Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

РАЗГОВОР С РЫБОЙ-ШАР

– Привет, – сказала Рыба-Шар, глядя мимо пловца куда-то в сторону
усталыми темно-синими глазами.

– Привет, – сказал он, держа ее упругое колючее тело в руках.
– Ты что, говоришь?

– А что, не слышно? – без улыбки усмехнулась рыба и выпустила
изо рта тонкую струйку воды. – Слушать будешь?

– Буду, – чуть погодя ответил он. И тут же уточнил: – А что?

– То, что ты никогда не услышишь, если не захочешь… – снисходительно
бросила рыба и пожевала своими большими потрескавшимися губами,
словно мяла челюстями жевательную резинку. – А захочешь ты вряд
ли, потому что подавляющее большинство людей на этой планете,
которую нужно бы назвать Море, а не Земля, слышат что-либо важное
только тогда, когда вас берут за шиворот или всаживают в сердце
кол. Когда начинаются войны, землетрясения, цунами, когда умирает
кто-то из ваших близких. Или когда происходит чудо, немыслимое
ни по каким вашим физическим законам. Вы – зажиревшие инфузории
туфельки, – добавила с каким-то безразличным сожалением Рыба-Шар,
– разбирающиеся в Ливайсах и в телефонных тарифах, но не в смысле
своего короткого существования.

– Постой! – немного оскорбился пловец, – я ведь… не только Ливайсы
ношу, но и Платона читал, и Достоевского…

– Ну да, – кисло улыбнулась Рыба-Шар, – и сам еще роман пишешь.
Строчишь чушь о том, что Бог сидит сейчас где-то за пивной стойкой
на небесах и бухает. Ты так написал?

– Ну да… – немного испуганно сказал пловец, – а ты случайно не…

– Не бойся, я не ангел смерти в обличье тропической рыбы. Рано
еще. Хотя и не так уж недолго осталось. Смотря, конечно, по каким
меркам судить – вашим щенячьим или по вечным…

– Слушай, а чего тебе вообще надо, а? – резко спросил ныряльщик.

– Заруби себе на носу, в мозгу, да хоть на заднице зарубку поставь,
– говорила, будто сплевывала, рыба, – что есть вещи, которые человек
точно знает, или хотя бы интуитивно чувствует, а есть такие, которые
он никогда – слышишь, никогда! – не поймет и не узнает, пока дышит.

– Почему?! – словно споря не с говорящей рыбой, а с человеком,
запальчиво возразил ныряльщик.

– Потому что это производная закона противоположностей, существующего
всегда, везде и во всем – даже там, где и жизни нет, – деловито
сказала рыба. – Если есть знание – есть и незнание. Имеется интуиция
– есть и профанация. Ясно?

– Пожалуй, но…

– Что – но? – Рыба-Шар сплюнула изо рта кашицу из перетертых кораллов
и растянула свои толстые губы в иронической ухмылке, обнажая кости,
больше похожие не на зубы, а на расплющенный клюв попугая. – Итак
– но?

– Но в таком случае есть же мое, человеческое представление о
том, что такое то, что я не знаю! – с жаром заговорил ныряльщик.
– Что такое вера в Бога, что такое, наконец, сам Бог! Я вот, например,
не могу поверить в сказку, что изложена в Евангелии, из которой
следует, что после Страшного суда, как там написано, все мертвые
оживут и соберутся вместе. Как такое может быть, чтобы такое огромное
количество трупов собралось где-то вместе! Я же не дикарь какой-то,
который вообще ничего не соображает и которому достаточно подарить
пару побрякушек, чтобы он поверил, как ребенок, в эту фантастику!?
Да и потом, где доказательства, что эти евангельские тексты подлинные?
Ведь существуют еще неканонические Евангелия, которые церковники
посчитали невыгодными и исключили из Библии. Все это напоминает
советское время, когда тексты переписывались или писались так,
как угодно власти. Я – человек! И имею право видеть вещи такими,
какими они мне представляются в данный момент! – вдруг сорвался
на тонкий фальцет ныряльщик, тут же резко смутился, хотя чувствовал,
что уже не может остановиться. – Те, кто верит в бога по христиански
– представляют его христианским, кто по буддистски – Буддой, папуасы
– по папуасски, – быстро говорил он. – А я… Я – тоже верю в него
по своему… и не.. не потому что я так хочу, или из гордыни там,
а потому что мне так верится, ясно? Может, это происходит даже
против моей воли, – но именно так мне верится, так втемяшивается
в мою голову, понимаешь?! Я вижу дерево и описываю – вот это дерево,
состоит из коры, листьев. Представляю что-то в голове – и описываю
это представление. Почему же я не имею на это право, а? Почему
я не могу представить абстракцию, которую мне внушают по ТВ, в
книгах, в разговорах, в газетах – в какой-то своей картинке? Если
он, как считается, создал нас по образу своему и подобию, а мы
оказались таким дерьмом, то почему он не похож на нас, а? Почему
не может махнуть на все рукой, как это часто делаем мы, люди,
бросить семью, детей, работу, разочароваться и спиваться? Почему?
У меня нет сейчас, в данный момент, другого представления, кроме
как этого! Мне хреново было, тускло, я чувствовал, что все величественное,
значительное, все высокое в этом мире куда-то похерилось – вот
и представилась картинка, что он очеловечился, как мы, стал спиваться
там у себя, на небесях…

– А, может, – и нет его, – вдруг добавил еще пловец и тут же сомнением
уткнулся сам в себя, сознавая, что ляпнул неправду, потому что
не мог честно признаться, что в Бога совсем не верит. И тут же
в его мозгу бенгальской искрой зашипела спасительная мысль, –
и он быстро проговорил:

– Я, может, и чувствую, что он есть… или хотя бы был – но не верю
в него. Как человек, который, я знаю точно, что он есть, существует
– но в него не верю. Ясно, рыба?

– Да… – Рыба-Шар шевельнула губами, издавая такой звук, словно
высасывала застрявшие крошки пищи из щелей в своих зубах, – Новости,
похоже, действительно заслоняют царство Божие … – бегло, с безразличным
сожалением, она взглянула на ныряльщика потускневшими синими глазами,
– тяжелый случай. Похоже – бесполезный. Ну, я поплыла… – она шевельнула
плавниками, завибрировала телом и начала сдуваться.

– Эй, ты куда? – с пересохшим ртом воскликнул он.

– Как куда? – остановившись, обернулась рыба, – домой, к себе.
А ты давай, дуй в свой удивительно прекрасный новостной мир, и
продолжай кайфовать оттого, что какая-нибудь английская королева
пукнет на том конце земного шара, а тебе передадут по телевизору
этот запах.

– Но ведь этот прекрасный, как ты говоришь, новостной мир создал
не я, – тихо, опустив голову, сказал ныряльщик, – а твой Бог…

– Уже мой? – усмехнулась рыба. – Знаешь, если ты возненавидел
своего отца, отказался жить так, как он тебя воспитывал или вообще
перестал в него верить – решил, например, что родился не из семени,
а из бараньего уха – от этого твой родитель в воздухе не растворится.

– У нас, у людей, может. – снова тихо, упрямо буркнул ныряльщик.
– Отцы бросают детей, исчезают, умирают…

– У вас, людей, – покривила губы Рыба-Шар. – Человеческое… Человеческое,
слишком человеческое – всегда немного животное. Не путай с божественным,
человек! Забыл – закон противоположностей?

– Зачем же тогда мне разум сюда впихнули, – яростно ударил ныряльщик
себя по макушке костяшками сжатых пальцев, – если я не могу думать
о том, что там может быть, в вашем божественном?!

– Думать – можешь. Заключения делать – дано не каждому.

– А другие? Другим дано? Книги, трактаты пишут, святыми становятся,
церкви строят, иконы рисуют, детишкам на праздники цепляют на
спину картонные крылья и те изображают ангелочков. Что, ангелы
на самом деле так выглядят, так, так?

– Если такие представления делают их добрее, даже если они глупеют
при этом – что ж, вполне неплохо.

– Ложь – неплохо?

– Есть иллюзии, а есть ложь.

– А мой бухающий Бог – что, ложь?

– Иллюзия, но дерьмовая. Лучше бы ты ему бороду пушистую повесил,
на облачко посадил, глупое что-нибудь выдумал, примитивное, добренькое
– все же лучше, чем Господь в запое…

– Добренькое… сироп сахарный! Жизнь что, блин, сироп? То, как
человек представляет себе все вокруг, в том числе и Бога, и Дьявола,
– это часть его, часть жизни! К тому же это литература, сочинительство,
дура!

– Любая литература ниже веры, потому что для того, чтобы верить,
книжки можно не читать. – сказала, выпятив губы, рыба. – Да и
не писать, пожалуй… Послушай, ты вот сам ноешь, что люди разрушили
великое и смешали его с ничтожным. Отсюда и ненависть твоя к среднему
классу.

– Это не то, это другое… Я ненавижу их за то, что они примитивны,
за то, что возвели примитив в ранг управления миром…

– Нет, они не примитивны. Человеку со средней душой и средним
интеллектом легче зарабатывать деньги и жить комфортно. И вот
это тебя бесит.

– Ну бесит, – признался он, – ну и что?

– А сам лезешь все равно в средний класс, понимаешь задницей,
что так все-таки лучше, спокойней, ты ведь тоже покоя хочешь,
спокойной жизни, средней, так, так?

– Да пошла ты, – взъярился ныряльщик, который не нашел, что ответить,
– а ты…ты разве не соображаешь, что все эти благолепные божки
на облачках с пушистыми головами, все эти иконы, детишки с картонными
крыльями – это тоже среднее, тепленькое представление о Боге,
а я может, и не достиг высшего, да – не достиг! Но зато честнее
качнуть все это в другую сторону, заставить его спиться за вонючей
стойкой, блин, чем сочинять добренькую сказку, которой давно уже
нет, понятно!

– Больной какой-то… – мрачно выдохнула рыба, – Есть еще истина,
о которой ты, душевный неудачник, даже не подозреваешь.

– Какая?

– Среднее – всегда искусственная, ненастоящая вещь, если учитывать,
что все делиться на плюс и минус. Поэтому любое среднее всегда
сползает либо в плюс, либо в минус. Так вот, среднее в жизни есть
всегда, оно просто не может не быть. Вопрос только в том – какое
среднее ты выберешь? А вот ты – заранее презираешь любое среднее!
Средний Бог с пушистой бородкой на облаке – он все-таки ползет
к плюсу, понял? А твой Бог за стойкой – к минусу. Лучше бы ты
вообще ни во что не верил, придурок. А то твоя вера на мастурбацию
похожа: воображаешь объект несбыточной страсти, лежишь в темноте
и дуешь сладострастно в кулачок…

– Слушай, а ты кто такая? – зло выпалил ныряльщик. – Может, ты
просто компьютерное животное, голограмма с колючками, а? И весь
этот разговор – шутка какого-то придурочного компьютерщика, который
решил сделать меня посмешищем? Выключись, лопни, сдуйся! Так я
и поверил во всю эту хрень! Пошла ты!

– Отлично… – Рыба-Шар отвернулась и взмахнула плавниками.

– Подожди! – чуть не плача, воскликнул ныряльщик, удерживая ее
руками. – Подожди… – добавил он чуть плаксивей и тише. Понимаешь…
понимаешь…

– Ну? – Рыба-Шар с презрительной миной смотрела на него снизу верх.

– Дело в том, что… понимаешь… если бы мне кто-то раз и навсегда
привел доказательство, что Он есть. Или… или, что хотя бы Он был,
то есть создал это все… то я бы, наверное… нет, если бы и в Него
даже не поверил, то хоть во что-то бы в этой жизни поверил. Да
нет, не то говорю… Мне было бы легче жить. Надо же хоть во что-то
верить, хоть в что-то? А я даже в смерть свою не сильно верю,
хотя знаю, что она есть…

– А то, что я сейчас с тобой говорю – не доказательство?

– Нет.

– Что, часто встречал говорящих рыб?

– Нет, но… Наверное, хоть дерево заговори сейчас, я сначала удивлюсь,
а потом… Потом…у меня такое ощущение, что кто-то сразу выступит
по телевизору и объяснит, что так и так, некоторые деревья, оказываются,
говорят. Нет, мне по другому надо – почувствовать, ощутить, что
ли…

– Веселенькое дело. – Рыба-Шар вновь выплеснула изо рта струю
воду, словно сплюнула, и скривилась: – Значит, хочешь услышать…
тьфу, то есть почувствовать, что Бог есть?

– Да.

– Слушай.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВО № 1

Создавая Землю в районе берегов Красного моря, Творец явно хотел
не только удивить жителей этого места, но и вообще подчеркнуть
смысл существования всех. Он решил показать, что любая жизнь,
несмотря на многочисленные оттенки и полутона, состоит из вполне
очевидных контрастов. Черное – белое. Прекрасное – безобразное.
Полное – пустое. Быть – казаться. Жизненное – безжизненное. Шум
– тишина. Любовь – ненависть… И так далее – список можно было
бы продолжить и завершить наиболее конкретным: Бог-Дьявол. Добро-Зло.
Тысячелетия Создатель втолковывал через рождающихся философов,
писателей, войны, наводнения, учения, религии поколениям людей,
что все в жизни делиться на две части, две половины, две крайние
противоположности – и от того, какую из этих частей ты примешь,
зависит качество жизни в дальнейшем. Полутона, оттенки в этом
выборе имели значение лишь в мелочах, но не в главном.

Когда Бог создавал плоскую, как огромную каменную плиту, коричневую
египетскую пустыню, где не росло ни единого дерева, резко обрывающуюся
в прозрачное, перенасыщенное жизнью Красное море, то он так и
задумывал: дать персонажам своего творения реальный объект смысла
их бытия. Если сухое плато пустыни давило всякий вздох, всякое
пробуждение оригинальности мысли, цвета и чувства, то наоборот,
в Красном море открывалась расцвеченное десятками мельчайших полутонов
королевство молчаливой красоты. Стада морских животных паслись
в садах кораллов, растущих на склонах подводных гор в переливающихся
лучах проникающего в воду солнца. Маленькие, средние и огромные
рыбы, моллюски, микроорганизмы, водоросли шевелились, поднимались,
опускались, ползали, плавали в соленой воде. Их тела, как и коралловые
рифы, были расцвечены десятками оттенков цветовой радуги и сразу
пронизывали душу нырнувшего туда человека красотой.

Знаешь, как создавался мир? В самом начале не существовало отдельно
ни палитры с красками, которыми расписаны земные цвета, ни сборника
этических правил, которыми люди на словах руководствуются в поступках.
Оба кодекса – прекрасное и добродетельное – были слиты в единую
палитру, с которой Бог просто брал краски и рисовал. Красивый
– ведь до сих пор означает прекрасный, не так ли? То есть хороший,
добродетельный, лучший. В этом было понятие ХОРОШО. До сих ведь
пор еще говорят: «Он совершил прекрасный поступок» – то есть кто-то
за кого-то заступился, пожертвовал, спас. А еще говорят: «Он поступил
некрасиво, отвратительно, грязно» – значит, украл, обманул, предал,
убил. А негармоничные цвета в живописи тоже называют отвратительными,
грязными. Это отголоски единого понятия ПЛОХО. После изгнания
человека из Рая этика и эстетика разделились, стали удаляться
друг от друга. Но они не удалились друг от друга полностью. Они
исчезнут окончательно, когда кончится мир. А пока что внутреннее
ощущение единой палитры – такой древней, что и понятия «плохо»
в ней когда-то не существовало, а было только «хорошо» – так вот,
подобное ощущение сегодня каждому человеку может служить зримым
доказательством того, что мир создал некто гораздо более талантливей
всех нас, какой-то один невероятно гениальный художник.

Знаешь, однажды к французскому ученому Блезу Паскалю, известному,
несмотря на занятия наукой, своей задумчивой религиозностью, пришли
в гости его атеистических взглядов друзья: физики, химики, астрологи.
Они поужинали с хозяином, выпили вина и стали, по обыкновению,
спорить о том, как мог быть создан мир. Приятели Паскаля сходились
в том, что жизнь возникла из случайного взрыва в Космосе, когда
огромное количество газовой пыли вдруг перемешалось так, что возникла
сначала Земля, а потом уже и микроорганизмы, моря, леса, животные,
человек. Блез Паскаль больше отмалчивался и не хотел спорить –
ему в последнее время все это уже порядком надоело. Хозяин дома
предложил гостям кофе, чай, сигары и партию в бридж– для этого
вся компания перешла в соседнюю комнату. Там на подставке стоял
граненый хрустальный шар – сувенир а виде глобуса, изготовленный
в России на уральском заводе и подаренный Паскалю во время его
визита в Петербург.

«Откуда у тебя такое чудо, Блез?» – спросил Паскаля один из гостей,
восхищенно разглядывая сверкающий в свете свечной люстры хрустальный
шар. «Так, сам возник.» – ответил ученый, усаживаясь в кресло
с сигарой во рту. «Как возник?» – не понял гость. «Ну, шел я вчера
лесом, по оврагу, вижу – на земле какое-то завихрение, сгусток
какой-то вертится. Подошел ближе – этот шар и появился. Мне показалось
красиво, я принес его и поставил здесь.» «Нет, вы шутите?– присоединились
к гостю его коллеги, -Такое чудо не могло так просто валяться
в лесу. Где-то купили его, наверное, да? Признавайтесь! Или изготовили
на заказ? И где же производят такие чудеса, дайте адресок…» «Да
никто его не делал. Говорю – сам возник. Давайте, господа, приступим
наконец к картам.» – сказал несколько раздраженно Паскаль. «Похоже,
Блез сегодня не в настроении, – сказал один из гостей. – не хочет
говорить правду, ну и не надо.» «Я вам сказал не неправду, – поднял
на него глаза Паскаль, – а полную чушь. Точно такую же, какую
вы говорили о происхождении Земли в соседней комнате еще полчаса
назад».

Ну и теперь – ближе к делу.

Много лет спустя один человеческий ныряльщик приехал на берег
Красного моря из далекой северной страны. Человек этот давно бессознательно
полагал, что он является, как все остальные жители северных стран,
сверхсуществом, власть которого над миром непоколебима. Он считал
так, потому что каждый день в своем каменно-деревянно-пластиковом
доме мог, если бы захотел, услышать голос своего друга или любого
незнакомца на другом конце Земли через отверстие в пластиковом
кирпичике, в котором загорался разноцветный свет. Он часто смотрел
в другой светящийся большой плоский кирпич, где видел сотни подобных
себе. Он умывался горячей водой, носил удобную одежду, разогревал
и ел замороженную еду, не зная и не понимая, кто и как добыл пищу
и обработал ее. Он, как дикарь с неисследованного острова, не
понимал, как устроены многочисленные волшебные кирпичи в его жизни,
почему ему то становится тепло, то холодно, то радостно то грустно,
почему одно кажется красивым, а другое безобразным, почему он
родился и зачем должен умереть. Если бы этого человека однажды
вызвали на экзамен по природе вещей, он бы ничего не смог ответить
и провалил бы экзамен и его, возможно, исключили бы из жизни.
Он умел только пользоваться этими жизненными вещами и создавал
тем самым комфорт для своего ума, души и тела. Впрочем, что такое
ум, душа и тело – этот человек тоже (да и что, такое, собственно,
понятие «человек») не очень хорошо понимал и для объяснений всех
этих сущностей он пользовался терминами из памяти своей юности
и из светящихся ящиков, да и те не все помнил. Он был, по сути,
натасканный пользователь, user жизни, которую включал, просыпаясь,
прогуливался в ней, делал там какую-то работу – и выключал, ложась
спать. Многие из подобных ему userов, вдоволь навключавшись и
напользовавшись, в конце концов отключались от жизни и засыпали
навсегда. Тогда их относили на окраины пластиково-каменных городов
и зарывали, по старинной традиции, в землю.

И вот однажды этот северный житель, высмотрев в одном из своих
светящихся плоских кирпичей информацию, обещающую ему приятное
времяпровождение, купил билет на летающую трубу с крыльями и хвостом,
и прилетел в страну под названием Египет. Он пришел на берег Красного
моря, одел ласты, подводную маску, трубку. Вошел в море, поплыл,
стал нырять и случайно поймал руками странную рыбу с иглами вместо
чешуи под названием Рыба-Шар. Я лениво раздулась в его руках,
хотела укусить ныряльщика за палец, но передумала. Вскоре не оглядываясь,
я уплыла прочь. Ныряльщик тоже поплыл дальше, смотрел на меня,
на рыб вокруг, на морские звезды, морских ежей и заросли кораллов.

И вдруг он почувствовал, что земные мысли и страсти утихают в
его душе, а на смену им приходит растущее чувство тихого восторга.
Ныряльщик не знал, что еще несколько минут назад в него вошла
источаемая кораллами и рыбами медленная стрела красоты – та самая,
что выбирает цель сумбурно и редко, короткими мгновениями вечности,
та самая, боль от которой чувствуется не сразу, а растекается
горячим цветком чуть позже внутри. И вот этот цветок красоты родился
в нем и стал расцветать. Ныряльщик уже ясно чувствовал, что цвета,
которые он видит перед собой на спинах рифовых рыб, в сплетениях
кораллов, в танце проникающих в воду солнечных лучей, не могут
сами вот так гармонично, случайно сложиться, нарисоваться, вспыхивать
рядом друг с другом в той прекрасной последовательности, в которой
они были перед его глазами. Зеленое располагалось рядом с красным,
фиолетовое с желтым, голубое с оранжевым – и так далее, тысячи
полутонов соседствовали с мельчайшими полутонами идеального цветового
круга, от вида которого захватывало дух и ширилось ощущение радости.

Ныряльщик как-то сразу и легко понял, что такое идеальное художественное
произведение, что он видит сейчас, никогда не смогло бы родиться
из неживых рук. В его памяти солнечным калейдоскопом пронеслись
картинки иной красоты – красоты поступков, чувств, ощущений. И
тут же эти две красоты: зрительная и этическая, соединились для
него в одно целое, перенеся его на несколько минут в Рай, в тем
времена, когда его предки еще не были оттуда изгнаны и обе палитры
мировых красок были едиными. Ныряльщик – этот скептичный, сдержанный,
образованный, с витринным вкусом одевающийся работник офисов,
компаний, редакций, корпораций, служитель распорядка и денег –
вспомнил, как чудесно и красочно жилось ему в детстве, когда вся
его жизнь была усыпана, как новогодняя елка, блестками мишуры,
захватывающими дух чудесами. Чудо приезда к бабушке, чудо запретного
заднего двора дома, где гуляли лишь взрослые мальчики, чудо вкуснейшего
мороженного, подарки под елкой в хрустящем бумажном пакете, запах
мандаринов, рассказываемые на ночь сказки с шипящей пластинки,
бессмертие Маленького Мука, Волшебника Изумрудного Города, спящей
царевны, говорящих лесных медведей, первая в жизни поездка к сверкающему
на солнце морю. Ощущения эти, основанные на несомненной, почти
религиозной вере в чудо, постепенно рассеивались годам к двенадцати-тринадцати.
Ему до сих пор казалось, что именно в это самое нежное время,
от тринадцати лет до шестнадцати – и сажают взрослые детей в серо-белый
карцер излечения от магии детства, в офис под названием «Уничтожение
веры в бессмертие от А до Я». И там, в этом медицинском дурдоме,
они держат их до скончания воли к сопротивлению, колят инъекциями
трезвости и рационализма. Кого-то выпустили раньше, а кого-то
выпихнули на тротуары городов позже, как безнадежных больных,
потому что очередь новых бессмертных без конца выстраивается со
двора юности и детства, чтобы позже выплеснуться с заднего двора
уже смертными и взрослыми – и так без конца. Он вспоминал редкие
чудеса и в своей взрослой жизни, которые, как золотые песчинки,
налипли к ладоням памяти, в то время, как остальной песок весь
просыпался сквозь пальцы. Это были плечи, локоны волос, глаза
и улыбки девушек, в которых он влюблялся и думал, что нашел свою
Еву, но эти Евы множились, появлялись и снова исчезали. В его
жизни оставались редкие чудеса закатов, ветки деревьев, посыпанные
измельченными алмазами снега, чудеса снов, мечты, путешествия
в дальние страны и в души близких по духу и крови людей. В конце
этих длинных, как музыкальные струны, путешествий по тропинкам
и полям Рая, красота в его сердце стала постепенно меркнуть и
заходить за его сознание, как заходит солнце за горизонт – и тогда
ныряльщик устремился обратно, в теплое море, где ударила в него
та самая медленная стрела красоты. Горячее тепло по прежнему разливалось
по его жилам и заполняло душу. Он почувствовал, что теперь ему
не страшны ни страх жизни, ни боязнь смерти,– ему было очень хорошо,
спокойно и восторженно, потому что он начал любить. Его любовь,
зародившаяся на огромной высоте подсознания, упала шумным чистым
дождем вниз, омыла всех его знакомых, друзей, добралась до самых
близких, и, наконец, до него самого. А затем любовь стала расходиться
от него кругами к другим, незнакомым, живым и неживым людям из
нынешней и прошлых эпох. И он легко поплыл в теплой воде Красного
– по-русски Красивого – моря, быстрый и спокойный, независимый
и бесстрашный, абсолютно неуязвимый для жизненных невзгод – совсем
как Рыба-Шар. Ему казалось, что сейчас, едва он выберется на берег,
мир тут же изменится и перестанет быть жестоким, несправедливым
и безобразным, что он обнимет и поцелует всех, кто встретится
на его пути, люди сбросят с себя одежду бессердечия и пошлости,
и станут такими же чистыми, какими были первые люди на Земле.

С этими мыслями, в каком-то новом, волшебном, почти невесомом
состоянии ныряльщик вышел из воды и направился к загорающем на
песке людям…

Я открыл глаза.

Нет, я не спал – я просто полулежал в пляжном кресле и все это
время провел в полугрезах. История разговора Шар-Рыбы с ныряльщиком
из северной страны была прочитана мной про себя, в полусвете сознания,
как текст, который я намеревался позже внести в роман.

Я встал, потер глаза, снова сел в кресло, через минуту привык
к солнцу и взял лежащую возле тетради ручку. Начал писать – но
очень быстро понял, что у меня ничего не получится. Дело в том,
что беседа с Рыбой-Шар была уже отлично написана в воображении
– и теперь чернилами на бумаге ее невозможно было передать так
же хорошо. Текст не лез в строчки, становился пошловатым и пустым,
как глупая выдумка. Наверное, если бы текст не был прочитан в
полудреме, а сразу написался в тетради – глава получилась бы отличная.
А так – нет. В мыслях было хорошо, а на бумаге – отвратительно.
Закон противоположностей, – вспомнил я слова Рыбы-Шар. Невидимое
– видимое, воображаемое – реальное… И я решил эту главу, пока
что первую, оставить не написанной, а воображенной. Если Сид прав
и Бог действительно существует и читает все, в том числе и ненаписанные
книги, то он прочтет мою Адаптацию в полном объеме. А здесь, на
Земле, от одной главы не убудет. Так?

С этими мыслями я встал и осмотрелся. Я был один на старом каменном
пирсе. Женщины-чайки на месте не было. А жаль, я как-то сроднился
с ней. Я выключил СD-плеер, в котором Дорз давно уже отпели все
концерты. Странно, подумал я, – Дорз существовали целых шесть
лет, сочиняли все эти альбомы, записывали в студии, исполняли,
а я прослушал все их песни за каких-то два часа. Шесть лет вместились
в 120 минут. Еще оставался СD c записями рок-группы «Сид Баретт
воскрес», который подарил мне Сид. «Там социально-романтический
рэп, или бред, в общем, кому как привидится…» – со смущенной усмешкой
пояснил мне Сид, передавая эти диски. Я их ни разу еще не слушал,
да и сейчас не хотелось. Встав с лежака, я заметил, что немного
обгорел на солнце.

Когда я покинул пляж «Саунд Бич Хотел», вышел на улицу и отправился,
думая о Шар-рыбе, искать ближайший магазин, где можно было бы
купить крем от солнца, то громкая навязчивость тут же появившихся
торговцев уже не так задевала меня – видимо, если ты занят чем-то
возвышенным, низкое утрачивает свою власть. Неплохой факт, думал
я, шагая по теплой египетской улице. И тут же – по закону противоречия
– я вспомнил сталинские лагеря, о которых читал в книгах Варлама
Шаламова. В эти лагеря, писал Шаламов, попадали высочайшие интеллигентные
умы, но при первых же унижениях и издевательствах они ломались
и теряли человеческое достоинство.

«Низкое ломает высшее, – усмехался я, – если оно физически сильнее.
А ведь низкое почти всегда сильнее…» Я вспомнил другую фразу Шаламова:
«Самыми стойкими в лагере оказались религиозники». Выходит, Рыба-шар
и в этом права? Сильная вера в Бога –главная защита человека?
Однажды, в период безработицы 90-х, еще до начала моей карьеры
на ТВ, я сочинял с приятелем сценарий для кино, в котором один
из героев, бандит, предлагает банкиру «крышевать» его и говорит
с улыбкой, что хочет стать его личным богом. «Никакой человек
не может существовать без крыши, – говорил тот бандит, – младенца
крышует мать, работника – начальник, гражданина правительство,
страну членство в международной организации, человечество – Бог.
Без крыши вообще ничего невозможно, ей надо верить и подчиняться…»
Наш сценарий тогда купили за гроши, философствующего бандита вырезали,
а продюсер, купивший сценарий, сказал нам с приятелем: «Я ваша
«крыша», господа сценаристы. Не нравится, так мотайте под дождь,
ищите другую.»

Давно это было. А совсем недавно я послал к чертям свою собственную
крышу – доходную работу на ТВ. Зачем?

Настроение немного помрачнело, но все же не слишком испортилось.
Ну что ж – ведь я в Египте, какие-то деньги у меня есть, и серьезно
размышлять о своем положении смысла нет, да и не хочется. Я ведь
мертв – забыл я, что ли?

В магазине косметических товаров у улыбчивого толстячка в очках
я купил масло против загара, рулон туалетной бумаги, мыло, бумажные
носовые платки и шампунь, в соседней лавке – бутылку минеральной
воды и апельсиновый сок.

Реальность на улице уже поднимала голову и, распаляясь, вновь
навязывала мне себя. Чем громче звучали клаксоны останавливающихся
микроавтобусов, вопли торговцев – тем явственнее я чувствовал,
что задумчивая фантасмагория моего разговора с Рыбой-Шар постепенно
отступает куда-то на задний план, уплывает, растворяется в мутнеющей
воде реальности.

«Эй, друг, май френд, ти откуда!? Стой, куда, смотришь? смотри
на товар!..» – вновь оралось, било, лезло в уши, касалось моих
глаз, рук, одежды.

Когда я подошел к отелю «Синдбад мирамар», рядом вновь очутился
юркий торговец, перебежавший с другого конца улицы за мной, когда
я проходил по этой же улице четыре часа назад. Худой, со сморщенным
темным лицом и горящими белыми глазами и зубами, араб сахарно
оттараторил рекламу своего товара, и, когда я отказался, зло выплюнул
мне вслед на птичьем английском: «Ну и катись, падла, трахал я
тебя в мозги!»

Я ощутил знакомые раздражение и усталость. Разговор с Рыбой-Шар
уже казался никчемной фантастикой. «Действительно, трахнуть бы
тебя в голову надо, чтобы ты хоть что-то понял!» – наверняка сказала
бы рыба, наблюдай она за мной сейчас. И была ли она вообще?

В холле отеля, отдавая мне ключ от номера, портье бархатно проговорил:

– Эни все сделал! – и многозначительно поднял палец вверх.

Я поднялся в свою комнату. В душевой лежал в мыльнице микроскопический
кусок мыла с химическим запахом лимона. Туалетной бумаги не было.
Шампуня тоже. Вода, хоть и вытерта на полу, но уже вновь стала
натекать. Кондиционер не работал. Спустя пять минут постучал улыбчивый
усатый Эни.

– Все о кей?

– О кей.

Я дал ему несколько однофунтовых бумажек и закрыл дверь.

Повесил рулон купленной туалетной бумаги, выбросил из мыльницы
мыло и положил свое. Накатывалась жуткая усталость. Принял душ,
выпил немного оставшийся после самолета «Джеймесон», запил апельсиновым
соком и завалился спать.

Во сне ничего не снилось. Лишь брезжил где-то сбоку желтоватый
свет, а остальные куски сна были серыми и пыльными.

ПЕСНЯ ГРУППЫ «СИД  БАРРЕТ ВОСКРЕС» «ХОРОШАЯ ЖИЗНЬ»

Поэтическое вступление (произносится мерным голосом 
загадочного волшебника): 
   	– Недавно в Росии решили, что жить всем стало хорошо. Построили 
разветвленную сеть супермаркетов под единым названием: 
«ХОРОШАЯ  ЖИЗНЬ»…
  	Песня (вступает резко):
    На уши – плеер с музоном, 
    Вперед, в супермаркет «Хорошая жизнь»!
    В ушах пляшет дорзовский римейк: 
    Ты знаешь, что день разрушается ночью,
    А ночь разрушается днем,
    Прорвемся на сторону дня
    Прорвемся на сторону солнца.
    Мы не желаем знать ночи,
    Прорвемся на сторону солнца,
    Прорвемся, прорвемся, прорвемся!.. 
    Но на пороге «Хорошей жизни»
    Строгий фейс-контроль, пацаны
    Важны не только ваша одежда и счет на кредитке, 
    Но и взгляды на жизнь!
    В принципе, стражей порядка на последнем можно нагреть.   
    Спойте, например, слоган из ролла, 
    Что вы родились из пены Лукойла.
    А ваша великая идея – это «Икеа»
    А человечество создал царь Данон
    Охрану еще  не снабдили детектором лжи. 
    Все, проверка закончена, O.K., проходите! 
   Сквозь двери восприятия вы входите внутрь 
   По эскалатору вверх, на пик Эвереста желаний. 
   К секциям, витринам, полкам, стеллажам,
   С замороженным счастьем, прессованной добротой
   Свежими любовями, упакованной красотой
   Каждому – хрустальная нора без лажи
   Освещенная идеально подобранным солнцем. 
   The privat san, made in West, филиалы в Малайзии,   
   Сингапуре, Китае, и конечно, в Москве.  
   Москве, йе-йе-йе-йе-йе-йе!
   Йети нет, есть только шампунь от перхоти,
   Есть душ, нет души. Есть лав, нет любви.
   Смерти нет, есть небытие, йе-йе-йе-йе.
   Жизни нет, есть только смайл, хайль, хайль!
   На уши – плеер с музоном, 
   Вперед, в супермаркет «Хорошая жизнь»!
   Пляшет в ушах дорзовский римейк: 
   Ты знаешь, что день разрушается ночью,
   А ночь разрушается днем,
   Прорвемся на сторону дня
   Прорвемся на сторону солнца
   Мы не желаем знать ночи,
   Прорвемся на сторону солнца,
   Прорвемся, прорвемся, прорвемся!..






ПЕСНЯ ГРУППЫ «СИД БАРРЕТ ВОСКРЕС»: «ИМЕЙЛ СЧАСТЬЯ»

Вначале поется мерным, густым и сочным колокольным голосом, 
напоминающем древнее славянское былинное пение:
   О Запад! Храм солнца на территории Земли.
   О, Москва! Храм солнца на территории Руси.
   Отсюда летят во все веси осколки счастья
   Бриллианты благополучий, имейлы доброты. 
   Эй, славяне! Помните письма счастья, 
   Подброшенные когда-то под двери ваших квартир? 
                      Быстрым рэповским речитативом:
    Касается тех, кто жил в счастливых семьях 
    В панельных домах в середине восьмидесятых XX века.
    А вы, родившиеся после олимпиадного мишки, в то время, 
    Когда ваши родители балдели от жизни с портвейнами в руках 
    В киевских-донецких-питерских-московских подъездах 
    Под рев бобинных Deep Purple, вы, знатоки английского сленга
    Veb-литературы и тату, вы знаете – что такое письма счастья? 

                 Вновь мерным былинным голосом:
    Если нет, то спросите об этом у своих родителей, 
    Купающихся сейчас на пляжах Анталии
    Или в идеях КПРФ, БФ, БФ, клей БФ склеил всех…
    Они вспомнят, может быть, и расскажут вам, 
    Как получали эти письма
    Будто бы от странных религиозных сект 
    С требованием полностью переписать этот текст 
    И подбросить под дверь соседу 
    Мол, тогда вы не только подарите счастье ему,
    Но и сами станете вовеки счастливым. 
    А не не перепишите и не подбросите
   Так ждет вас внезапная болезнь, паралич 
   И смерть…е-е.. ей богу, смерть…
                Речитативом:
   А теперь все читают письма счастья: русские, болгары, папуасы и       
   пигмеи, финны и тунгусы, мужики и трусы
   Е-е-е-е-е-е-е – все!
   Последнее слово переписано, душа осчастливлена,  
   Обессмертчена, душистые биг-макаки шипят в головах, 
   Головоломки в задах, висячие сады телевикторин, 
   Уставленные горшками с твоими мозгами..
   Счастливы, счастливы все... Е-е-е-е-е-е-е – все!
                 Былинным голосом:  
                 (под барабанную военную дробь)     
   Счастье… Каждый обязан носить модные трусы, пользоваться    
   стильной косметикой, жить в евробудке, быть на привязи     
   связи. Вдруг тебе позвонят, а ты не услышишь? Что, если ты  
   пропустишь важный имейл, деловую эсэмэску? Что будет?  
                  Крик:
   К стенке его, суку несчастливую, к стенке! Становись, равняйсь.  
   Целься. Пли!
                (грохот выстрелов, звук падающего тела)…

8. 903 105 37 53

valeri_rom@mail.ru