Искусство

Живая музыка 3. Двойное интервью. Невский.

Композитор Сергей Невский отвечает на вопросы Дмитрия Бавильского

Композиторы, единственные, между прочим, из творчески одаренных людей представляются мне сверх-людьми. Дело здесь даже не в Вагнере, которого, вообще-то, я не очень, а в сумме знаний, навыков и умений, необходимых для адекватной композиторской работы. Сочинение и аранжировка, понимание ситуации и обоснование своих поисков – всё это требует многой мудрости, многих сил и одновременного, компьютерного почти, учитывания такого количества факторов, что сложно не задуматься о каком-то особенном божественном или же, напротив, дьявольском со-участии в сочинении музыки.

Молодые (относительно, конечно) композиторы Сергей Невский и Дмитрий Курляндский самым фактом своего существования назначены в наследники и продолжатели музыкального авангарда. Оба они, и Сергей и Дмитрий, входят в группу «Сопротивление материала» (Сома), ответственную за творческий дух в стане музыкальных авангардистов, а так же за остроту экспериментальных п(р)оисков.

Пишут они разную музыку, по-разному и теоретизируют, хотя есть в их творчестве и творческих установках нечто общее, потому я и решил записать с Дмитрием и Сергеем две параллельные беседы, каждая из которых имеет самостоятельное значение, но, вместе с тем, благодаря набору одинаковых вопросов, позволяет зафиксировать в позициях композиторов не только схожести, но и различия.

Или так – и различия, но и схожести тоже.

Полнота и неполнота

Мне кажется, раньше музыка была более полной, что ли и
говорила сразу про всё, в том числе и про органы чувств. Это,
знаете, как рынок расширяется – путем добавления новых тематических
ниш, когда пишут не очередной роман-эпос, но книгу про бабочек
или велосипедистов.

Советская журналистика или советский театр в период Перестройки
существовали точно так же – когда появились «эротика» и «чернуха»
для введения в обиход ранее отсутствующих запрещенных тем. Вот
и музыка теперь, во многом, развивается одноразовыми акциями –
когда придумка работает только для одного опуса, а для следующего
нужно сочинять новую.

– Дмитрий, я думаю каждый писатель, композитор и .т.д. стремится
выйти за пределы своей ниши. При том, что сначала эту нишу ему
надо сформулировать – в силу того что ценность искусства манифестируется
через артикулированное, (осознанное) различие.

И это – прямое свойство архивирования и механического распространения
искусства в ХХ веке. Автор должен, говоря метафорически, доказать
что он не робот.

Естественно, это часто ведет к узкой специализации, о которой
вы говорите. И конечно, из перспективы настоящего, раньше все,
было более цельно: средневековое искусство более цельно чем Ренессанс,
а Ренессанс более целен чем Барокко.

Хотя при ближайшем рассмотрении, выясняется, что в музыке этот
процесс не линеен, и любой музыковед приведет вам массу примеров
в пользу обратной гипотезы.

Язык музыки развивается, скорее, волнами: музыка треченто несравнимо
более сложна и полифонична (во всех смыслах: например, нормой
были сочинения в которых несколько языков звучали одновременно),
чем музыка зрелого Ренессанса, а музыка раннего барокко куда менее
демократична (и ориентированна на куда более узкий слой ценителей),
чем музыка зрелого классицизма.

Так или иначе, периоды экстремального расслоения и атомизации
художественных позиций сменяются периодами упрощения, выстраивания
языка в единую систему. Поэтому получается что и около 1600 года
и около 1400-го и около 1760-го можно найти музыку, чьё звучание
кажется нам «авангардным».

Массовость музыкального языка и коммуникативная сила позднеклассической
и романтической музыки, ее демократичность (отчасти

побочное действие Великой французской революции) – вещь захватывающая,
и достойная восхищения, но в истории музыки – скорее исключение,
нежели правило.

С другой стороны, эпос часто появляется не из желания написать
эпос, но из случайного попадания частного в фокус культуры, когда
частный опыт в силу достоверно переданной аутентичности и способности
автора техниками искусства от него абстрагироваться, становится
чем-то универсальным.

Едва ли Кафка планировал написать эпос, но в результате его творчества
мы имеем прилагательное kafkaesk – для описания того, что происходит
в мире.

Естественно , что этот скачок – от частного к универсальному не
случаен, автор должен не просто выставлять свою частность на продажу,
но переживать ее, соотносить с другим.

А простым обращением к эпическим формам или к некоему воображаемому
надстилевому словарю, заимствованному из музыки прошлого, ничего
не достигнешь, кроме гладких подделок.

Что касается прилагательного "шокирующий", часто присутствующего
в российских медиа при описании современной музыки, и возникающего
тут сравнения с перестроечной публицистикой, то, скорее всего
мы имеем дело с некоторым запаздыванием медийного восприятия по
сравнению со слушательским.

Отчасти у этого сгущения красок благородные причины: критику нужно
оправдать перед редактором появление материала о современной музыке,
поскольку сама она давно (или все еще) не является информационным
поводом.

В концертном зале никакого шока как правило не происходит, в худшем
случае всем скучно. Но это медийное запаздывание стремительно
исчезает, материалов все больше и растущий уровень критики очень
обнадеживает. Поэтому я не знаю, нужно ли на этом аспекте концентрироваться.

– На каком именно?

– На знаке равенства между современной музыкой и шоком в медийном
описании.

– И чем, как вы считаете, это запаздывание вызвано? Ведь
обычно СМИ как раз наоборот, опережают и инициируют?

– Чем вызвано – не знаю. Возможно, массовый отъезд музыкантов
в 90-е – одна из причин того, что музыка на некоторое время перестала
быть в фокусе медиа. Но сейчас, по-моему все как-то лучше и наш
диалог, кажется, один из симптомов… Или не так?

– К сожалению, Сергей, не уверен. Мой интерес не назовёшь
массовым. Между современной музыкой и потенциальными потребителями
её возникает нечто вроде непреодолимой стены и нужны серьёзные
внутренние усилия для того, чтобы её пробить. А для этого нужна,
опять же, серьёзная мотивация. Про СМИ, тоже, вроде, всё понятно
и непонятно. Ситуация с современной музыкой напоминает мне то,
что происходит с литературой, которая уже давным-давно варится
в собственном соку. С литературных чтений сложно сделать яркую
картинку, разве что только для новостей канала «Культура». А еще
тут мало денег крутится. Визуалка быстро пошла в рост, и у нас
и на западе, когда стало понятным как из этого извлекать хорошие
прибыли, но как её извлекать из «Сопротивления материала»? Может
ли, в этом смысле, помочь западный опыт? Ну, то есть, конечно
может, но как?

– В Европе никто не думает о том, как извлекать прибыли из современной
музыки. Но очень много о том как привить интерес к ней детям,
школьникам и любительским непрофессиональным музыкантам.

В самых богатых федеральных землях в Германии в подобные проекты
инвестируют миллионы, потому что институции (которые

инспектируют) понимают, что если они не буду этого делать, то
не только им, институциям, наступит конец но и возникнут социальные
проблемы, на противоборство которым потребуется куда больше денег.

Вот главное направление работы. Кроме обычных концертов и

фестивалей, которых никто не отменял. Ну и просто с дилетантами
работают. Я сам проводил концерт для школьников, детей трамвайных

кондукторов и архитекторов.

После того как в 80-е годы в Европе появилось частное телевидение,
во всех странах началось разрушение культуры, деградация. Но где-то
этому научились противостоять, ибо поняли что современная, музыка
литература, искусство – часть культурной самоидентификации, люди
способные ее слушать более креативны и если угодно более конкурентоспособны
в современных условиях.

В России с институциями, конечно, труба, но зато есть интернет,
который в Европе никто не принимает всерьез. Поэтому публика здесь
тоже изменилась.

Люди скачивают и слушают музыку всюду. Разумеется у этого есть
проблема: переживание музыки в интернете несравнимо с живой практикой.

Более того, слушатель в интернете – всегда посторонний, он не
участник процесса и непонятно как перевести его из состояния пассивного
потребителя в состояние активного слушателя концертов или даже
исполнителя. Но это я думаю, дело следующего этапа.

(Продолжение следует)