсавина, В.И.Несмелова,
С.А.Алексеева (Аскольдова), С.Н.Булакова, Б.Вышеславцева,
П.Флоренского, Д.С.Мережковского, Г.Флоровского, И.Ильина,
М.М.Бахтина, М.Н.Бахтина), а так же раскрытие новых и
малоизученных имен (Ф.Э.Шперк, Г.Э.Ланц, митрополит Платон (Левшин),
Евгений Булгарис, П.Е. Астафьев, В.А.Кудрявцева-Платонов,
А.А.Мейер, А.Горский, В.П.Свентицкий, Волжский (А.С.Глинка),
А.А. Токарский), выражающих сущность национального своеобразия
относительно изучаемой проблематики. Многие принципиально
значимые тексты конца XIX – начала XX века, затрагивавших
проблемы смерти еще не введены в научный оборот и практически
не известны.

Эти и многие другие авторы рассматривают вопросы о причинах смерти,
ее природы, ее неестественности для жизни и живущих, ее
благое и отрицательное значение, непостижимый и таинственный
характер. Не смотря на различную стилистику и мыслительные
конструкции этих авторов, можно обнаружить общую смысловую
основу, некий метафизический инвариант, позволяющий
классифицировать тексты русских мыслителей как принадлежащие к одной
национальной традиции. Это глубокая нравственная вовлеченность в
проблему смерти, попытка разрешить нравственную коллизию
жизни (ее трагизм) с целью обнаружить ее подлинные,
непреходящие основы. Смерть создает провокацию нигилизма, цинизма,
абсурда, бессмыслицы, анархии, ценностного релятивизма, иронии
и проч. Всего этого русская культура смогла избежать,
рассматривая и переживая смерть, прежде всего как нравственную
проблему.

Основательное знакомство с текстами русской философии позволяет
увидеть, что в отечественной духовно-интеллектуальной традиции
весьма низок интерес к эмпирической танатологии (особенно
медико-психологическим аспектам). Сам термин «танатология» в
классических работах отечественных философов, размышлявших над
смертью, не употреблялся. Говорили о «метафизике смерти»,
«сотериологии», «смысле жизни», «софиологии». Основной акцент
в русской философии делается на духовных и метафизических
измерениях Бытия. В англо-американской культуре наблюдается
обратная ситуация: эмпирическая танатология здесь развита
весьма на высоком уровне, а вот философия смерти явно занимает
периферийное положение.

В России экзистенциальная проблематика поглощается сотериологией;
«чистый» экзистенциализм не выделяется, так как для него нужны
особые историко-культурные и философские основания. На этом
фоне проявляется особенности философских традиций России и
Запада, их существенные отличия.

В качестве яркого примера динамичной, глубокой рефлексии над смертью
в традициях святоотеческой патристики и отечественного
любомудрия можно привести философско-богословскую мысль
о.Георгия Флоровского. В его трудах: «Тварь и тварность», «О смерти
крестной», «Воскресение жизни», «О Воскрешении мертвых»
содержатся мысли, предваряющие фундаментальные идеи Хайдеггера и
Янкелевича. «Почему смерть «вершина этой жизни» и
одновременно «космическая катастрофа», «в чем «загадочность и
таинственность смерти», «каковы корни страха смерти», «почему
«умирает только человек», «в чем различие вечности и
бесконечности», «в чем действительный трагизм смерти» – эти и другие
вопросы промысливаются в столь интенсивном ритме, что формируют
полноценную эвристическую базу для современных исследований
смерти. «Физическая смерть человека – не отдельное
«природное явление», а, скорее зловещее клеймо изначальной трагедии» _ ⁴¹. Таков метафизический накал, задаваемый Флоровским.

«В современной психологии, – говорит философ, как бы предсказывая
нынешнюю ситуацию, – точно замалчивается катастрофа смерти.
Смерть в этих схемах теряет свою метафизическую значительность
и властность» _ ⁴². Психоаналическая, геронтологичекая,
ювенологическая, трансперсональная, а сейчас танатологическая
трактовки человека и его смертности значительно упрощают и
искажают духовный смысл трагедийности. Человек в этих методиках
получает скорее не исцеление, а забвение самого себя. Отрадно,
что именно русский философ-богослов одним из первых уловил
опасную тенденцию времени.

В целях минимизации англо-американского лингвистического
инструментария в русском языковом пространстве было бы уместным вместо
слова «танатология» использовать сочетание «терминальная
антропология». Это понятие покрывает все то, что входит в
классическую западную танатологию, а также включает всю глубину и
своеобразие восточнохристианского созерцательного опыта, на
котором зиждется русская философия. Но появившаяся в
последнее десятилетие обильная и многоплановая литература о смерти
(как философского, так и иного свойства) значительно отошла
от традиций отечественного любомудрия, что позволяет ее
пока что интерпретировать в терминах «танатологии».

Художественная и эзотерическая литература

Принимая во внимание литературоцентризм русской философии и
философичность русской литературы, необходимо рассматривать то, как
тема смерти воплощается в художественных текстах.

Глубокая правда жизни – предмет обоюдного искания и русских
писателей и философов. Русский художественный текст, да и вообще
русская словесность традиционно стремились запечатлеть
драматические изломы бытия. Страдание, тоска, поиск смысла,
оправдание Бога и человека, осмысление зла – исконные темы русской
литературы, которые нельзя выразить понятийными категориями
классического рационализма. Философский статус художественной
литературы в России традиционно высок, и далеко не
случайно, что она «в отдельные периоды становилась едва ли не
единственной формой, в которой выражалась философская мысль» _ ⁴³.

Жить для того, «чтобы увеличился смысл существования людей»
(А.Платонов) – такова нравственная максима русской литературы по
своей глубинной сути совпадающей с подлинным философским
деланием. Пожалуй, в творчестве Андрея Платонова философская
концентрация предельных вопросов достигла наивысшего уровня.
Своими вопрошаниями он создает тот духовный контекст,
присутствие в котором означает присутствие в традиции. Вот только одно
платоновское раздумье из рассказа «Одухотворенные люди»:
«он не мог ни понять смерти, ни примириться с ней. Смерть
всегда уничтожает то, что лишь однажды существует, что не было
никогда и не повторится во веки веков. И скорбь о погибшем
человеке не может быть утешена. Ради того он и стоял здесь –
ради того, что бы остановить смерть, чтобы люди не узнали
неутешного горя. Но он не знал еще, он не испытал, как нужно
встретить и пережить смерть самому, как нужно умереть, чтобы
сама смерть обессилела, встретив его». Здесь вся палитра
русских вопросов представлена в единстве художественной формы и
философского содержания.

Последнее время в литературе, к сожалению, происходит забвение
традиционных вопросов, связанных с трагичностью человеческого
бытия. Однако полного забвения конечно нет, и отдельные авторы
(каждый на свой лад разумеется) уделяют смерти значительное
внимание (О.Павлов, С.Сибирцев, Ю.Мамлеев, Л.Петрушевская,
М.Струкова, С.Есин, А.Грякалов и др.).

Что касается эзотерической литературы, то пожалуй, она наиболее
полно отражает эклектический характер описываемой проблемы _ ⁴⁴. В
современной ситуации относительной либерализации гуманитарной
тематики смерть часто эксплуатируется на оккультный манер.
Образовавшаяся «мистическая лакуна» в сознании заполняется
материалом самого низкого качества. «Для современного
сознания понятие мистического опыта так расплывчато и настолько
засорено, что заведомо не является «понятием» в настоящем
смысле» _ ⁴⁵.

Многообразие трактовок «высшей реальности» напрямую зависит от
«мистического произвола» автора, способного «диагностикой кармы»
вульгаризировать до основ все законные духовные искания
личности. Эзотерическое мышление, являясь по сути сектантским не
только по отношению к ортодоксальной религиозности, но и в
целом к традиционной культуре, к высокой традиции, низводит
действительно онтологически таинственную, непостижимую и
трагическую смерть в разряд «жгучих тайн», закрывая тем самым
возможность ее подлинного философского постижения.

***

Возможность многообразных интерпретаций смерти, стимулируемая
неуемной тягой человека к «запредельному», порождает своеобразное
танатологическое экспериментаторство. Оно проявляется
сегодня не в том, что человек дерзает вторгаться в сферу
неведомого, но в том как он это делает. Нынешняя духовная ситуация в
России отмечена жесткой печатью неуклонного забвения
метафизических истоков своей Родины, что закономерно порождает
поиск смысложизненных ценностей в иных культурах.
Экспериментирование стимулирует большой инновационный поток
танатологических технологий, которые, естественно, не могут быть адекватно
усвоены традиционным русским менталитетом. Здесь ситуация
во многом аналогична той, которая имеет место в образовании.

Поощрять «танатологический дискурс» в современной, все более
становящейся бездуховной и нефилософской действительности, значит
толкать эту действительность к окончательному распаду.
Рефлексия над смертью способна более всего «разжечь»
метафизическую «страсть» человека, пробудить в нем подлинное философское
горение, а значит сделать его бытие более духовным.

Танатология узурпирует размышления над смертью, переводя всю
проблематику в план технологии умирания, тем самым профанируя
бытийную тайну, низводя человека до уровня психического и
физиологического существа. Метафизика смерти – реальная
альтернатива всем посюсторонним тактикам общения со смертью.

Этико-философский подход, характерный для отечественной культуры,
дает по нашему мнению наиболее глубокое осмысление феномена
смерти. Он раскрывает одновременно и нравственно негативный и
позитивный аспекты смерти. С одной стороны, смерть
проявляется как абсолютное зло. Но именно в силу своей конечности
человек обнаруживает в себе трансцендентную волю стремиться к
подлинному Бытию, к Абсолюту. Человек существо
антропологически расколотое, и его смертная часть всегда будет искать
бытийного восполнения. Совокупный опыт русской философской
культуры совершенно ясно свидетельствует об одном – смерть не
норма и никакие ссылки на «законы природы» не смогут
удовлетворить трагические вопрошания страждущего сердца.

Именно это качество и делает его бытие подлинно человеческим,
раскрывая его трагический характер. Игнорирование этого факта
приводит к духовно-нравственной и физической деградации личности
и социума. Танатофобия порождает некрофилию; русская
метафизика смерти способствует преодолению страха смерти как
«основного инстинкта» и расширяет горизонт духовного бытия
человека.

_________________________________________________

Примечания

35. Евлампиев И.И. Кириллов и Христос. Самоубийцы Достоевского и
проблемы бессмертия // ВФ №3. 1998. С.18.

36. Этос религиозного опыта / [под ред. И.Н. Михеевой]. – М. :
ИФРАН, 1998. – 130 с.

37. Прот. Георгий Флоровский. Догмат и история / Флоровский Георгий,
прот. – М. : 1998. – С. 239.

38. Сабиров В.Ш. Русская идея спасения (жизнь и смерть в русской
философии). СПб., 1992.; Пугачев О.С. Этический контекст
проблемы бессмертия в русской религиозной философии (конец
XIX-начало XX вв.). Пермь. 1998; Семенова С.Г. Тайны Царствия
Небесного. М., 1994. С.Г.Семеновой также принадлежат
исследования, посвященные восприятию смерти русскими писателями (А.
Платонов, М. Горький, М. Пришвин и др.), см.: Метафизика русской
литературы. В 2 тт. – М. 2004. ; Русская религиозная
антропология. Антологии / Сост. Н.К.Гаврюшин. – М., 1997;
богатейший историографический материал, посвященный русской
философии смерти XVIII-XX вв. дан в работе Исупова К.Г. «Русская
философская танатология» // ВФ, 1994, №3. Существенный вклад в
разработку проблемы внесли также следующие исследователи:
Т.В.Артемьева (танатологическая проблематика в контексте
русской метафизики XVIII века), Л.В.Карасев (онтологические
смыслы русской литературы), В.П.Фетисов (этические особенности
русской философии смерти), В.Н.Шердаков (нравственный характер
русской философии), А.Корольков (духовный смысл русской
философии), О.С.Соина (этические задания русской философии),
А.А.Скворцов (русская религиозная этика войны), М.М. Громов
(вечные ценности русской культуры), В.Н. Назаров
(духовно-нравственные аспекты русской философии).

39. Хоружий С.С. Диптих безмолвия. – М., 1991. – С.18-19.

40. Пугачев О.С. Введение в иммортологию: историко-философский и
этический анализ. Пенза. 2001. С. 150.

41. Прот.Георгий Флоровский. Догмат и история. М., 1998. С.255.

42. Там же, с.423.

43. Артемьеа Т.В. История метафизики в России XVIII века. СПб., 1996. С.94.

44. Объемная книга В.С.Поликарпова «Феномен «жизнь после смерти»»
(Ростов-на-Дону, 1995. 576с.) выполнена в жанре
«сциентического эзотеризма». Она отвечает запросам современного
эклектичного сознания, жаждущего, в том числе и научно проникнуть за
грань жизнь. Автор привлек большой материал из истории
религии, науки (обойдя, впрочем, русскую философию) и сделал такой
«фундаментальный» вывод: «после биологической смерти
человека остается его «информационный сгусток», дальнейшая судьба
которого связана с осциллирующим физическим вакуумом как
носителем мировой памяти» (с.6). Характерным примером
эзотерической трактовки «вечных проблем» является работа Стовбчатого
П. Судьба. Фатализм. Смерть. М., 2001. С.349-364.

45. Хоружий С.С. К феноменологии аскезы. М., 1988. С.5.