Поэзия

Стрекоза и муравей
 

Стрекоза Черкизова
Целое лето, прыгая, пела.
Зима в глаза ей катит,
А она оглянуться даже не успела.
 
Хочет найти муравья Фаизова.
Дескать, муравей не оставит в беде.
Как же - не оставит! Черта лысого.
Оставит, да и скажет еще: "Бе-бе!"


Уперев взор в землю 


Уперев взор в землю, 
Уперев ноги в землю, 
Уперев мысли в землю, 
Стою 
В этом месте географическом. 
А на меня по траекториям гороскопическим 
Сыплется разная 
Космическая зараза : 
Словно бы мертвый Гагарин без глаза, 
Рогатые учителя из энергетических пустот, 
Аштар Шеран в атмосфере растет, 
Космический агент сигает с парашютом 
В своем кафтанчике, изумрудами расшитом, 
И словно бы мухами, 
Падшими духами воздух пестрит, 
Эскадрилья стальная дисков летит... 
А я стою, уперев взор в землю. 
И от страха уже ничему не внемлю... 


Клаузевиц и Мэхэн 


Клаузевиц приходит к Мэхэну 
И говорит: 
"Вот мы и встретились, как два политика. 
Вернее, как два геополитика, 
Понимающих толк в войне. 
Мы - два режиссера в театре военных действий. 
Мы - два шахматиста. 
Мы - пророки грядущих войн." 
Альфред Мэхэн раскурил свою трубку 
И говорит : 
"Пойми, я - моряк. И к тому же - американец. 
Чего хочу я, того хочет Бог. 
Мой Бог - Нептун. И я - его пророк. 
Американский флот - единственно правильная американская церковь. 
Ты же просто какой-то допотопный немец. 
Вот и мотай в свою доиндустриальную эпоху. 
Отправляйся куда-нибудь туда - в мир до Колумба. 
Забирайся снова в живот к своей матери 
И слушай оттуда, 
Как азиатский молот лупит по европейской наковальне. 
Стань из зародыша сперматозоидом, 
А потом и вовсе убирайся в нейтральное пространство, 
Где нет места биологии, а одна лишь химия. 
Сиди там среди молекул и думай об искусстве маневра."

 
Бунин


Настоящая фамилия Ивана Бунина была Джамбинов.
Он шел по дороге в тюрьму смерти и часто шел без штанов.
Напьется, пишет смешные стихи, как пежат пингвинов,
А то про убаюканность шагом конным сочинит для пацанов.
 
А если привяжется тля какая: "Как рассматривать ваши произведения?"
Неожиданно может заплакать, роняя алмазы крупных слез,
И молвит: "Восхождение - это паденье,
Падение вниз, сука я, не матрос!"
 
                        
				* * * 


Ты что ж, Розенбаум, с осенью сделал?
Заставлял старенькую плясать вальс-бостон.
Кормил ее только водой и хлебом,
Если встанет на цыпочки и будет вилять хвостом.
 
Подвергал ее всевозможным сексуальным надругательствам,
На цепочке водил вдоль холодной реки,
Заставлял называть себя "Ваше Сиятельство".
Ей остались лишь анальный секс и роликовые коньки.
 
 

				 * * * 

Сидел козел на меже
Сильно пьяный уже.
Говорит, кончается эра Овна,
А начинается эра Говна.
Вот копыты трясутся
И рогами стал кривоват.
А что сознанье не расширил
Никто и не виноват.


Поездка за озеро


Ах, уши сердца моего не слышат до поры. 
Но виден темно-красный Марс мне из моей норы. 
Ах, он из небушка торчит, 
Как темно-красный нос. 
Так сильно на него рычит 
Мой брат, мой волк, мой пес. 
А у безногого Цзян Ли 
Нет больше папирос. 
"Поедь за озеро, дружок, 
По утренней воде. 
И по шиповничьей поедь 
По утренней звезде. 
Пирамидальный град стоит, 
Как гигантский секвойядендрон. 
Пирамидальный град стоит. 
Там, говорят, ништяк. 
Медведь крылатый в небесах, 
Дешевый Беломор." 
И я поехал. Надо мной воздушный плыл топор. 
А подо мной на дне плясала 
Мамзель вся в чешуе. 
Она плясала и плясала 
И дивно было мне. 

Вот он город - и за душу щиплет и с шипом воняет. 
Кто здесь любит больных и животных за так воскрешает? 
Режут теплое сало в окне. 
И невеста в игристом вине 
Стоит так бледна, не касаясь пальчиком дна. 
И летит мне в лицо золотое кольцо 
И зубами скрежещет, как сталелитейный завод. 
Вот читает Библию кот 
Одноглазый, как телескоп. 
Я розу встречаю. 
Краду я лимон. 
И певчая птица поет про ОМОН... 
В кармане своем Беломор я несу. 
Везде один грех - в городах и в лесу.


Американский морячок 


Принимали соленые ванны. 
Облеклись в кители. 
После чаю писали телеграммы. 
Разбирали фарфоровые яйца. 
Играли в пирамиду. 
Слушали стрелковую музыку из окна. 
Съели чайку. 
Засвежело. 
Вся эскадра стояла. 
Привели венгерца-путешественника, закутанного в одеяло. 
Расстрелять. 
Кто кушал шоколад внутри земляных башен. 
Расстрелять. 
Петухи-фазаны на чугунных беседках. 
Расстрелять. 
Дальше, дальше за рекой, 
Дальше за мостами 
Едет, едет вагон с белыми крестами. 
В вагоне американский морской морячок. 
Заперт людьми на тяжелый чугунный крючок. 
Гуманитарный морячок, 
Спасший полковое знамя. 
Сидит и задумчиво теребит себя за вымя. 
Что будет - не знает. 
Ни хрена не понимает. 
Офицерскую елку не наладили. 
Неважнецкие известия с-под Варшавы. 
И что-то там еще на прилегающих Карпатах. 


				* * *
 
ДомЕн живет. И Родина живет. 
И все живут, покуда есть живучесть. 
В глазах брюнета видим мы такую жгучесть! 
В глазах блондина Севера мы видим лед, 
Но и блондин живет себе, живет... 
Раскосый заяц и слепая черепаха 
Живут себе, живут, не зная страха. 
И мысль живет и удержу ей нет, 
Объемлет целый мир галактик и планет, 
Но как-то, впрочем, фуфловато все объемлет. 
Объемлет так, что вовсе не понять 
Ни что есть мир, ни что есть человек...