Искусство

Это великий фильм. Сказать о нем больше значило бы приуменьшить его
достоинства. Точно не могу определить, в чем заключается это
величие - то ли в эстетической ценности продукта, то ли в
истории, его окружающей, а может быть в пресловутой
“неуловимой атмосфере” витавшей когда-то где-то.

Поводом для моего наивно-язвительного воспоминания является тот
факт, что в прошедшем году исполнилось 20 лет со времени
создания одной знаменитой картины. В нынешнем январе исполнится год
с последнего ее показа в Москве, на 7-м международном
кинофестивале «Лики любви». В США не так давно этот фильм после
его ошеломительного прокатного прошлого был показан повторно
- на нью-йоркском фестивале «Андерграунд», а также на
фестивалях в Сан-Франциско и Сан-Паоло, что само по себе
эксклюзивно и раритетно.

САХАРНАЯ КАССА

Цветная звуковая кинолента режиссера Славы Цукермана “Liquid sky”
(“Жидкое небо”) рассматривается (подчеркну - рассматривается,
а не является) в истории кинематографа как фильм культовый.
Так прямо и пишут в релизах: “cult”. А еще пишут, что
“low-budget sci-fi new-wave classic”, и это сущая правда. Дичайшая
научно-фантастическая история в стиле диско-трэш с бюджетом
в полмиллиона долларов, снятая в 1982-м произвела эффект не
разорвавшейся какой-то там бомбы, но затяжной блокадной
бомбежки. В Нью-Йорке, Вашингтоне и Бостоне “Жидкое небо” шло в
одних и тех же кинотеатрах больше трех лет подряд. Якобы
даже владелец одного из этих кинотеатров (зал «Уэйверли»)
всерьез подумывал над тем, чтобы изменить название своего
заведения на “Liquid sky” (ибо заведение «сняло» на показах больше
миллиона долларов). Говорят, это неслыханно. Само собой,
неслыханны оказались и сборы у малобюджетника никому не
известного режиссера (в общем и целом 64 млн. долл.). Англоязычный
мир, Европа и Япония пали, оглушенные эффектом этого
артефакта. Посыпались фестивальные призы. “Жидкое небо” оказалось
поразительно ликвидным, вероятно, из него выжали даже
больше, чем его создатель смел предположить (не стоит забывать,
что кинематограф - это бизнес и индустрия). И лишь за Железным
Занавесом стояла неземная тишина да гуляли локальные
поТУсторонние сквозняки. Родина героя молчала.

ИСТОКИ МАЛЫХ БЮДЖЕТОВ

“Верю весне”(1961г) - так назывался первый низкобюджетный фильм
советского студента Славы Цукермана. Однако, в те далекие теплые
годы в нашей северной стране эта стилистика называлась
иначе - “любительский короткометражный”, и именно в этом
качестве фильм получил главный приз на первом Всесоюзном фестивале
любительских фильмов и премию в Канаде. Это в свою очередь
открыло ленте “широкий экран”, а Цукерману – двери ВГИКа и
режиссерские перспективы. Он уже был не последним режиссером
на студии «Центрнаучфильм» в Москве, когда в жаркой и
неземной газете “Правда” некто теплый и поТУсторонний опубликовал
какую-то рецензию на Славин фильм. Возможно, рецензия и была
хвалебной и поощрительной, но путем головокружительных
эволюций вся эта история закончилась тем, что в 1973 году
Цукерман эмигрировал в Израиль.

Уже в Израиле он снимает на сей раз не “независимый игровой”, а
конкретно “документальный” фильм «Жили-были русские в
Иерусалиме». Фильм получает первый приз на Всемирном фестивале
телефильмов в Голливуде. В конце концов, режиссер малыми, но
победными шагами добирается до Америки и, как подлинный адепт
независимой малобюджетности, обосновывается в Нью-Йорке. На 10-м
году эмиграции неоново-флюоресцентно вспыхивает “Жидкое
небо” и имя Слава Цукерман становится мировым и почти что
нарицательным. Последняя его работа - англоязычная экранизация
Карамзина “Бедная Лиза”; как написано в одном релизе: “самый
красивый, прекрасно снятый независимый фильм в истории кино”.

НАЗАД, В КУЛЬТУРНЫЙ УГАР

Теперь, собственно, о величии фильма “Жидкое небо”, поскольку
однажды он меня натурально потряс, если не до глубины души, то до
её широты по крайней мере.

В 1989 году фильм демонстрировался в рамках Московского
кинофестиваля в программе ретроспективы американского сексуального кино.
Эту программу я не наблюдал, но уверен - такая
ретроспектива наверняка обладала мощнейшим воздействием на общий
культурный угар морально перестраивающегося социума. Вообще
горбачевская перестройка, на мой взгляд, привнесла в мировую
культуру чудовищный элемент эстетической безвкусицы (чудовищный,
потому что - неосознанный, неосознаваемый), столь ярко
подчеркнув слащавый диско-декаданс 80-х. Вспомните, кто может,
первые “кооперативные” выставки “эротического фото” (где
публика шла вдоль спрятанной за стеной экспозиции и в пошлом
наклоне посматривала в такие глазки-перископчики на выдаваемые за
“западные” откровенно родные, родимые цветные “ню” -
кстати, выставку такого концептуального замаха я обнаружил в
Ленинграде); “видеосалоны” вспоминать не будем (там было много
забавного).

Кстати, о Горбачеве, декадансе и неосознаваемом. В одном из интервью
Цукерман говорил, что сам читал в некой газете информацию о
том, что накануне скандала ГКЧП Горбачев в своем Форосе
заказал себе с утра несколько бутылок крымского вина и
видеокассету - правильно - с “Жидким небом”. Кто видел фильм - в
очередной раз поразится, как чуден сей мир, особенно в его
минуты роковые.

Итак, в 1989 году фильм демонстрировался в рамках Московского
кинофестиваля. Организация «Американо-советская киноинициатива»,
снимая сливки с долгого “отсутствия секса” у товарищей,
показывала фестивальные фильмы по разным клубам. Точно не знаю,
эта ли контора привезла “Жидкое небо” в Питер, но в тот год я
совершенно случайно и непреднамеренно в не помню каком
кинотеатре вдруг ознакомился с low-budget sci-fi new-wave
classic cult. Я недавно закончил общеобразовательную школу, был
очень молод, в меру провинциален и почти непредвзят. Со мной в
колыбели трех резолюций был мой отец - в расцвете сил,
провинциальный и малоперестроившийся. И вот мы просто шли по
улице красивой и красиво завернули в уютный кинотеатр небольших
габаритов - культурно посмотреть американскую ленту “Жидкое
небо” (красивое, романтическое название, возможно, даже
фантастика со спецэффектами).

Зал оказался набит под завязку. Наверное, даже за “завязкой”
толпилось столько же народу. Как я сейчас думаю, аншлаг не был
вызван тем, что на культовый фильм стянулась вся знающая
публика, скорее всего с предыдущих сеансов распространился
скандальный слух, что фильм-то того - бесстыдное порно. Но мы с
отцом ни о чем таком и не подозревали. Лишь по напряженной
духоте в зале я мог бы догадаться, что многие зрители пришли на
эту картину не в первый раз.

Быстрый синопсис “Ж.н.” такой. Ученый убежден, что Землю посещают
инопланетные особи на тарелке. Их следы обнаруживаются в
Нью-Йорке. В нарко-богемно-панковой среде. Кроме ученого никто ни
о чем не подозревает - все
покупают-продают-колят-нюхают-трахаются-обстряпывают аферы-выясняют отношения. Жизнь.
Тарелка оказывается маленькой - чуть не с чайное блюдце, особей
вообще не видно в кадре. Ученый выясняет, что неземные
вторженцы питаются “приходами” героиновых торчков, а затем вдруг
переключаются на эндорфины, выделяющиеся при обычном
совокуплении молодых панков. Маленькие агрессоры устраивают полигон в
комнате, где проживают драг-дилер и модель Маргарет, и где
тусуется много нововолнового народу. В конце концов во время
полового акта один из партнеров загибается, и у него из
головы через стеклянную сосульку пришельцы высасывают оргазм -
такая схема. Постепенно исчезают и сами трупы. Ученый
подбирается подвалами, чердаками и меблированными комнатами все
ближе и ближе к разгадке... А Маргарет, цела и невредима,
поставляет пришельцам новые жертвы да попутно мстит за
нанесенные ей оскорбления…

Соавтор сценария и сопродюсер ленты Нина Керова, жена режиссера.
Источник вдохновения – один феминистический эпизод из
«Трехгрошовой оперы» Брехта, столь любимого режиссером.

Слава Цукерман говорил: “С самого начала я делал фильм так, что он
рассчитан на две группы зрителей: тех, кто ходит на фильмы,
одобренные критикой и получающие призы на фестивалях, и - на
молодежь.” На том сеансе я принадлежал второй группе, мой
отец - выпадал из target-group.

Фильм оказался визгом американского декаданса: уайт-трэш валандается
с неприкаянными лицами, почти все действие происходит в
закрытых помещениях, а если на крыше дома - то ночью, Нью-Йорк
выглядит скопищем дискомфортных рекламных огней, саунд в
виде прото-техно активно плющит извилины (девица в клубе поет
анемично: “я и мой ритмбокс, я и мой ритмбокс...” - врезается
в память навеки), синхронный перевод не поспевает за
актуальным сленгом... Да, перевод и сленг. Именно на том сеансе я
столкнулся с какой-то предельно экзальтированной (с голодухи
что ли?) фазой культурного угара эпохи перестройки. В
фильме сплошь - сексуально-наркотический слэнг, даже название
“Жидкое небо” оказалось эвфемизмом/шифровкой героина. То есть -
персонажи непрерывно кроют матом друг друга, себя и “весь
этот джаз”, при этом склоняя ближних к минету, куннилингусу и
другим ответственным актам. И синхронный переводчик,
записанный на какой-то недорогой тон-студии, до того страстно,
даже гневливо местами, матерился, что общая атмосфера просмотра
в зале могла бы быть выражена словами, звучащими в ледяной
и при этом душной тишине: НАКОНЕЦ-ТО!!! И это “наконец-то”
процентов на 80 принадлежало переводчику.

Именно с того момента я веду непредумышленный отсчет внедрения
ненормативной лексики на отечественном “широком экране”. Причем,
в “Жидком небе” слово “блядь” резало неподготовленные (в
культурном, а не бытовом смысле) уши практически каждые пять
минут, а вот в последующих “кооперативных” наших фильмецах
даже скромный “мудак” прорастал не в пример осторожно, часто
уступая эффектному кашляющему “трахаться”.

Да, трахаться... Представьте себе тот конфуз: сидеть с собственным
отцом в темном зале (в его эпицентре) и смотреть на экран,
где кого-то вмазали и предлагают сосать, а со шкафа на все это
смотрит маленькая ренемагриттовская тарелочка, и вокруг
кинозала 1989 год. Мы смотрели молча. Каждый подобного еще не
видел, по крайней мере на “широком экране”. С одной стороны,
то, что такое мероприятие происходит в Питере, говорило о
темпах гласности, ускорения и госприемки, с другой стороны в
этом хэппенинге чувствовался неуловимый, но тотальный
идиотизм. Не хочу ничего дурного сказать о прекрасном трэш-фильме
Цукермана, музыку к которому писали сами “
Residents” и в
котором имеется передовая по тем временам компьютерная анимация.
Именно посредством “Жидкого неба” я безболезненно (то есть
общественно-консенсусным порядком, легитимно) узнал о такой
правде жизни, как некрофилический face-sitting, к примеру.
Но из зала в блеклый питерский вечер мы с отцом вышли
совершенно молча, молча пошли по улице к станции метро. Я ждал, что
он скажет хоть что-нибудь, но он не имел что сказать. Тогда
я как-то неловко, неуклюже попытался сгладить
психологическую рытвину и выдал что-то вроде “да мрачный какой-то фильм”.
Отец коротко согласился и больше мы об этом сеансе никогда
не вспоминали.

А культ-угар с годами мало-помалу рассеивался, оставляя на поле
брани трупы невинно павших землян. С сосульками в головах.

P.S. Более полное био Цукермана, информация о фильме, а также недавнее интервью с режиссером можно видеть по адресу
http://www.film.ru