Литературная критика

Владимир Спектр “Face Control”, М.: Ad Marginem, 2002.

Приближаясь К Границе, к антропологической границе, открываем дверцу у кого-то в голове и оказываемся внутри у
Кристиана Крахта. У русскоязычного, московского Кристиана Крахта...

Роман “Face Control” темной лошадки полуавтобиографического жанра Владимира Спектра призван заполнить, натолкнуть, ознаменовать, возбудить и так далее. Вполне вероятно, что он с этим справляется. Такая у него, стало быть, программа.

Книга явно написана роботом. Робот этот неукоснительно следует заложенной в него программе, его взгляд на мир ограничен параметрами этой программы, а все, что не укладывается в его родную стандартную разработку либо не существует для него, либо автоматически включает функцию “Ненависть”. Функция “Ненависть” вообще занимает в спектре возможностей робота самый крупный кластер.

Пользуясь терминологией одного зашифрованного партизанско-контркультурного отряда, вышеозначенный робот использует свою программу в “Семитском диапазоне”. Возможно, в этом состоит коренное его отличие от Крахта. Какую бы шикарную (судя не столько по суммам, сколько по ярлыкам тряпья и авто) жизнь не вел мажорный столичный денди-предприниматель-тусовщик в киселе клубного угара 90-х, ему катастрофически далеко до стратосферного сплина вышеупомянутого сына миллиардера. К тому же, если Крахт предлагает некий тур по девяти кругам ада, чтобы в финале отвиснуть на берегах швейцарского Коцита (роман “Faserland”), то робот Спектр натужно тусуется в одном замкнутом и нарочито порочном кольце (не столь часто удаляясь от Садового). “Я отрицательный персонаж” - написано на записке во рту у двадцатипятилетнего голема, и это - основной повод для написания реалистичной истории последней пятилетки ХХ века. Долмат отдыхает. Да что там Долмат, сам Селин может не “напрягать булки”!

“...похерить все выходные, приговорив себя к двухдневному домашнему аресту. И это в то время, когда все вокруг будут колбаситься по клубам, угорать на afterparty, сниматься, нюхать кокс, жрать лобстеров под соусом бешамель, курить гаш, долбиться спидом, трахаться, носиться по ночным проспектам в обезумевших такси и напиваться до скотского состояния... Кто-то будет рядом в машине, клубе или на квартире набивать косяки, двигать в ускользающую вену...” (дальше - лично-неприличное). Вся программа романа вертится в этой воронке, красивая/сладкая жизнь пропечатывается в “адмаргинемовском” продукте несмываемым тавром аддикции.

Герой (его зовут Мардук, но это не страшно) по ходу дела употребляет все: алкоголь, героин, кокаин, гашиш и стимуляторы. Он пьет с коллегами по бизнесу, колет с друзьями детства, нюхает и закидывается сам и в компании тусующихся. Но роман не о накромане. Сорванные с трухлявых петель “двери восприятия” - только лишь антураж голодных до эмансипации “девяностых”, декорации того “клубного бума”, который до зарезу необходимо бытописать, фиксировать и ретранслировать. Кстати, показательно, что по спектровскому тексту совершенно не заметно, чтобы сознание героя хоть как-то “изменилось” - пускай под “коксом”, пускай под РСР или Е. Роботу этого не дано, но он исправно спускает деньги на вышеперечисленные средства, поскольку “все вокруг колбасятся”. Лишь от алкогольного перебора присутствует исконный эффект, да пожалуй от интенсивного садо-мазо-секса несчастный андроид Мардук по-настоящему “тащится”.

“Тащится”, да недолго. Сбой в программе есть, и бедолагу-негодяя страница за страницей все “клинит” и “клинит”. Не действует ничто: ни абсент, ни минет, ни Дубай, ни Прага, ни дороги порошка, ни банкнотная бумага... И горе тем пытливым умам, которые, доверившись роботу с единственной гласной в шестизначном названии модели, примут предлагаемую карту реальности за саму реальность.

“Face Control” - это роман-фильтр; как при фэйс-контроле в ряде вальяжных заведений публика с солидной кровью отсеивается от случайного кармического сброда, так в этот роман сквозь триггеры и датчики робота просочилась анемически суженная струйка подловато-хитрого одиночества. Получается высокая экзистенция несостоявшегося Каина. Один мой друг говорит, что герой по прочтении книги так и не вызвал у него ни симпатии, ни сочувствия. Однако, со второй главы уже видно, что в клетках собственного мозга будет мучительно метаться антигерой. Директор небедной фирмы с прихватами в мэрии, периодически видящий ночной кошмар в виде детройтского концерта Мэрилин Мэнсона во всех подробностях вызывает не сочувствие, а жалость. Молодой человек, настаивающий на голубизне своих аристократических кровей и методично изливающий свою нарочитую нелюбовь к России и всему русскому вызывает уже не жалость, а головную боль. Кастовые детерминации вообще показательно растут к финалу повествования. Факт же в том, что именно в России, какая она сегодня есть, герой-Мардук никак не может быть “аристокровным” - он пребывает в пространстве генетических миксов и сам является их композитным продуктом. А пишет, что “никакие усилия, никакой долгий трах и никакие жидкости не сделают из свинопаса принца, а из герцогини кухарку”. Какие там свиногини, какие принцопасы! Мечты одни.

А ненависть и тоска робота в этом эпохальном памфлете вполне себе русско-интеллигентские, просто приправленные безнаказанностью социального положения и урбанистическим неврозом молодости (саундтрэк к тексту идет такой: с утра “Clawfinger”, под вечер “KMFDM” - немудрено). Да-да, конечно - проклятие русской зимы, мизантропия по отношению к подчиненным, паранойя насчет “камня за пазухой” у каждого первого встречного и - быстренько-быстренько поехать к пушеру и “бахнуться” качественным “эйчем”.

Непонятно только, почему именно Стинг на обложке??? Ясно, что книга такая необходима для подведения, обозначения, референции, индульгенции... Но почему же Стинг-то???

В принципе, избранный круг ада у робота достаточно мучительный. Любовь и страсти драматичного накала. Дома у героя, в куче родни - отягчающие обстоятельства в виде жены и трехлетнего ребенка, по московским клубам - стаи телефонных девочек “на раз”, а главный предмет мардукового бреда отношений - другой робот по имени Бурзум (имена-фамилии роботов в романе таковы, что только подчеркивают кибернетичность происходящего). У нее дома тоже не все в ажуре - имеется отягчающий муж. В рамках этого адюльтера мелькают зарисовки алкогольно-чиновничьего бизнеса-работы, нарко-порно-досуга, житейско-бытовых конфузов. Сюжета в романе практически нет - одни рамки “этого адюльтера”. Тут уж и сам Кристиан Крахт отдыхает.

И все-таки, нет худа без добра. “Face Control” - еще одно слайд-шоу наших дней, демонстрирующее вечно простую истину-предостережение: эго по своей природе алчно и ненасытно, и идя у него на поводу, человек однажды будет взвешен, измерян, зажарен и эгом этим съеден. Разгоняя свою психику и вегетативную систему всякими препаратами, Мардук переносит синусоиды-гиперболы нарко-аддикции на те отношения, которые ему представляются “душевными” и “сердечными”. На подъеме кайфа все просто отлично. Во время спада дают трещину и отношения. Выход - разогнаться снова, нарастить амплитуду. Что будет дальше - понятно. Как пел Летов: “летели качели, да без пассажиров”...

Очень поучительная проза, аж дрожь порой берет. Десятки литров виски-водки-текил и определенное количество дырок на венах - повод призадуматься о бедном атавизме под названием “печень”. Нюхание кокаина в клубном туалете с унитазной крышки и активный секс без предохранения там же и далее везде - повод приметить приближающийся неологизм под названием “СПИД”. Кстати, в книге хватает щедро и сочно прописанных т.н. “порнографических” сцен, а также часто и густо употребляемых “порнографических” выражений, так что - “Идущие вместе”, не проходите мимо!

Хотя, наш
Уголовный Кодекс, кажется, еще не предполагает привлечения к ответственности роботов.