Русская зима
|
Обычно известный сетевой персонаж Евгений Из пишет про другие тексты. Критику, то есть. А теперь вот сочинил свой собственный. Теперь про него пишут другие. Значит, заслуживает. Значит, написано легко и интересно. Воевал, имеет право - постоять у стойки бара и закрыть своим рассказом про русскую зиму зимний сезон в «Эгоисте». Между прочим. |
П. Андреев. Русская зима
«В правительстве выражали недовольство размахом инвестпрограммы еще
на стадии ее разработки. Но министр в ответ увеличил
программу со 146 до 161 млрд. рублей», - так было написано в
газете, но лично для Капитона это не означало ровным счетом
ничего.
Капитон получил увольнительное пособие и теперь собирался размеренно
и верно пустить его на разумное алкогольное расслабление.
Очередной бесноватый ноябрь ушел в перманентное небытие, и
это было к лучшему – депрессивная трясина сонных будней
миновала, иссохла. Безработный Капитон еще помнил фоновой памятью
грязный месяц почти ежедневных тяжких дождей, топи слякоти,
безвыходную сырость, серый кукиш на месте солнца. Все
расклеивалось, пузырилось и расслаивалось. Это было, и было это
хуже некуда. Капитон полагал, что именно так выглядит ад, а
печной жар, котлы и обжигающие гейзеры – лишь выдумка
подмороженных северных теологов древности. Что-то в Капитоне
помнило: в аду темно, сыро, грязно и бесконечно.
Тем не менее ад закончился – напоминание стало воспоминанием. Теперь
все укрылось толстым слоем снега. Каждое утро при взгляде
из окна во двор в голову само собой заскакивало устойчивое и
какое-то интуристовское выражение «русская зима». Глубокие
пешеходные русла лаконично пролегали среди сугробных
наворотов к остановкам, магазинам и отделениям сбербанка. Небо
магически голубело надмирной амнезией. Мороз не падал ниже минус
двадцати. Снег под ногами не просто стеклянно скрипел, но
как-то необычно выл и издавал фантасмагорический синий
скрежет. О чем он выл? Что хотел сказать он этими взвизгами под
подошвами сапог и ботинок?
Капитон оказался в уютном книжном магазине. С одной стены на него
тяжело смотрел седой Милан Кундера в свитере из ромбов, с
другой стены криво ухмылялся полубезумный Эзра Паунд. Некто в
буром пальто покупал десять полноценных Хармсов в твердой
обложке. Все было довольно неплохо для такой кустодиевской зимы.
За окнами магазина покоился в мире город; город теперь
напоминал конфету или пряник – чистый, белый, красивый и
округлый. Только мороз чересчур. И этот визжащий кристаллами снег.
О чем он пел? О ней?
- Есть сборник непристойных элегий Бальмонта, - она сияла у полок,
как елочная игрушка. – Есть очередная Толстая, «Понт».
- Нет, - Капитон скромно улыбнулся. – Я просто.
Бурое пальто, абсурдно покачиваясь, уже таяло в полчищах декоративных сугробов.
Беззаботный Капитон проявлял осторожность, когда общение с женщинами
было легким, как спуск с горки на санках; особенно, если
женщины были молодыми, и уж совсем, если они молодыми только
казались. Спуск на санках продолжался уже минут около десяти
и ничем не напоминал слалом: никаких препятствий, бьющих по
мозгам флажков и невесть что несущих кутиковских поворотов.
Магазин, похоже, по-тихому закрылся на перерыв, переучет или
вообще навсегда. Кто знает, что это могло означать.
- А вы женаты, - улыбнулась девушка, прижав к животу том Блока. – Это видно.
«Телепатия», - подумал Капитон. Но телепатия неверная и довольно
ошибочная: Капитон развелся с женой три года назад, сохранив в
память о брачных годах заштопанные на заду тренировочные
штаны.
- Был, - Капитон быстро оглядел себя. – Это остаточные феномены.
Ему остро захотелось выпить, для начала, вермута. Девушку звали
Илона, до ее рождения ее будущая мать переписывалась под сенью
школьного КИДа со своей сверстницей из Чехословакии Илоной.
Илону назвали в честь Илоны. Чехословакия, похоже, распалась,
но Илоны оставались цельными натурами, как и большинство
женщин, с которыми Капитон был вежливо-осторожен.
Транспорт ездил тягуче, медленно и деликатно, даже таксисты. Под
крепкий морозец и яркое солнце росла рейтинговая популярность
Путина, этого впечатляющего даже евреев-интеллигентов
человека-оркестра. Президент был одет в черное и принимал какой-то
военный парад.
Илона отвела взгляд от телевизора, положила руки на стойку и
посмотрела на глотающего вермут Капитона.
- Путин любит Кена Кизи, - она потрясла темными волосами. – «Гнездо
кукушки». Или фильм с Николсоном. Не помню уже.
- Я Болана любил слушать, - сказал Капитон в свой бокал.
- А я люблю Бауи, - и она сделала глоток.
В баре негромко проигрывался Эрос Рамацотти. На улице темнело.
- Моя жена занималась под «Продиджи» на тренажере…
- А мне еще очень нравится «Ае»…
«Похоже на витамины», - подумал Капитон и заказал еще вермута.
- Нам совсем не обязательно и дальше встречаться, - сказала она.
Капитон напряженно смотрел в ноздри рослому бармену. Негромко
проигрывался «Депеш Мод».
- То, что я зашел в книжный, - Капитон опасливо закурил, - это случай.
- Такое описано у Набокова, - отозвалась она.
- Вот видите, - Капитон отважился заглянуть в ее зеленоватые глаза.
- Но мы же не знаем точно, для чего живем, - она улыбнулась. – Вот
вы почему разошлись с супругой?
Капитон разрушил батончик пепла в пепельнице и пожал плечами.
- Вот видите, - она все еще улыбалась, молодая и окутанная дымом отечества.
Хмель слабо одолевал Капитона. Гораздо сильнее одолевала
растерянность и беспомощная бесчувственность.
- В двадцать первом веке любви не будет, - Илона уже серьезно
взглянула на Капитона. – Будут только отношения.
На экране птицеобразные военные офицеры водили Путина по сверкающим
казармам. Было похоже на спартанский комфорт.
- Я теперь безработен, - вздохнул Капитон с каким-то облегчением.
- Это проходит, - она легко обняла его за плечи.
- Вокруг меня всегда была нехватка каких-то передовых удобств, -
Капитон кивал самому себе, соглашаясь с собственным экспромтом.
– Оттого и сам я не во всем удобен.
- Ты страдаешь от инертности, так? – она сдвинула тонкие брови.
- Эта среда, которая окружает, - он поискал слова. – Я по ней как бы
размазан. И давно уже.
- Личность, - кивнула Илона и рассмеялась звонкими перекатами. – А характер?
- Покладистый, - помотал головой Капитон. – То есть, я давно как-то
положил на этот вот характер.
- И это твоя черта? – спросила она изумленно. – Твоя характерная
особенность и неповторимость? Посмотри – наш мир давно идет в
сторону неповторимости… Это необратимый мир, понимаешь?
«Она скоро напьется, - подумал Капитон, - а я нет». Но она вдруг
совершенно трезво сказала, что общение, настоящее загадочное
общение – это привилегия немногих, а весь прочий перезвон –
это бытовая копоть.
- Только жить здесь страшно, - тихо добавила она уже на станции метро.
Капитон покивал, затем пожал ее протянутую руку, а после долго
смотрел в черную резину гудящего эскалатора.
Дома было тихо и темно. Капитон нырнул под одеяло. Завтра будет
католическое Рождество. Сон не шел. Капитон выскочил в прихожую
и полез в карман пальто. Достал почти пустую сигаретную
пачку. Поверх слова «Strike» шел ряд черных рукописных цифр:
почерк не страдал ни приземистостью, ни кривизной, ни
разбродом.
- Да, - согласно сказала Илона из телефонной трубки.
- Это я, - признался Капитон, - Капитон.
- Ага, - ответила она утвердительно и оптимистично.
- Делаешь что-нибудь? – он искал повод заговорить о чем-то, чего еще
не очень хотел, но уже определенно ждал.
- Читаю, - она кашлянула. – Миллера.
- А я уже почти спал…
- Понятно.
Он промолчал. На стене висела репродукция картины Модильяни. Плоское
лицо томной дамы в алкогольно-гостиничном интерьере.
- Ты часто думаешь, что будешь делать завтра? – спросила она наконец.
- Временами часто, - Капитон нервно зевнул. – Хотел тебя спросить,
что это – «Ае»? Ты в баре этого касалась.
- Как-нибудь послушаешь, - она говорила всерьез. – Словами это не
объяснить, это классика и нужны факты.
- Тогда договариваемся.
- На выходные только.
- Пятница тоже хороший день.
- Глупо с этим спорить, но в пятницу я в магазине.
Спустя несколько дней мороз был на прежней отметке, а мир был все
так же неповторим, красив и тягостен.
- Кем ты работал? – поинтересовалась она вдруг.
- В пи-ар агентстве. Сторожем, - Капитон откашлялся. – У них там
были ценные транспаранты. И масса средств.
- А я когда-то хотела выйти замуж, - она опять улыбалась. – Но
знаешь, я представляла, что сразу же произойдет нечто. То есть,
например, его собьет на проезжей части карета скорой помощи
или в кинотеатре сильно ударит каким-нибудь током. Какой-то
призрак опасности.
- Я раньше, давно, пробовал писать рассказы, - он внезапно смутился,
но стойко продолжал. – Короткие. И от этого нервничал
ежедневно. В быту и вообще… Было тяжело в браке. Не та культура
общения. И я решил серьезно успокоиться психически. Волевым
актом… Удалось. Но с тех пор ничего не написал. И развелся.
- Может быть, ты уже похоронил в себе нового Беккета? – она
таинственно тронула его горячее компактное ухо.
- Культура прошла мимо меня, - Капитон допил вино и вздохнул. – Но я
не кладбище своих талантов. Просто во мне выросла лень.
Целое поле лени. И это тоже зов природы.
Он поймал себя на мысли, что стал слишком многословен и многослоен,
а это всегда порождало сложности и ложный ритм. Следовало
срочно перестать предпринимать что-либо.
- А секс? – спросила она удивленно.
Капитон вгляделся в ряды бутылок по ту сторону стойки.
- Понимаешь, - ответил он спустя минуту, - сейчас я для этого
бесприданник. Во многом это экономический вопрос.
- Новый мировой беспорядок? – Илона быстро посмотрелась в свое
крохотное зеркальце.
- Мое сердце осталось в двадцатом веке, посреди идиотизма, - сказал
Капитон и сразу же отчего-то пожалел об этом.
- Я вся завтра, - заявила она. – Но ты так интересно думаешь обо
всем! Это и Кобо Абэ, и Селин, и Апдайк. Жуткий винегрет. Но
ведь дело во вкусе.
- Литература меня обставила, - согласился он. – Наверное, смешно думать иначе.
- Что же делать?
- Нам надо встретиться на Новый год, - констатировал Капитон и
положил кисть на ее неторопливую ладонь.
Тепло человеческих рук. Музыка крови под кожей и миллиарды проблем.
Над огороженным катком звучал «Сплин»: «остаемся зимовать,
остаемся зимовать, зимовать». Все было просто, как ряд цифр
или тонкая пачка несвежих купюр. В магазине хорошо расходился
последний роман Воннегута о причудах времени. А сани с
Илоной и Капитоном катили со снежной горы, и ездоки не визжали и
не смеялись, но ехали молча и с вполне буддистскими
улыбками на румяных лицах.
Все это было труднообъяснимо, ведь по радио вместо «Колд Кат» и
«Детского Панадола» звучало следующее: «В рамках нынешнего
Саммита планируется не только подвести промежуточные итоги работы
по формированию эффективной управленческой инфраструктуры,
но и обеспечить предпосылки для динамического роста
инвестиционной активности в данной отрасли, что имеет огромное
политическое и экономическое значение».
12-13.12.2001
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
