Литературная критика

Ты чьих будешь?

Кушая на кухне свои любимые куриные крылышки с картошкой, чесноком и сметаною, слушал по радио "Эхо Москвы" информацию о вручении премии Букера (теперь уже Smirnoff-Букера) писательнице Людмиле Улицкой.

Много думал.

Не то, чтобы мне не нравится Улицкая. Даже если бы я сильно этого захотел, я все равно не смог бы разобраться в своих чувствах к ней. Я, например, никогда не понимал, за что люди обожают авокадо. Пытался вкушать его так и эдак, в салатах и без, но только пожимал плечами. Однако, это не значит, что я не люблю авокадо. Может быть, что я просто не умею его готовить.
Хотя некоторые претензии к членам букеровского жюри есть у меня. Для того, чтобы выдать премию за лучший роман роману под названием "Казус Кукоцкого", надо или действительно страстно этого желать или сходить в московский зоопарк, найти там медведя и вежливо попросить отдавить тебе ухо. Потому что "Казус Кукоцкого" такое же невозможное в русском языке словосочетание, как, скажем, "Мертвое Муму".

Впрочем, это неважно.

Любопытно то, что едва ли не впервые премия Букера была вручена за социально-психологическую прозу. Объяснить несколькими словами, о чем роман Улицкой столь же сложно, как быстро пересказать приключения Пилы и Сысойки. Тут надобен длительный промежуток времени, соответствующая компания, даже обстановка, пожалуй.

А ведь совсем недавно букеровское жюри старательно обходило именно социально-психологическую прозу. Ее не получили ни Петр Алешковский, ни Андрей Дмитриев, ни Алексей Слаповский - литературные персоналии ничуть не менее достойные, чем Людмила Улицкая. И вдруг посыпалось: Морозов, Бутов, Улицкая. Народец пусть и из одной отдельно взятой журнальной тусовки, но все же представляющий вполне реалистическую социально-психологическую прозу. А "Тане" Толстой не дали.

Спросите - почему?

А потому, отвечу я, что, по каким-то неведомым мне законам смены мод и настроений, наша верховная литературная общественность неожиданно ринулась открывать давно выломанную дверь традиционного реализма. Радостные, довольные, они вышли в поле, где давно только ветер свистит в проводах и тускло звезды мерцают, и разбили свой веселый пионерский лагерь с утренними побудками и вечерними отбоями. Тот не знает наслажденья, кто картошки не едал.

Здесь, однако, есть закавыка. Социально-психологической прозы до сих пор пишется на изумление много. В ней встречаются даже отдельные шедевры: "Пиночет" Бориса Екимова, например. Но в целом в ней царят голод и разруха. Волчий грай и вороний свист.
Напомню очевидное. Социально-психологическая проза в России рождалась в монолитной стране с чудовищным потенциальным внутренним раздраем. С чего, казалось бы, все кинулись читать о каких-то станционных смотрителях, акакиях акакиевичах, хорях и калинычах, разорившихся помещиках и полумных студентах с топорами подмышкой? Да просто общество желало о себе знать! Сложнейшая органическая иерархия российской государственности ощупывала себя, подобно великану, у которого глаза так далеко находятся от ног, что рассмотреть ноги мешают облака. И в этом была не только нравственно-общественная задача, но и определенный художественный смысл.

Но вот он - "смысл" нашего времени:

"Я свой народ знаю. Вот он где у меня в кулаке. Мандельштама Осипа Эмильевича читали? Благословить тебя в глубокий ад сойдет стопами легкими Россия". Это он написал о комиссаре Линде. Его солдаты в 1918 году убили. Он ими, инородец, решил управлять. А народа русского, характера его - не знал. И погиб. А меня, нет, вр-решь, сволочь, не возьмешь. И я тобой, а не ты мной управлять будешь. Ты вот смену отстоял у станка грязного, гадкого, выточил деталь дешевую, глупую. А я за это время на машинушке пишущей дома, в тепле, в холе: "чуки-чуки-чук" - 18 страничек. И заработал столько, сколько ты за месяц. Понял, харя российская, как русский дворянин деньги зарабатывает? И всегда так будет. И денежки эти я потрачу не так, как ты, куплю винца хорошего и с девушкой приятной в Цэдэеле посижу. А ты нажрешься сивухи и будешь блевать в подъезде, где кошки гадят. Так-то, милый. Будешь слушаться меня и таких, как я, и все у тебя начнет тоже по-хорошему получаться. Начнешь опять кочевряжиться - так и останешься свиньей гадкой, совком. Я ведь не держу зла-то на тебя. Я тебе добра хочу-то. Не твоего ума дело Галковского судить. Не нравится он тебе, а ты гордыню-то смири, терпи. Вот не было его 7О лет. Хорошо тебе было? А с ним - все лучше будет. Он ум твой. Какой-никакой, а есть. А не будет Галковского, так и ничего не будет. Так что, брат, прости. "Дело господское".

Это Дмитрий Галковский написал. В плохом настроении или как там еще, не знаю, но сильно написал. Мне, у которого дед землю пахал, это особенно внятно. И Борис Екимов, с умной слезой о современной русской деревне пишущий - внятен. А Людмила Улицкая - не внятна. Может, мне и любопытно о ее крымских греках и московских евреях-интеллигентах читать, но не более, чем Рытхэу, продолжающего писать о чукчах, или Нурпеисова, пишущего о казахах. О чукчах и казахах мне, пожалуй, даже интереснее. Не знаю, почему.

Проблема в том, что на развалинах империи, социально-психологическая проза неизбежно обретает необязательный частный характер. Я вот с медеями и кукоцкими Улицкой по жизни встречи не имел. Я жил в иной социально-национальной среде. Этнографического интереса к ним я тоже почему-то не испытываю - с чего бы? Это все к вопросу об авокадо (см. выше).

Дело тут не в Улицкой. Напиши Борис Акунин лирические воспоминания о своем грузинском детстве до создания фандоринского фантома - кто бы их заметил? А теперь напиши - заметят! Начни Виктор Пелевин в свое время рассказывать о своих родителях (предполагаю, что они из научной интеллигенции) - кому бы он был интересен? Подмосковно-дачные страдания писателя Алексея Варламова (повесть "Купавна", "Новый мир") я пролистывал исключительно потому, что с автором хорошо знаком. Но я понимаю тех людей, которые их даже и не пролистывали. Я сильно подозреваю, что высокие члены букеровского жюри слишком хорошо знакомы с Улицкой. Или - с ее персонажами, что одно и то же. Это, впрочем, не грех.

Только тоскливо почему-то стало.

Продолжал поедать свои крылышки.

• О премии Smirnoff-Букер на Смирнофф.ру;
• О Букере как о жертве аборта на Газета.ру;