Онтологические прогулки

II. Материалистическая экология. Великая экологическая катастрофа и крах советского режима. Часть 2.

Итак, изучение НТР в рамках философии, взятой теорией познания
экологии, раскрывает некоторые новые грани реальной действительности
материалистической экологии. При этом НТР показывает обладание
немалыми аналитическими достоинствами, в число которых входит
необъятная полнота и яркая выразительность её эмпирической базы.
Именно с этой стороны познавательная ценность НТР для материалистической
экологии не может быть переоценена. Среда обитания представляет
собой сложный комплекс разных элементов, взаимодействующих с организмами.
Отдельные элементы среды называют экологическими факторами и среди
них различают три разные по своей природе группы: абиотические
факторы – все компоненты живой природы (температура, свет, влажность
и т.п.), а также состав водной, воздушной и почвенной среды; биотические
факторы – взаимодействия между особями в популяциях и между популяциями
в природных сообществах популяций; антропогенный фактор – вся
разнообразная деятельность человека, приводящая к изменению природы
как среды обитания видов растений и животных или непосредственно
оказывающая влияние на их жизнь. В профессиональных областях эти
факторы называются: геосреда, биосреда и техносфера,
– и они составляют главные слагаемые материалистической экологии
в период научно-технической революции.

Общая эмпирическая особенность НТР состоит в том, что при неизмеримом
количестве реально-историческом факторов, явленных в данном феномене,
их качественная специфика обходится суженным кругом понятий, и
содержательное своеобразие довольствуется двумя параметрами: отходы
и загрязнение. Хотя в понятийном отношении эти атрибуты,
являясь по своей природе исключительно созерцательными, то есть
выводимыми эмпирически из непосредственных наблюдений, не определяют
научный статус экологии на стадии НТР, но основные представления
современного познания, как экологии, так и НТР, всецело исходят
из априорного знания отходов и загрязнения. Так что истинное философское
содержание НТР может быть раскрыто необходимо через акции отходов
и загрязнения.

Первое, элементарное, но, между прочим, и наиболее распространённое,
понимание отходов связывается со смыслом отхожих
(ненужных, излишних) продуктов производства (Интернет-портал «Промутилизация»
говорит: «Отходы производства – остатки сырья, материалов, полуфабрикатов,
образовавшихся про производстве продукции при выполнении работ
и утратившие полностью или частично исходные потребительские свойства;
вновь образующиеся в процессе производства попутные вещества,
не находящие применения»). Аналогично выводится сущностное содержание
загрязнения (В интернет-портале «Бизнес – словарь» сказано: «Загрязнение
– поступление в окружающую природную среду и/или образование в
ней вредных (загрязняющих) веществ в концентрациях, превышающих
установленные нормативы качества окружающей природной среды»).
Следовательно, вербально (словесно) отмечается, что смысловая
структура этих двух параметров идентична, но суть первого (отходов)
относится к техносфере, а второго (загрязнение) – к
природной среде (геосреде и биосреде).

При стандартном подходе между отходами и загрязнением, как компонентами
экологического акта, обыкновенно не усматривают принципиального
различия, а часто даже процессуально отождествляют. В этом заключается
крупный огрех шаблонной познавательной схемы научно-технической
революции. Уже только первый шаг философии на поприще экологической
методологии приводит к той истине, что каждый отход есть
органическая часть производства, то есть с производством
любого из отходов связан труд. А это значит, что путь к истинному
познанию природы отходов, а равно, НТР в целом, если это познание
облечь в философские одежды, лежит в поле экономической теории
труда _ ¹.

Образование отходов не есть сопутствующий эффект или устранимый
недостаток производства, как думают многие специалисты, ибо на
производство отходов затрачен труд. Это означает, что отходы
обладают данной стоимостью, и, следовательно, ценностью, а также,
соответственно, потребительной стоимостью (мерой полезности вещи).
Однако отходы в силу своей исторической судьбы и природы отчуждены
от рынка, и, будучи ценностью, не имеют цены. Главнейшая интрига
содержится в том, что отходы не являются товаром, стало
быть, отходом следует считать продукт, который, являясь потребительной
стоимостью, не служит товаром. Предмет, на который был затрачен
труд, но который не был превращён в товар, выступает поражающим
фактором для человека как раз в силу этого обстоятельства, ибо
человек в этом случае лишается экономической выгоды.
Итак, то, что не даёт человеку экономической выгоды в процессе
производственного цикла оказывается для него губительным,
и именно такое парализующее состояние должно называть отходом.
В силу этого признаётся, что экономическая выгода суть условие
удовлетворения экологических потребностей человека, а противное,
– то, что не даёт удовлетворения или подавляет житейские, ойкосные
запросы человека, числится в ранге отходов. Отсюда вытекает генеральный
принцип экологического состояния: то, что экономически выгодно
для человека, полезно для природы.. _ ²

Загрязнение не обуславливается трудом, и оно ущербно для природы
по определению, – в этом состоит принципиальное отличие загрязнения
от отходов, и без понимания этого трудно воспринимать соотношение
человека и окружающей среды в чисто трудозначимой коллизии освоения
и присвоения. Будучи бесценной ценностью, то есть нереализованной
потребительной стоимостью, отходы принципиально схожи с элементами
природы, данными в форме предмета труда или товарного тела, потому
отходы не остаются бесхозными, а вливаются в систему природной
среды, то есть отходы формально пополняют объём загрязнения, однако
не всякое загрязнение вредоносно для человека и природы.

Следует несколько видоизменить генеральный принцип экологического
состояния и придать ему форму категорического императива:
всё, что лишено для человека экономической выгоды, вредно для
природы. Потому отходы, сливаясь с загрязнением, становятся вредоносными
для окружающей среды, и причина в том, что отходы по натуре не
есть товар, а они не стали товаром потому, что вредны для природы.
Из этого эмпирического закона наблюдаемости следует важнейшие
последствия: человек не может не изменять природу, а природа
не может находиться в неизменном состоянии, вне контакта с человеком,
то есть природа есть для человека «неорганическое тело», но и
человек для природы суть «духовная потребность». Эти положения
составляют философский фундамент теории познания экологии, а философия
НТР базируется на двух постулатах: экономической
выгоде и отходах (включая загрязнение).

Парадоксальным выявляется то обстоятельство, что в судьбоносном
марксистском учении о капитале (о труде), основные теоретические
положения которого нашли место в философском подходе НТР, отсутствуют
признаки этих основополагающих констант, и у Маркса нет упоминания
ни об экономической выгоде, ни об отходах производства.
В марксизме эти последние целиком растворены в материализме, незыблемой
цитаделью которого в европейской философии и значится учение Маркса.
Весь трудовой цикл Маркс представляет исключительно в материалистическом
регистре; процесс отдачи работником своего добавочного продукта
предусматривается им в насильственном виде, который человек совершает
лишь под влиянием внешнего принуждения (так называемая «капиталистическая
эксплуатация»). Новая философия – философия как наука о человеке
– утверждает вместо внешнего принуждения взаимный обмен духовными
ценностями (искусственно-естественный отбор) на базе обоюдного
общения, а вовсе не эксплуатации человека человеком.

Экономическая выгода не отвергает воссоздание «массы жизненных
средств» (термин К.Маркса), а дополняет эту «массу» производством
духовного прибавочного продукта, и физический капитал
расширяется за счёт духовного капитала, но нравственный примат
последнего отнимает у первого его насильственные эксплуатационные
функции. Итак, экологическая точка зрения позволяет увидеть в
теории труда новое видение: возможность накопления капитала без
классовой вражды. В целом же в духовном добавочном продукте (духовном
или интеллектуальном капитале) исчезает разделение между духовным
и физическим трудом: всякое духовное приобретение есть благо и
выгода для плотского существования, а никакое накопление «массы
жизненных средств» не может избежать духовного возрастания. Индивидуальное
присвоение человека не может быть «производительным» и «непроизводительным»,
– в любой точке и любом моменте оно исключительно производительное.
Главнейшей предпосылкой экономической выгоды выступает извечное,
врождённое, стремление человека к самосовершенствованию и к духовному
обогащению, а, следовательно, к непрестанному росту добавочного
продукта, который в этом аспекте – аспекте духовного приоритета,
качественно преобразуется из оброка для чужой собственности в
определённое самонакопление, в интеллектуальную (индивидуальную)
собственность. Другими словами, экономическая выгода несёт в себе
иное отношение к системе капитала, которое вносится в структуру
прибавочной стоимости духовным фактором. Именно тем фактором,
принижение и игнорирование которого исторически разразилось вселенской
экологической катастрофой.

Следовательно, экономическая выгода – это духовное естество создаваемой
человеком материальности или рукотворной данности.
Исторически становление НТР, как феномена новейшей цивилизации,
нагляднейшим образом показало, что это явление, – акт человеческой
рукотворной реальности, – неоднородно по своей содержательной
природе: наряду с духовным добавочным продуктом, который опосредуется
через атрибут «экономическая выгода» и который несёт
созидательно-положительную функцию, здесь наличествует атрибут,
названный мною «эгоистическим индексом», сотворённый
для осуществления господства и покорения природы, и который возможно
в функциональном плане приравнять к отходам. Эта проблема двойственности
рукотворной данности человека никогда не стояла на повестке дня
аналитики естественных наук, и её постановку следует признать
достоинством НТР, так же, как её решению отводится место первейшей
задачи.

Философия НТР не может не обособить в отдельный
раздел и ещё одну заслугу научно-технической революции: удостоверение
социального характера научного знания и превращение последнего
в производительную силу общества. Научный фундамент, на котором
развилась новейшая НТР, состоит из совокупностей научных отраслей,
объединяемых обычно в цикл так называемых точных наук.
Социологизация научного знания, имеющая своей конечной целью превращение
науки в производительную силу общества, в предыдущих эпохах протекала
стихийно, неосознанно, а потому внешне беспричинно, но современная
НТР демонстрирует способность направлять и предсказать ход технического
процесса, хотя в силу ряда обстоятельства пренебрегает возможностью
видеть отдалённые последствия. Только в этом и заключается уникальность
научно-технической революции новейшей эпохи, а вовсе не в интенсивности
технического потенциала науки, хотя последнее ставится в исключительность
самой эпохи в целом.

Слитный комплекс механики, математики, физики, кибернетики, химии,
информатики вкупе с множеством побочных, сопутствующих и производных
дисциплин слагают научный потенциал НТР, и благодаря НТР наполнилось
соответственным смыслом пустое ранее название цикла этих отраслей
– точные науки. В радиусе действия любого познавательного объекта
все научные знания являются точными, ибо они научные и ибо они
знания, а неточных (приблизительных) наук не бывает. Фридрих Энгельс
писал: «Если кому-нибудь доставляет удовольствие применять большие
слова к весьма простым вещам, то можно сказать, что некоторые
результаты этих наук представляют собой вечные истины, окончательные
истины в последней инстанции, почему эти науки и были названы
точными». Наличие этих «вечных» истин в точных науках и вскрыла
НТР как последняя инстанция. Спаянность указанных дисциплин, позволившая
им выступать в качестве единого научного монолита НТР, обусловлена
общностью научного метода познания, представленного теорией эксперимента,
едиными историческими корнями, уходящими в классическую эпоху,
и исходными гносеологическими установками, стимулирующие единое
абстрактно-математическое мышление. В итоге на базе законов точных
наук были сконструированы производительные силы общества в эпоху
НТР; академик В.И.Гольданский заявил: «Научно-технический прогресс
держится сегодня на трёх китах: атомная энергетика, освоение космоса
и информатика».

Итак, становится возможным сформулировать важнейшие черты современной
НТР: 1.НТР есть способ общественной реализации социального содержания
новейших знаний; 2.НТР возникла на основе знаний точных наук и
воплощает в действие физические законы точных наук; 3.НТР связана
с экологическим кризисом современного человечества; 4.НТР включает
в себя функционально-конструктивные составные части своего действующего
механизма – геосреду, биосреду и техносферу. Таково общее строение
и динамический принцип функционирования НТР, показанный в действующей
методике познания.

В условиях же философского аналитико-познавательного подхода оказалась
сразу зримой та особенность научного монолита НТР, какая не имела
значения при традиционной методике познания: весь научный ассортимент
данного монолита лишён исторического содержания, – сколько бы
не был разнообразен его состав и как бы интенсивно составные науки
не прогрессировали технически, они являются по своему имманентно-внутреннему
смыслу стерильными в историческом отношении. А точнее, они являются
неисторическими в силу того, что зиждутся на точных науках, исповедующих
непоколебимые вечные законы природы. На постулате о вечных и неизменяемых
законах природы базируется классическая картина мира, которая
соответственно проявляет себя повсеместно: в геологии А.Б.Вистелиус
пытался создать так называемую математическую геологию на аксиоме
о том, что логика физических законов «реализуется совершенно одинаково
в лаборатории, в мантии Земли и в доменной печи»; то же самое
А.Турсунов находит в космических процессах: «…для познающего субъекта
весь материальный мир, как таковой, есть физический мир, поддающийся
теоретическому описанию на языке известных локально установленных
и локально апробированных физических законов»; точно так же физик
П.Моррисон обладает правом на громкое возвещение, что «Мир – одна
большая лаборатория Кавендиша»; а физиолог Э.Дюбуа-Реймон считает
мир «одной огромной системой дифференциальных уравнений, одной
математической формулой»»; в философии Г.Гегель сказал о вечных
законах движения: «эти бессмертные открытия аналитического рассудка
делают ему величайшую честь»

В современном наукознании науку функционально определяют как машину
по производству знаний, причём «машина» здесь выступает не как
научная метафора, а как технический термин с особым смысловым
содержанием: F-система, функционирующая в режиме закрытых преобразований.
Являясь несомненным детищем спинозовской «machine mundi» – классической
картины мира, – эта система высказывает своё основное свойство:
причинную (каузальную) детерминацию и неспособность к самоотрицанию.
Машинная динамическая аналогия и отсутствие внутреннего источника
саморазвития (самоотрицания) делают в итоге физические законы
не подвластными фактору времени, то есть неисторическими (А.И.Ракитов
«Философские проблемы науки», 1977, с.244).

Наряду с этим, в том же научном отделе человеческого познания
известно и так же не оспаривается, что весь природный мир подвержен
влиянию всесильного времени, а в одном из наиболее мощных произведений
человеческого ума – концепции эволюции удостоверяется ведущая
роль исторического развития. Ещё с большей определённостью аналогичное
адекватное значение истории утверждается для человеческих сообществ
(К.Маркс с убеждённостью пророка заявил: «Моя точка зрения состоит
в том, что я смотрю на развитие экономической общественной формации
как на естественно-исторический процесс»). Итак, философский подход
вскрывает в недрах НТР аномальное противоречие: историчность против
вечных законов природы, где заключается динамическое несоответствие
вечных законов, применяемых человеком в точных науках для воздействия
на свою внешнюю среду, и исторических законов функционирования
окружающего мира; можно сказать, что здесь приведены в столкновение
техносфера и природа (в виде совместимых геосреды и биосреды).
Другими словами, в своём ойкосе, по традиционным меркам, человек
не находит соответствующих средств для ведения хозяйства ойкоса
в согласовании с сущностными характеристиками параметров окружающего
мира, что не могло не породить посылки и предпосылки всеобщего
кризиса.

На основе этого возникла едва ли не самая сильная, глубокая и
трагическая коллизия всей экологической эпопеи: противоречие между
наукой как эмблемой познавательной мощи человека и наукой как
губительным фактором экологического кризиса человечества. Эта
коллизия была изощрённо прорефлектирована великим Арнольдом Тойнби
в его хрестоматийной монографии «Постижение истории». Один фрагмент
из этого постижения я решился изложить в следующем виде: «Поскольку
развитие индустриальной системы опирается на успехи физических
наук, вполне естественно предположить, что между индустрией и
наукой была некая "предустановленная гармония" Если же это так,
то не следует удивляться, что научное мышление стало организовываться
индустриальным образом. В любом случае это вполне правомерно для
науки на ее ранних ступенях, – а современная наука весьма молода
даже по сравнению с западным обществом,– поскольку для дискурсивного
мышления необходимо вначале накопить достаточно эмпирических данных.
Однако тот же самый метод в последнее время нашел распространение
во многих областях знания и вне сугубо научной среды – в мышлении,
которое обращено к Жизни, а не к неодушевленной природе, и, более
того, даже в мышлении, которое изучает различные формы человеческой
деятельности. Историческое мышление также оказалось захваченным
чуждой ему индустриальной системой, а именно в этой сфере, где
исследуются отношения между людьми, современная западная промышленная
система демонстрирует, что она вряд ли является тем режимом, при
котором хотелось бы жить и работать….Индустриализация исторического
мышления зашла столь далеко, что в некоторых своих проявлениях
стала достигать патологических форм гипертрофии индустриального
духа. Широко известно, что те индивиды и коллективы, усилия которых
полностью сосредоточены на превращении сырья в свет, тепло, движение
и различные предметы потребления склонны думать, что открытие
и эксплуатация природных ресурсов, – деятельность, ценная сама
по себе, независимо от того, насколько ценны для человечества
результаты этих процессов. Для европейцев подобное умонастроение
характеризует определенный тип американского бизнесмена, но этот
тип, по сути, есть крайнее выражение тенденции, присущей всему
западному миру. Современные европейские историки стараются не
замечать, что в настоящее время болезнь эта, являющаяся результатом
нарушения пропорций, присуща и их сознанию. Эта готовность гончара
превратиться в раба своей глины является столь очевидной аберрацией,
что, подыскивая для нее соответствующий корректив, можно и не
обращаться к модному сравнению процесса исторического исследования
с процессами промышленного производства. В конце концов, и в промышленности
одержимость сырьевой базой безрезультатна»

Неисторический характер точного научного знания лежит в эпицентре
того, что общение человека с природой здесь проявляется через
столкновение, разрушение и взаимоистребление человеческих продуктов
и предметов природы, ибо качественное несоответствие законов,
с помощью которых действует человек, и внутренней законоположенностью
среды здесь кричащее. Человеческое познание в лице ньютоновского
естествознания приобрело умение создавать несуществующие в природе
системы (машины) – рукотворная данность, которые не могут контактировать
с природными системами иначе, чем разрушая и подавляя их, а капитал
приобрёл способность создавать из этого общественный продукт –
прибавочную стоимость. Производительные силы капитализма не потому
разрушительны, что находятся в руках капиталиста, а потому «капиталистичны»,
что разрушительны. Не капитализм порождает экологический кризис,
а оба – и экологический кризис, и капитализм – обусловлены искажёнными
производительными силами общества, и если капиталистический строй
несёт в себе, как родовую черту, экологическое бедствие, то тем
же знаком отмечен и социалистический строй, ибо производительные
силы (фетиш вечных законов природы) у них одинаковы. Во всяком
случае, три экологические суперкатастрофы, – Чернобыльская авария,
гибель Аральского моря и злополучие Саяно-Шушенской станции –
произошли в социалистическом хозяйстве.

Таким образом, противоречие между качественными содержаниями диалектических
исторических законов экономического развития общества и природы
с используемыми человеком неизменяемых физических законов и является
той кардинальной причиной, которая вызывает появление разрушительных
тенденций в жизнедеятельности человека и обуславливает «законность»
его негативного поведения по отношению к окружающей среде. Разрушение
природной системы – это протест природных законов против тех правил,
посредством которых человек взаимодействует с окружающей средой.
Научно-техническая революция не есть революция в своём истинном
значении, как способ решения конфликта, – это сам конфликт природы,
породившей человека, и природы, рождённой человеком. «Такая система,
– пишет В.А.Анучин, – созданная человеком без «разрешения» природы,
вопреки её основным, общим законам развития, неизбежно должна
была оказаться в антагонистическом противоречии с природной действительностью,
с природой Земли в целом» (В.А.Анучин «Географический фактор в
развитии общества», 1977).

Данное «антагонистическое противоречие» в конечном аналитическом
итоге осмысляется в априорную сентенцию – знания против сознания,
какая по своему содержательному смыслу обобщается в гносеологическую
формулу НТР. Действительный познавательный смысл формулы таится
в общем определении глубинной причины губительного влияния производительных
сил, действующих на базе законов точных наук, и означает, что
социальный эффект физических наук уже не отвечает общественным
запросам, и НТР, как конфликт человека и природы, выражает кризис
физического познания в той его высшей точке, когда материализованные
физические знания выступают против создателя знаний – человека.

Самая объективная и выразительная информация о коллизии знания
против сознания, как глашатая экологического кризиса, поступает
из анналов экономической теории о труде. В свете концепции целостного
человека в лице НТР можно видеть особую форму отчуждённого труда
– отчуждение присвоения от освоения. Неприсвоенная часть освоенной
природы теряется для человека и общества в своём товарном облике,
но потребляется непосредственно нечеловеческой природой, которая
преобразуется в направлении, чуждом человеческой природе. Отчуждение
присвоения от освоения, таким образом, имеет своим результатом
формирование отходов производства, которыми и загрязняется природа.
В итоге эта последняя перестаёт быть «неорганическим телом» человека,
а становится его болезнью. Во всех попытках изобразить математическим
путём и представить в объективном, «точном», виде величину соотношения
освоения и присвоения в действующих технологических циклах, на
поверхность неизменно выставляется поразительный факт: максимальный
объём полезно использованного НТР вещества не превышает 5%, то
есть из всего объёма освоенного вещества присвоенным человеком
оказывается не более 5% (последняя публикация данных на этот счёт
принадлежит В.И.Данилову-Данильяну с соавторами (2004 год): «…в
расчёте на одного жителя Земли из её недр ежегодно извлекается
и перемещается 50 т сырого вещества, причём лишь 2 т из них превращается
в конечный продукт»). Вряд ли какая другая цивилизация в истории
Земли функционировала с таким чудовищно низким коэффициентом полезного
действия. Эффект 5% есть невыводимое родимое пятно системы производства
и общесоциального порядка, исходящих из фетишизации вечных законов
природы и канонизации неисторических законов точных наук.

Хищническое поведение человека в среде своего обитания, враждебное
отношение к природному миру, вплоть до актов уничтожения природных
систем, и губительная активация в естественном состоянии нечеловеческого
бытия, – таковы результаты НТР, какое вобрало в свою реакцию мировое
общественное мнение. Другими словами, отношение человека к природе
при традиционном познании НТР однозначно оценивается негативно
с высоким эгоистическим индексом. Небезызвестный Барри Коммонер
прозвучал на весь мир со своим прорицанием: «Загрязнение окружающей
среды – это сигнал о том, что наш способ использования естественных
ресурсов вносит чудовищную дезорганизацию в природу как таковую.
Это свидетельство самоубийственного, потенциально рокового порока
современной системы производства» (Б.Коммонер «Замыкающийся круг.
Природа, человек, психология», 1974). Нобелевский лауреат Эрвин
Чаграфф устало сокрушается: «Моё поколение или, быть может, предыдущее
поколение впервые развязало под предводительством точных наук
разрушительную войну против природы. Будущее проклянёт нас за
неё», В научном bean mond’е (высшем свете) в ходу панические,
алармистские настроения, излагающие тревогу за человека, как у
Филиппа Сен-Марка: «Вырождение природы вызывает равнозначное вырождение
человека. Она калечит его физически и духовно, угрожает не только
его счастью, но и его личности, его равновесию и разуму. Это самая
опасная машина для уничтожения человека». Подобная безотрадная
ипохондрия, количеству которой несть числа, делает честь чувствительности
человеческой натуры, но она далеко не есть призыв к действию.

Как всегда в аналогичных кризисных ситуациях, множество гипотез,
теорий, проектов выхода из кризиса равнозначны отсутствию ясного
взгляда на проблему в целом, – ещё Ф.Энгельс видел решение в том,
что «Вечные законы природы также превращаются всё более и более
в исторические законы», а английский биолог Руперт Шелдрейн думает
достигнуть того же, если отказаться от термина laws of nature
(законы природы) и поменять его на habitus (привычка, внешность).
Но самой популярной на сегодняшний день является идея безотходной
технологии (во множестве вариантов), и у неё нет соперников на
роль панацеи в экологической эпидемии человечества. Причина, вызвавшая
столь беспрецедентную популярность, связана с простотой исходной
идей: поскольку отходы производства суть непосредственные возбудители,
своего рода вирусы, экологического заболевания, то их отсутствие
и есть верная гарантия альтернативы. Википедия свободная энциклопедия
определила эту панацею в интернет-сайте следующим образом: «Безотходная
технология – технология, подразумевающая наиболее рациональное
использование природных ресурсов и энергии в производстве, обеспечивающее
защиту окружающей среды».

Расхожая уверенность в том, что безотходное производство есть
продуктивное решение экологического кризиса, не подвергалось серьёзному
аналитическому сомнению, – суждения здесь имели вид семантического
утверждения, как у А.Г.Исаченко: «Главный и единственно надёжный
подход состоит в создании безотходной технологии, исключающей
загрязнение и превращающей отходы в ресурсы, в источники получения
дополнительной продукции» (А.Г.Исаченко «Оптимизация природной
среды (географический аспект)», 1980). Академическая всеобщность
и отвлечённость словарного определения Википедии, понятно, не
могла привести к появлению необходимого для такого процесса конкретной
дефиниции безотходной технологии, а потому в научном и практическом
обиходе оказалось множество пониманий и представлений о производстве
без отходов. На Волыни (Украина) в предприятии по производству
зерновых культур стали использовать шелуху круп для отопления
котла, и эта фабрика была выставлена во всемирной паутине в качестве
примера безотходной технологии. O sancta simplicitas! (о святая
простота!)

Тривиально путаная характеристика безотходного производства, типичная
для современного экологического познания, где замешаны даже реликты
советской идеологии, образцово выглядит на следующем электронном
примере:.«Безотходная технология представляет собой такой метод
производства продукции (технологический процесс, предприятие,
ТПК), при котором все сырье и энергия используются наиболее рационально
и комплексно в цикле: сырьевые ресурсы – производство – потребление
– вторичные ресурсы, и любые воздействия на окружающую среду не
нарушают ее нормального функционирования. Эта формулировка не
должна восприниматься абсолютно точно, т.е. не надо думать, что
производство возможно без отходов. Представить себе абсолютно
безотходное производство просто невозможно, такого и в природе
не может быть. Однако отходы, которые образуются на любом производстве,
не должны нарушать нормальное функционирование природных экосистем.
Если говорить об охране окружающей среды и экономике, то будущее
– за малоотходной и безотходной экономикой. Именно советские и
российские ученые предложили термин «безотходная технология»,
получивший распространение во всем мире. Новые технологические
безотходные производства позволят радикально снизить энергоемкость
и материалоемкость производственных процессов, особенно расход
химикатов. Безотходная технология свои принципы заимствует у природы.
Это принципы экологических систем, в которых вещество и энергия
расходуются экономно, и отходы одних организмов являются условием
существования других. Закон природы очень суров, но мудр: никаких
отходов. Так должно происходить и в промышленности, в которой
все компоненты сырья используются полностью, и производство является
безотходным» (http://merlin-igor.ru/d/wartbw237wind/index.html)

Известный финансист Гюнтер Исфорт, исследуя взаимодействие производственного
процесса с окружающей средой, пришёл к заключению, что «эффективность
всякого производственного процесса или же процесса преобразования
веществ меньше единицы; это означает, что материалы, сырьё и энергия,
используемые в рамках одной или нескольких стадий производства,
в конечный продукт входят не полностью. В силу действия естественных
законов и условий конкретных технологий в ходе физических и химических
процессов соединения и разделения элементов часть энергии и/или
веществ неизбежно теряется – образуются побочные продукты или
продукту деления» (Г.Исфорт «Производственный процесс и окружающая
среда», 1983). Таким образом, вся технология, сконструированная
на базе точных наук, производит отходы в силу своих собственных
законов, что и определяет природу производительных сил на данном
отрезке истории общества: НТР есть технология по производству
отходов, а отходы есть мера экономической убыточности общественного
труда, и тем они опасны для природной среды. Потрясающий низкий
коэффициент полезного действия НТР (эффект 5%) неумолимо доказывает,
что человек потребляет гораздо меньше, чем производит, что подавляющая
часть затраченного труда теряется для человека, что во взаимодействии
с природой человек выступает не как целостный человек, а как биологический
разрушитель, вооружённый разбойничьим кличем: «нам нечего ждать
милостей от природы, – взять их у неё – вот наша задача!» (И.В.Мичурин).

Отношение присвоения к освоению для НТР намного меньше единицы,
– в этом находит самое полное выражение не только природа современных
производительных сил, но и обобщённый социальный эффект знаний
точных наук. Не техническая мощь человечества служит губительным
фактором во взаимодействии человека и природы, а слабость технической
оснащённости человека, не позволяющей наладить безотходное производство.
(Попутно нелишне заметить, что понятие «безотходное производство»
представляется более сложным, чем просто производство без отходов,
– отходы являются необходимой частью любого производства. Здесь
же этот термин обозначает экономически выгодное производство,
примеры которого незнаемо таятся в экономике человека, в частности
генетическая селекция Н.И.Вавилова). Безотходное производство
в идеальном понимании предусматривается как воплощённый в социальную
реальность практический принцип целостного человека – что экономически
выгодно человеку, то полезно природе. Но, согласно правилу Исфорта,
такое производство невозможно на базе знаний точных наук и они
принципиально непригодны для создания безотходной технологии,
ибо «побочные продукты или продукты деления», без которых не обходится
современная машинная индустрия, есть самодержавные отходы. Более
того. Разложение природных форм человека посредством машинного
производства, на которое указывал Н.А.Бердяев, есть эта отходная
процедура, низлагающая экономическую выгоду человека, и тем самым
как бы выводящая его за поле предикации природы.

В совокупности перечисленные модусы выливаются в компактный результативный
итог, имеющий общее выражение глобального экологического криза
в качестве универсального и закономерного последствия материалистической
экологии в целом, а НТР в его суммарном виде представляет собой
тупик этого явления. Итак, аннотируя познание процесса материалистического
класса экологии, должно отметить, что гегемонизация материалистического
мировоззрения (или иначе, воинствующий материализм) приводит к
целевой установке о покорении природы, а эта последняя трансформирует
рукотворную способность человека в отходотворящую индустрию, где
главным действующим персонажем выступает фаустовский человек –
властитель техники и завоеватель природы. Заключительным же резюме
данного раздела выводится грубо материальная апория НТР, родившая
отнюдь не материальный парадокс: знания против сознания. Также
к числу основных заслуг философского способа познания материалистической
экологии следует отнести выявление того, что сама традиционная
схема познания осуществлялась под гносеологическим протекторатом
западной концепции человека как члена человечества, а онтологический
приоритет в реальном экономическом пространстве происходит через
засилье техносферы.

Невообразимая путаница в представлениях о безотходной технологии,
претендующих на единственное решение экологической катастрофы,
опосредованно выявляет себя в том, что очевидная и сама собой
разумеющаяся идея о необходимости перехода в производительных
силах производства от неисторических экспериментальных вневременных
точных наук к историческим природным наукам, и, прежде всего,
биологии, не приобрела форму идеологии. Эта идея не имеет оппозиции
ни в философии, ни в науках, и даже советский технократ академик
И.Т.Фролов высказывает её в порядке перспективного лозунга: «Принципиально
новые возможности для человека открываются со вступлением науки
в «век биологии», начало которому положено развитием молекулярной
биологии и генетики (в частности, генетике человека), биокибернетики
и других биологических дисциплин» (И.Т.Фролов «Перспективы человека»,
1983, с.137). Этот «век биологии» воплотился в новый термин «биотехнология»,
который, став новым понятием, заполонил всё околонаучное пространство.
Громоподобные научные секции, планетарные заседания, международные
симпозиумы, – последний IV Московский международный конгресс (2007
год) собрал рекордное число участников – более 300 учёных и представителей
бизнеса из 43 стран, – создали биотехнологии славу самого модного
научного течения. Но в науке мода далека от понятия красоты. Идея
о «веке биологии» не стала идеологией в силу того, что биотехнология
лишена своей философской схемы познания, а без философии биотехнологии
последняя не обнаруживает своего истинного значения.

Википедия свободная энциклопедия определяет: «Биотехнология –
это дисциплина, изучающая возможности использования живых организмов,
их систем или продукты их жизнедеятельности для решения технологических
задач, а также возможности создания живых организмов с необходимыми
свойствами методами генной инженерии… Биотехнология основана на
генетике, молекулярной биологии, эмбриологии и клеточной биологии,
а также прикладных дисциплин – химической и информационной технологии
и робототехнике». С первого поверхностного взгляда можно безошибочно
определить современную биотехнологию как волюнтаристский способ
применения того же цикла точных неисторических наук в условиях
живой органической природы, или, короче, рассмотрение биологических
процессов в призму физических вечных законов природы. Само словосочетание
«биотехнология» a la letter (в буквальном смысле) бессмыслица,
ибо технология есть совокупность материально-предметных средств
деятельности точных неисторических наук, тогда как с дарвинизмом
и генетикой в биологию вошёл качественно иной функционально-динамический
тип движения. Экспериментально-математические производительные
силы точных наук, как неживая субстанция, не может содержать в
себе «био» по определению. Это означает, что современная биотехнология
по своей познавательной методологии всецело располагается в поле
компетенции материалистической экологии, и у неё нет возможности
претендовать на безотходное производство. Но главное, что модернизация
неисторических наук классического типа в биологии, блокирует ту
точку зрения, которая указывает на учение генетической селекции
Н.И.Вавилова, как на высшее достижение биологии XX века, и на
существование в среде дарвинизма особой научной отрасли – русского
дарвинизма, где таятся потенциальные основания безотходного производства

Биотехнология, таким образом, не способна стать избавителем от
экологического предопределения в силу того, что сохраняет в себе
в неизменном виде первопричину кризиса – идеологию и методологию
вечных законов природы. Эта же сущность служит стержнем всех футурологических
течений, осеянных надеждой на освобождение от экологического рока,
количество которых растёт в пугающей прогрессии: «информационное»
(Негодаев, Масуда, Мартин), «постцивилизионное» (Боулдинг), «постэкономическое»
(Канн), «постмодернистское» (Этционе), «супериндустриальное» (Тоффлер),
«кибернетическая суперцивилизация» (Косарев). Удивительно, что
это происходит при отсутствии научного осмысления данного явления,
– А.Тоффлер отмечает: «Пока ещё нет общепринятого или полностью
удовлетворительного языка, чтобы описать новый период социального
развития, к которому мы, кажется, приближается»; ещё более откровенно
высказался Х.Ф.Шпиннер: «Однако дать точного описания такого общества
ещё не удалось. Единственно, что можно точно сказать, что это
общество, которое всё больше подпадает под пресс информационной
техники». Общую научную точку зрения выразил советский академик
Н.Н.Моисеев: «Мы вступаем в XXI век, цивилизация которого будет
пронизана электроникой подобно тому, как организм животного пронизан
нервными волокнами… Главное здесь состоит, наверное, в том, что
без соответствующего развития вычислительной техники мы не можем
рассчитывать на вступление в эру «направленного развития» (Н.Н.Моисеев
«Человек и ноосфера», 1990, с.198).

Но такое технократическое воззрение в футурологических поисках
грядущего человечества решительно развенчивают В.И.Данилов-Данильян
с соавторами, которые заявляют: «Природа в миллионы раз совершеннее
и "умнее" любых человеческих технологий, и единственный способ
отвести грозящую катастрофу – ослабить запредельный антропогенный
пресс, от которого страдает на Земле все живое, и освободить "законно"
принадлежащее природе место. Именно в этом, в постепенном возрождении
хотя бы части разрушенных естественных экосистем, и состоит, по
мнению авторов, стратегический нерв того, что принято называть
устойчивым развитием» (В.И.Данилов-Данильян, К.С.Лосев, И.Е.Рейф
«Перед главным вызовом цивилизации. Взгляд из России»)

Отвергая технократические тенденции, авторы покидают онтологическую,
функционально-динамическую, область, и непроизвольно смещаются
на гносеологический, познавательно-методологический, уровень рефлексии,
где главным действующим лицом выступает человек, как основной
предмет познания, что требует философского способа мышления. Философское
осмысление основного объекта познания здесь принадлежит академику
Н.Н.Моисееву, воплотившему идею «устойчивого развития» в идеологию
концепции «коэволюции человека и биосферы», о которой Данилов-Данильян
с соавторами толкуют, как о спасительном эксцессе человечества.
Моисеев поучает: «Человек обречён на монопольное положение в живом
мире, ибо он – единственный носитель Разума! Такова его судьба!
И в этом он не волен – это результат процесса самоорганизации
или того, что мы называем мировым эволюционным процессом. Он обречён
на непрерывные поиски новой экологической ниши и на перестройку
самого себя, своего образа жизни, своих потребностей, своей нравственности»
(Н.Н.Моисеев «Человек и ноосфера», 1990).

В концепции «коэволюции человека и биосферы», – философском представлении
Моисеева, – человек осмыслен пассивным исполнителем воли внешнего
фигуранта – «мирового эволюционного процесса» или коллективного
разума – общепланетарного мозга, в котором отдельным индивидам
предназначено играть роль нейтронов. Ключевая максима конструкции
Моисеева – «человечество – часть биосферы», – окончательно расшифровывает
установочную позицию «коэволюции человека и биосферы» или «устойчивого
развития» в качестве иновариации и иносказания концепции человека
как члена человечества. Европейская концепция человека члена человечества
есть духовный вдохновитель материалистической экологии, и, стало
быть, широковещательные декларации Моисеева, Данилова-Данильяна
и прочих адептов коэволюции человека и биосферы или устойчивого
развития, равно как биотехнологические упражнения, идеологически
принадлежат к материалистическому классу, то есть к источнику,
где генерируется кризисная перспектива, но отнюдь не благодетельная
будущность человечества.

Даже более того. Грядущая перспектива устойчивого развития, несущая
в действительности потенции воинствующего материализма, раскрывается
её авторами в мрачную картину, более чудовищную, чем ожидаемый
экологический криз. Об этом обстоятельно доложил В.В.Косарев:
«Быстро углубляющийся глобальный экологический кризис фактически
отсекает возможность дальнейшего продолжения развития на прежнем
уровне, для выхода из кризиса необходим переход разумной жизни
на более высокий уровень – ноосферу или сферу Коллективного Разума,
в котором люди и компьютеры станут подобны нейтронам мозга глобального
размера. Отсюда с неизбежностью следует и то, что индивидуальная
свобода личности будет ограничена там гораздо сильнее, чем в современном
обществе. Мужчины и женщины разных стран и народов станут в полной
пере равноправны, если их дети будут рождаться в инкубаторах,
а мозгами и тех, и других станут управлять PAIS» (PAIS – персональный
компьютер; В.В.Косарев «Кто будут жить на Земле в XXI веке?» Журнал
«Нева», 1997 №10).

Суммируя основные достижения философской схемы познания, требуется
отметить, что изучение по этому курсу способствовало выявлению
двух новых моментов в феномене экологии, – как положительного
качества, так и негативной квалификации. Со стороны первого выступает
общий принцип – что экономически выгодно человеку, то полезно
природе, а со стороны второго определено функционирование того,
что в целостной совокупности и составляет глобальный экологический
катаклизм: целевая установка на порабощение природы, тезис «знания
против сознания» и «эффект 5%». Это означает, что названная нами
материалистическая экология и есть per se экологическая планетарная
катастрофа. В отчёте Всемирного фонда дикой природы WWF за 2008
год говорится: «Мир приближается к экологической катастрофе, так
как запросы человечества в области природных ресурсов превысили
на треть тот показатель, который может предоставить Земля». Итак,
противоречие человека и природы в настоящей цивилизации превысило
пределы, допустимые природой, – и в обширной экологической тематике
этот вывод кажется единственным, где наличествует единодушное
мнение.

В конечном итоге философское обозрение экологического процесса
позволяет умозрительным способом наметить общую причину экологической
катастрофы, состоящую из трёх аспектов, или три совокупно спаянные
причины. Аспект первый, онтологический: несоизмеримость внутреннего
содержания точных наук, формирующих производительные силы экологического
хозяйства, и исторического существования окружающей среды. Аспект
второй, гносеологический: слепое поклонение или фетишизация материального
миропорядка (приоритет классической картины мира). И, наконец,
третий и главный, мировоззренческий аспект: диктат воинствующего
режима миропредставления или воинствующий материализм (как религиозное
обожение (человекобожие) материально-вещественного бытия). Материалистическая
экология суть не что иное, как непосредственный результат воинствующего
материализма. Однако при мышлении, принятом в материалистическом
воззрении, подобные рассуждения не имеют силы аргументативных
суждений, и в среде материалистической экологии они представляются
не доказательными величинами, а умозрительными (как тут принято
считать, голословными) допущениями и объяснениями, ибо лишены
ведущих положений материалистического познания: системно-рационального
норматива и причинно-следственного логического выведения.

Эти последние познавательные средства, культивируемые в материалистическом
знании и познании, в совокупности передаются в материалистической
экологии, как рациональное природопользование. Ex toto (в целом)
оно выводится как система хозяйственной деятельности, при которой
достигается неисчерпаемость его энергетической и сырьевой базы
с сохранением среды обитания человека. Судя по операционалистским
приёмам, данное рациональное природопользование занимает в системе
материалистической экологии место теории познания. Хотя, – и в
этом состоит особенность этой традиционной формы познания, какая
противостоит философскому способу, – рационального природопользования,
как такового, как конечного конструкта, нет в реальной действительности
(впрочем, как и аппарата безотходной технологии, с которым рациональное
природопользование часто синонимируется), то есть в традиционном
познавательном обороте находится идеал – продукт умозрения. Умозрение
в материалистическом исследовании не считается доверительным методическом
приёмом, и потому три умозрительные причины экологического кризиса
(онтологический, гносеологический и мировоззренческий) не признаются
достоверными, а рациональное природопользование, тем не менее,
будучи идеалом – опытом умозрения, задействовано в познании материалистической
экологии.

Рациональное природопользование появилось, как дитя неизъяснимой
красоты, из рационально-логического мышления классической ньютоновской
эпохи, и современный интеллектуальный уровень человечества вырос
из классических канонов ньютоновского точного знания; всесилие
науки стало торжеством и гордостью НТР. Трюизмом считалось положение,
что наука, в отличие от других способов познания действительности,
добывает достоверные, «объективные» знания, независимые от субъективного
взгляда на мир, от личностных целевых установок и персональных
воззрений. Но в действительности оказывается, что подлинное знание
зависит как раз от субъективного бытия творца-исследователя, и
понятие «объективности», – главного параметра науки, – на деле
поставлено в зависимость от субъективности целевых установок и
мировоззрения индивидуального познающего гоменоида. Этот важнейший
философский момент поставлен в эпицентр русской духовной философии,
о чём будет далее сказано, тогда как на Западе приходят к обескураживающим
безальтернативным эмпирическим наблюдениям, как у С.Графа: «Научные
наблюдения сами по себе не диктуют единственных и однозначных
решений, ни одна из парадигм никогда не объяснит всех имеющих
фактов, и для теоретического объяснения одних и тех же данных
можно использовать многие парадигмы» (С.Граф «За пределами мозга.
Рождение, смерть и трансценденция в психотерапии», 1992, с.16).

И вместо лозунга Г.Галилея, адекватного знака гордого познания,
что «Законы Природы пишутся на математическом языке», в последнее
время в связи с идеологией «коэволюции» явилось нечто обратное:
«Язык познавательной деятельности, те смыслы, которые порождены
ею и существуют только в ней, прежде всего смыслы, формирующиеся
дисциплинарным языком (геометрии, химии, алгебры и т.п.), проецируются
на природу, превращаются в язык самой природы, в язык бытия» (Сборник
«Философия природы: коэволюционная стратегия», 1995, с.288)

Основным понятием материалистической экологии есть экологическая
система (экосистема). На Международном экологическом форуме
сказано: «Экосистема – основная функциональная единица в экологии,
поскольку в неё входят и организмы, и неживая среда – компоненты,
взаимно влияющие на свойства друг друга и необходимые для поддержания
жизни в той ее форме, которая существует на Земле. Если мы хотим,
чтобы наше общество перешло к целостному решению проблем, возникающих
на уровне биомов и биосферы, то должны прежде всего изучать экосистемный
уровень организации. Экосистемы представляют собой открытые системы,
поэтому важной составной частью концепции являются среда на выходе
и среда на входе». Как видно, в дефинитивную схему «экосистемы»
не включено понятие «человека», тогда как в теорию познания экологии
человек входит как основной объект. На интернет-сайте ЭКОСИСТЕМА имеется любопытное разъяснение: «Экосистемы могут быть необычайно разнообразны как по своим характеристикам,
так и по своему разнообразию возможностей. Описать экосистему
может любой, описав любую ситуацию, где имеются отношения между
"жителями" и их окружающей средой. Домашнее хозяйство, университет
или государство, это все не что иное, как экосистема, в которой
главенствующую роль занимает человек. Человеческие экосистемы
не существуют независимо, но взаимодействуют в сложной сети социальных
и экологических отношений, соединяющих все другие экосистемы,
чтобы составить биосферу. Поскольку сегодня поверхность земли
практически не остается свободной от человеческого контакта, все
существующие экосистемы возможно рассматривать как системы, находящиеся
под воздействием человека».

Как указывалось, quinta essentia (основная сущность) философского
познания в экологии составляет человек, и оно отличается, прежде
всего, тем, что человек располагается в центре всякой экосистемы
в той мере, в какой любая экосистема суть акция ойкоса. Каждый
человек есть демиург своей собственной экосистемы: человек творит
экосистемы при прогулке по парку, при посещении зоосада, при купании
в реке. Без человека нет ойкоса и без человека природа состоит
из биоценозов, биномов и ландшафтов. Экосистема имеет для человека
определяющее значение, ибо экосистема охватывает человеческую
жизнь, и в то же время экосистема не имеет для человека никакого
смысла, ибо существует понятие человеческой жизни.

На этом фоне наглядно проявляется первейший диагностический критерий
всякой разновидности воинствующего материализма: принижение и
угнетение индивидуальной личности человека. По этой же трассе
проходит принципиальная грань познавательных приёмов в экологии:
рационального природопользования, где отсутствует доминация человека,
и философского подхода, где индивид дан через науку о человеке.
В этом пункте заявляет о себе самая тонкая аналитическая материя
и уникальная грань экологической тематики: идеологически неразрывная
связь глобальной экологической депрессии (технологический момент)
и крушения советского режима в России (философский момент). Эти
две разные, казалось, несоединимые, парафии сочленены, таким образом,
мировоззренческим порядком: в обоих случаях материалистическое
мироощущение поставлено во главу угла, то есть материализм из
метода переведен в идею и возведён в ранг самозначимой философии.

В непомерном обилии аналитического материала, касающегося советской
(коммунистической, социалистической) действительности упускается
исключительный её штрих: советское государство есть единственная
в человеческой истории система, предопределённая интеллектуальными
усилиями, и предуведомлённая умственным воодушевлением человека.
В России такое предвосхищение было издано В.И.Ульяновым-Лениным
в виде философской системы воинствующего материализма (или диалектического
материализма). У Ленина воинствующий материализм выведен из диктата
материи в основном вопросе философии (материя – дух), а в антагонистическом
разделении материализма и идеализма первый доведен до состояния
монопольного детерминатора.

Крах коммунистического режима в первую очередь свидетельствует
о несостоятельности духовного ядра режима – воинствующего материализма.
Общественно-гностическая особенность этого процесса проявляется
в настоящее время в России в качестве парадокса: если крушение
системы в полной мере коснулось онтологических основ режима и
государственности, то философское ядро системы – воинствующий
материализм – осталось ныне незатронутым в своих главных мировоззренческих
чертах (этому нисколько не препятствовал всплеск религиозного
сознания в России этих дней, хотя факт сам по себе симптоматичен).
Анахронизмы, атавизмы, рудименты и реликты советского миропредставления
обычны во всех областях знания и познания, – воззрения Н.Н.Моисеева,
В.И.Данилова-Данильяна, В.В.Косарева и великого множества их последователей,
– прямое тому свидетельство. Но воззренческий крах советского
максимализма – воинствующего материализма – исторически неизбежен,
ибо предусмотрен логикой духовного развития. Крушение советского
домопорядка есть экологическое предостережение о вредоносности
воинствующих режимов.

На сегодняшний день нам не дано знать, какая духовная система
придёт на смену советскому воинствующему материализму, но о необходимости
этого свершения сомневаться не приходится, и вера в эту иллюзии
суть главное доказательство. Причины экологического кризиса, осмысленные
посредством умозрительного рассуждения при философском подходе,
кажутся произвольными, ибо умо-зрение не понятно рациональному
мышлению, а другого языка в науке мы не знаем, – так что в нынешней
ситуации нам не известна ни истинная причина глобального экологического
кризиса, ни объективные основания решения этого кризиса, приведенные
к общезначимому рациональному восприятию. Одно можно считать удостоверенным,
что экология, принятая в материалистической редакции, – а это
есть современная технологическая парадигма, – не может содержать
в себе ключей и путей к исправлению глобальной деформации в соотношении
человека и природы человеческого дома – планеты Земля. Такова
основная идея данного раздела о материалистической экологии.

(Продолжение следует)

__________________________________________________________________________

Примечания

1. Экономическая теория труда явилась самым ярким факелом человеческого интеллекта Новейшего времени, а наиболее ослепительной вспышкой в этом факеле была теория Карла Макса или марксизм. Экология также неразрывно связана с марксизмом, как марксизм предопределён экологией, без подлинного марксизма нет подлинной экологии. Я могу только сформулировать эту теорему, но вовсе её не доказывать, отчасти из-за недостатка места, а отчасти из своеобразия темы. Здесь я могу только предусмотреть гностическое участие основных положений теории труда в экологической проблематике, и тем засвидетельствовать на примере философии НТР эффективно высокий потенциал самой философии в познавательной парафии экологии.
2. В результате умозрительных, в общем интуитивных, усилий появляется новая морфема – что экономически выгодно для человека, то полезно для природы. И, как всякое новое духотворчество, таит в себе некоторые нераскрытые смыслы, которые требуют специального рассмотрения вне данного жанра, и я не могу о них говорить. Не всегда интуитивное положение ясно до конца на понятном рациональном языке, я хочу предостеречь от использования этой морфемы в буквальном смысле. Конечно, человек, совершивший перелёт на самолёте, производит экономически выгодное деяние, ибо экономит время, но полезно оно природе? Это зависит от духовного качества деяния человека, но определение последнего находится на другом уровне рефлексии. Экономическая выгода также индивидуальна, как и сам человек. Здесь я применяю новую словоформу, как обозначение положительного созерцания.