Проза

Никогда не видел этого дерева. Того, что у дороги. Никогда. Странно…

Жизнь у меня разнообразием не отличается; все более грустная пустота, переходящая в уныние, и чуть ли не в отчаяния, и обратно. Такие состояния сопровождают меня, сколько я себя помню. И уже свыкся с ними, принимая их за норму существования; ну вот такое существование, ну и что ж, ничего не поделаешь, могло быть и хуже в конце концов, да и вообще много тех, кому хуже. А тем, кому лучше, им тоже не очень-то хорошо. Все это известно давным-давно. И это скучно. А тут что-то новое, совсем не похожее на то, с чем мне вообще раньше приходилось сталкиваться.

Возвращаюсь я как-то домой, иду привычной дорогой, по которой всегда хожу, в душе редкая благодать, вечер приближается, прохлада, отсутствие дурных мыслей – и вдруг! Прямо передо мной это дерево – словно из ниоткуда, возникло из ничего. Я даже остолбенел на несколько мгновений, как будто передо мною не самое обыкновенное дерево, а диво какое-нибудь чудное возникло.

Я думал, что хорошо знаю эту местность, столько лет уже здесь. И память у меня хорошая, прямо отменная; если что увижу, то долго не забываю, даже всякие пустяки, слово фотографирую все. Не знаю, как это все умещается в мозгу, да и зачем все это помнить, носить с собой этот груз ненужных и отживших вещей и впечатлений, но так оно сложилось в моем сознании. Это дело специалистов, они любят исследовать такие вещи. А тут и правда уже все так исхожено, высмотрено, кажется, сам воздух знаком, ничего не должно быть нового и необычного.

Да дерево это и не было необычным. Дерево как дерево. Вполне неприметное, непородистое, даже жалкое какое-то. Стоит себе как иные такие же деревья смиренно, но гордо и одиноко. Но откуда оно? Именно здесь, когда дорога уходит в город, резко возвышаясь над низиной, в которой пребывает наше чахлое и забытое Богом селенье. Конечно, это преувеличение, селение как селение, не лучше и не хуже сотен тысяч таких же. Но у нас случаются дела лихие иногда, такие, что никто не может толком понять ничего потом.

Думаю, может и с деревом этим такая же лихая история, да что тут может быть.  Но нельзя было его раньше не замечать, просто невозможно. Какая-то аномалия, или моего сознания или нашего бытия. Если есть бытие, то сознания никак не может не быть. И сознание всегда это сознание бытия. Все четко, закономерно, необходимо и неизбежно. А здесь какая-то чертовщина, как будто это у меня что-то в сознании поселилось. Может даже и темное пятно, кто его знает. Ведь слышал я про это пятно недавно от каких-то людей. Говорят, если появляется это пятно в сознании, тогда уж никакого бытия, так одни тени.   

Откуда это пятно точно никто не знает. Да и есть ли оно вообще? Но было бы неплохо, если б было, хоть какое-то разнообразие. Может это и опухоль. Такое тоже возможно. Но все сводить к физиологии не нужно. Физиология тоже не всегда реальна. Есть и психосоматика, и как она влияет на головной мозг точно не известно и не изучено. Вот в прошлом месяце приезжал членкор, лекции читал про взаимосвязь нейронов и лептонов согласно новейшим биотехнологическим разработкам. Вот с ним как раз и случилось такое лихое дело, которые, как я уже говорил время от времени случаются у нас. Убили его поутру, когда он уже собирался уезжать, а кто убил, неизвестно. И не ограбили, все деньги при нем остались. Следствие ничего не дало, до сих пор расследуют. Но говорят, что за нейроны его и убили. Как, почему, зачем, не известно, одни догадки. Но такое не только у нас бывает; убивают ученых за их открытия. А может и просто убивают из ненависти к человеку.

 Но не надо думать, что я хочу показаться оригинальным. Совсем нет, но оно как будто выросло за ночь это дерево. Вот что удивительно. Невероятно, что я его никогда не замечал. Сколько раз, день ото дня, из года в год проходил я по этой дороге, всегда замедляя шаг на этом перепутье, чтобы осмотреться, перевести дух, наполнить душу возвышенными мыслями, которые непременно посещают путников в этом месте. Как будто расстаешься с прошлым, уже наварившем в душе свою мутную отраву, с которой жить долго никак нельзя.   

Проходя мимо, невольно замедляешь шаг, поскольку здесь водораздел какой-то проходит. Невидимая грань, отделяющая одну реальность от другой. И дерево очень даже логично расположено, оно рассекает мир надвое, образуя два мира – нижний и верхний. Как будто это мир идей и мир вещей. Мы, живущие в низине, конечно, в мире теней живем, но у нас есть возможность восходить в горний мир идей, и дерево как раз на этом пути. Может это и священное дерево.

Не мог я его не заметить, если бы оно раньше здесь было. Дерево это вообще символ бытия. А символ, как известно, всегда отсылает к самому себе, а не к тому, что за его пределами. Это раньше думали, что символ символизирует, и ошибались, грубо и жестко ошибались. Поэтому и натворили дел. А символ и есть сама реальность, продолжение ее, преподнесенная в густом и прекрасном настое бытия. И поэтому нет никаких символов, а есть лишь реальность. Но если хотите, символическая реальность. Кому от этого хуже?

Вот филологи странные люди… Ладно, отклонился. А может я его никогда не замечал, считая его частью более величественного ландшафта, который все поглощал, в том числе и это дерево? Может мое сознание так было устроено все это время, и я только сейчас это понял. Осознал сознание, как говорится. Свое сознание осознать, это как в зазеркалье заглянуть. Простейший способ поставить два зеркала друг напротив друга, и пытаться просочиться в это пространство.  

И то, что оно вот сейчас, именно сейчас здесь появилось что-то значит… Что ж это может значить? Что вообще что-то значит и значит ли? Если хоть что-то значит что-то, тогда все значит все. И дерево тоже. Всеобщая значимость всего получается. И дерево не исключение, но цепь в этой всеобщей значимости. Всеобщей значимости бытия. И бытия всеобщей значимости. Как ни крути. Везде одно и тоже. Такова логика.  

А может я еще чего не видел, не только дерева? Может я вообще ничего не видел? И мира вообще не видел?   

Эти мысли стали захватывать меня и захватывать, как говорится, не на шутку. Пугливым стал каким-то. Стал думать от этом все время. Сяду в темный угол своего дома, и сижу, гляжу в окошко, пытаюсь зафиксировать, как поток бытия сливается с потом сознания, и что после этого остается в сухом остатке. Сижу, смотрю и слушаю, и даже кажется мне, что слышу я плач какой-то вдалеке. Но не человеческий плач. А какой-то странный, но не ветер. Ветер я знаю, как воет. И не собачий лай. И вроде не умирал никто поблизости.  Прислушаюсь, вроде калитка скрипит или дерево то проклятое ноет так. Почему-то о нем я и думаю в такие моменты. И страшно даже становится. Страшно и непонятно. И ничего объяснять не хочется; вот бы так вечно сидеть и бояться. Может вечность тогда бы сама собой и прошла. 

На первый взгляд кажется, что ерунда все это, ни один разумный человек не станет изводить себя подобными вещами. Но нет, все очень серьезно. Если вообще есть хоть что-то серьезное. Если есть, то все это очень серьезно, гораздо серьезнее иных «серьезных» вещей, которыми занимаются люди. А и вправду, если или нет? Я, например, думаю, что нет. Но я же в здравом рассудке, и вот такая необъяснимая вещь. Размышляя над этим, можно ведь далеко зайти, ой как далеко. Можно вообще все понять, и себя в том числе. И что тогда. Что с этим пониманием делать? Но понимание ли это? Вот тоже вопрос.    

Встретил я одного знакомого, который жил поблизости, и спросил его про дерево. С замиранием сердца спросил, заранее зная ответ. Но все ж надеялся, а вдруг. И никакого вдруг. Он сказал, что это самое старинное дерево в округе, что ему сто лет в обед, и каждая собака знает его. И почему я не знаю этого, подозрительно. Хотя, как раз удивляться было нечему. Я просто невнимательный человек. Вот и все, вот и разгадка. Но почему мое внимание такое избирательное? Это меня и встревожило.

Странно, очень странно, почему я не видел или не замечал его раньше? Получается, оно уже давно было здесь, до того, как я поселился в этом месте? Я даже один раз выбежал ночью посмотреть на него. Ночь была темная и холодная, свинцовые облака, едва прогладывавшие на небе, давили на землю своей тяжестью. Вдали лаяли собаки, и казалось, что мертвые тоже это слышат и шевелятся в своих могилах. И я стоял среди этой картины и недоумевал, как такое вообще возможно? Была бы кисть, или диктофон хотя бы в тот удивительный и волшебный миг.

  Могло показаться, что я тронулся умом, если бы я рассказал кому-нибудь об этом. Но я строго хранил свою тайну, я даже несколько раз подходил близко к этому дереву, в священном трепете прикасаясь к его стволу. Обнимал его, прижимаясь все сильнее и сильнее. Если оно такое древнее, то, думаю, здесь совершались какие-нибудь обряды. Но я боялся, что дерево исчезнет, растворится, захватив и меня. Но ничего не произошло. Дерево как дерево, по всему видно старое и благородное, стоит и растет, может быть, даже, как совсем обычная вещь мира. Не древо же мира оно в конце концов! И никакой загадки в этом вообще нет.

А почему я решил, что она должна быть?

Я видел, как другие люди, проходя мимо этого дерева, никогда не останавливались и не смотрели на него. И по всему было видно, что так было всегда. Мне даже показалось, что я и себя вижу среди этих путников, незатейливо идущих куда-то по направлению к городу. Идущих по своим делам и заботам, но всегда проходящих мимо этого дерева и как бы отдающих ему какую-то дань.

Значит и я проходил, и я отдавал эту дань, не замечая этого и не понимая того, что я делал. Вот как так можно жить? Жить, ничего не понимая и не помня?

И я ведь наверняка не один такой. Наверное, если и не все, то большинство так и живут, живут себе, особенно нечего не примечая, понимая все как есть за чистую монету. Как будто надо все это кому-то! Кому это все надо?! Не эта дикая история с деревом, а вообще.

Меня иногда просто жуть охватывает при мысли об этом. И сон пропал, и страх какай-то напал. Вот живешь себе тихо, ешь, пьешь, спишь, обнимаешься и пляшешь иногда, ходишь по делам, и на почту, и ни о чем не думаешь, ничего не ждешь, ничего не знаешь и ни на что не надеешься. И даже не веришь ни во что. Благодать какая! А тут, все это проклятое дерево испортило, вся жизнь, как говорят под откос. Но другие-то, другие-то как? Они что счастливы и блаженны?

 Я стал часто подходить ночью к окну, старясь высмотреть в его темной тишине что-то. Думал, что увижу это дерево, даже хотел, чтобы оно прямо выросло у меня под оконном, выросло за одну ночь, и что б утром я увидел это и окончательно сошел с ума. Нельзя жить в напряженном ожидании чего-то страшного.

Но дерево стояло на своем месте. Оно было достовернее всего, оно было сама достоверность! И тогда я подумал, а может спилить его как-нибудь незаметно? Или поджечь, вырвать с корнем. Так что б никто не увидел, и посмотреть, что скажут тогда люди. Что с ними вообще будет, если это дерево исчезнет? А может никто и не заметит ничего.

И тут я вспомнил! Как-то я фотографировал эту местность, в первые годы моей жизни здесь. Любил заснять на пленку понравившиеся мне виды. Много наснимал всего, двадцать альбомов. Ходил часами, снимая и снимая все, что привлекало мой взор. Всякие там листики, травинки, но и панорамные обзоры тоже. И это место тоже снимал, и если дерево было всегда, то пленку не обманешь, она должна все запечатлеть. Пленка – объективна, тогда как глаз субъективен, и как оказалось в свете последних событий, очень субъективен. Не зря глазам не доверяют аскеты, а народная молва говорит с глаз долой.   

Но теперь все должно разрешиться.    

Со страхом и трепетом я стал искать фотоальбом. Я волновался как младенец перед причастием, как больной перед врачом, как адвокат перед префектом. Да что там, как человек перед своим богом, и как жених перед невестой. Короче, стал искать, но, как всегда, бывает, нужной фотографии не попадалось. Кучи уже старых, грязных, поросших мхом и плесенью картинок разлеталось в пух и прах. Я все рылся и рылся, но нужной фотографии не было. Были даже какие-то обнаженные девицы, мертвое лицо соседа с его похорон, банки с вареньем, нескончаемые фото луны, но того нужного, единственного фото, которое смогло бы разрешить вековую проблему, не было.

 Оно ведь точно было, я помню это, память у меня отменная. Как будто кто выкрал ее. Да точно, выкрал, иначе куда же она делась. Выкрал тот знакомый, которому явно не понравился мой ответ на вопрос о дереве. Он прямо-таки закипел весь какой-то внутренней злобой, когда я ему сказал, что думаю. Он ведь был ревнитель старины, хранитель всяческих традиций. Ревнители они ведь такие, злобные и мстительные, понятно, что мое такое небрежное отношение к этой реликвии сильно задело его, можно сказать, травмировало. И вот, чтобы окончательно свести меня с ума и посеять нескончаемые сомнения в мое и без того уже бедное сознание, он-то и выкрал это фото, как единственное свидетельство здравого смысла и разумного устройства мироздания.

Что ж, теперь то уж возможно все: если фото нет, то все разрешено. Или, наоборот, если б оно было, тогда было бы все разрешено, и если его нет, то как раз ничего не разрешено. Стоило над этим всерьез поразмыслить, поскольку от этого зависела по, крайней мере, моя собственная судьба в вопросе о целесообразности дальнейшего моего пребывания в мире. Если уж существовать, то как-то по-другому. Надоела до чертиков вся эта печаль, вся эта неопределенность, вся эта мутная пелена жизни. Нужно что-то иное, перемена, но не ума, конечно, это уже все было. Но чего-то другого. У меня появился шанс.     

Но, оказавшись не в силах ни к чему прийти и так и не найдя фотографию, я до сих пор пребываю в неразрешимых сомнениях относительно самых простых и очевидных вещей.