Комментарий | 0

Николаев, Бахтин, карнавал и другие радости

 

Николаев С.А. Искусство плыть на встречный ветер. Книга из VII стихотворений - СПб

 

 

«Искусство плыть на встречный ветер»… Сказано поэтично. Иными словами, это умение лавировать, чтобы плыть под парусом против ветра.

Красивая (с цветным рисунком Билибина), обложка: старинное судно, множество людей. Большинство управляет парусом. Вверху фамилия автора: Сергей Николаев. Внизу профиль чёрной кошки, сидящей перед кругом, в котором видна Европа, Африка и немного Гренландии. Если мысленно нарисовать и второй круг, с другой частью карты мира, то можно представить, что кошка эта сидит на месте Австралии и с интересом взирает на обозначенные в первом круге зЕмли, откуда и плывёт корабль.

Послушал я чтение Сергея Николаева на секции поэзии, разозлился. На Николаева. Стал разбираться почему.

А потому, что он всё сделал «против ветра». Во-первых, читал невыразительно. На реплику о невнятности чтения ответил, что это, мол, он тренирует слух присутствующих. Пошутил так. Да ещё и выбрал стихи для чтения далеко не самые удачные, на мой взгляд, и, как оказалось в процессе обсуждения, не только мой. Кроме того, чтец не уставал похваливать свои тексты, даже как бы пританцовывал на таком своём рефрене.

Потом я разозлился на себя. Как же так, подумал. Ведь я всегда относился с интересом к творчеству Сергея Николаева и всё ждал, когда он откроет своими экспериментами новый град на холме. А почему бы и нет?

Тут уж не отвертишься, подумал я далее. Придётся перечитать недавно вышедшую толстую книгу Николаева. Перечитал. Теперь вот пришлось писать отзыв…

 

От хама не спасёшься в танке,
И от него, быстрей, чем ток,
На электрической каталке
Мчит инвалид, свистит в свисток.
 
И генералы в шароварах
От хама лезут под паркет…

 

О шаровары я споткнулся и вспомнил о плинтусе… И понял, что не хочу спешить к тараканам.

 

Мы идём по тонкой паутине,
Сотканной машиной паука.
Мы идём по яростной картине
И в моей руке твоя рука.

 

Ассоциативно вспомнилось название недавно вышедшей книги И. Толдовой «Мухи мироздания». Вспомнилось, сам не знаю почему…  Бывает.

 

А вот из «Ворона»:

 

Спорт для нищих, а водка для бывших.

Для него папиросный дымок.

Ворон жадно курил на кладбище,

Деревянных не чувствуя ног.

 

Это начало стихотворения состоявшегося (из книги «Мутанты»).

Поэтому я тут же снял свой тезис о том, что из стихов Николаева трудно выбираются цитаты. Раскаялся, можно сказать. Несомненно, можно. Но, всё-таки, трудно. А вот из прочитанных вслух стихотворений почти невозможно, - стою я на своём. Как обидно (честно говорю!), что настоящую поэзию у С. Николаева приходится отыскивать среди строк среднестатических. Хотя они  и преподносятся с претензией.

Плыть постоянно против ветра, возможно, и приятно. Но если автор предпочитает плыть только против ветра (а ветер ведь меняется) как-то вдруг может выясниться, что у капитана нет курса. Он лавирует против любого ветра. Тут даже и лоб можно застудить. Это к вопросу о названии.

Но образ корабля, плывущего против ветра, вероятно, использован Сергеем Николаевым  как символ борьбы с набившей оскомину поэтикой. Как бы она ни была прекрасна и выразительна, но всё рано требует обновления. Демонстративным обновлением её занимались все поколения поэтов: от допотопных времён до футуристов, обериутов, метаметафористов, концептуалистов и т.д. Хотя все талантливые вносят свой вклад в это дело. Иногда думается, что вовсе не обязательно что-то скидывать с литературного корабля, а просто надо взять и уложить, расфасовать, расставить и пользоваться всем богатством, по необходимости. На это способны большие таланты, не говоря уже о гениях. Гений делает это играючи. Завидующие гениям даже говорят, что всё это версификаторство, ведь им трудно поверить, что такое умение в принципе возможно.

 

Раблезианство. Смеховая культура. Бахтин. Карнавал…

Большинство, обучавшееся на филологов, помнит эту работу Михаила Бахтина. Думается, что и на С. Николаева она оказала влияние достаточно сильное. Но характер поэзии Сергея не раблезианский, ирония и юмор не самая сильная сторона таланта Сергея. Получается, вроде, иронично, но не смешно. Сила его в другом. Николаев саркастичен и точен в своих лучших стихах. Саркастичен и лиричен. Своеобразно лиричен. В них дух авторского противоречия не противоречит духу поэзии.

 
Мы погружаемся под звук аллилуй
В жизнь, завитую пружиной ужа,
Таинственную, как подсмотренный поцелуй,
Короткую, как лапка стрижа.

 

Или:

 
Над собакой бородатой
И над кухней, где тефтели,
И над дворником с лопатой
Человек летел с портфелем.
 
По-над ним года нависли,
А под ним сменялись флаги,
А в портфеле были мысли.
Мысли в рифму. На бумаге.

 

Или:

 

Сердечней нет виолончели,
Чем предкрещенская метель… - и далее.

 

Но автора тянет всучить читателю современность в виде уличной речи и характерных слов молодёжного и торгово-криминального сленга. Чаще неудачно. Иногда по делу. Но такие строки звучат некой арматурой, не обросшей «мясом железобетона». И пропадает та сердечность, к которой Николаева, всё-таки, тянет. И он понимает эту тягу, хотя даже борется с ней:

 

Всякая, блин, лезет лабуда,
Мол, на свете жили в масть дамы-господа…

 

Или:

 

Клоунское зеркало – мои стихи,
Хочется смеяться, дыша на них,
В них артачатся наши ха-ха и хи-хи,
Но грустен роман, он не клоунский стих.

 

Несомненное достоинство Николаева-автора – точное попадание в интонацию времени:

 
Нищенки с нищенками крутят романы,
Они не очень трезвы и не слишком пьяны…
…..
В умах библиотеки, в кошельках нули,
Смеются, как их весело в 90-х провели….

 

Да, повторюсь, не прошёл С. Николаев мимо метаметафористов, мимо Н. Заболоцкого и ещё много кого. Стихи его наполнены аллюзиями и цитатами… Культурный слой их достаточно велик. В его мир не всякий забредёт, необходим необходимый культурный багаж, который не особо в наше время пополняется.

И думаешь, а зачем ему нужна ещё и эта северянинско-бальмонтовко-маяковская игра? Нужна. Потому что, стараясь «выжать» этот почти непосильный вес Сергей  хочет обогатить свою поэтику и обогатить читателя.

Несомненно, оказала на Николаева влияние и рок-поэзия. Но она обычно опирается на музыкальное сопровождение, а там свои законы, свои гири-противовесы, свои интонации, но и свои достоинства и недостатки.

Теперь изменим галс, подправим курс нашего корабля, и продолжим разговор почти о том же.

 

Нооскоп. Средневековье. Карнавал.

 Да. Была марксистская теория…  Теперь страна прессуется карнавальными принципами М. Бахтина (хотя он в этом не виноват).  Филологической теорией, используемой в политической практике, написанной опираясь на культуру западноевропейского Средневековья… Много надёргано оттуда. Не верите? Тут без цитат не обойдёшься, но необходимо набраться терпения и прочитать, чтобы понять к чему я веду.

 

«Для смеховой культуры средневековья характерны такие фигуры, как шуты и дураки… Они оставались шутами и дураками всегда и повсюду, где бы они ни появлялись в жизни. Как шуты и дураки, они являются носителями особой жизненной формы, реальной и идеальной одновременно. Они находятся на границах жизни и искусства». (М. Бахтин)

 

Подготовил Бахтин почву для геополитических экспериментов… Похоже, сомнительных. Не он один. За компанию взяли и теорию о ноосфере Вернадского.  С их помощью вознамерились управлять «капитализируя будущее». Вероятно, на первом этапе всё сведётся к полному сбору информации о гражданах. Полному-полному. Фискально полному.

Дирижабли нооскопов пока не демонстрируют желания сделать рывок в будущее, а делают попытку устроить фискальный лагерь Оруэлла, держащегося на электронных импульсах «цифровой духовности».

 «Карнавал – это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность – существенная особенность всех смеховых обрядово-зрелищных форм средневековья.

 

Все эти формы и внешне были связаны с церковными праздниками. И даже карнавал, не приуроченный ни к какому событию священной истории и ни к какому святому, примыкал к последним дням перед Великим постом (поэтому во Франции он назывался «Mardi gras» или «Caremprenant», в немецких странах «Fastnacht»). Еще более существенна генетическая связь этих форм с древними языческими празднествами аграрного типа, включавшими в свой ритуал смеховой элемент».

 

«Празднество (всякое) – это очень важная первичная форма человеческой культуры. Ее нельзя вывести и объяснить из практических условий и целей общественного труда или – еще более вульгарная форма объяснения – из биологической (физиологической) потребности в периодическом отдыхе. Празднество всегда имело существенное и глубокое смысловое, миросозерцательное содержание. Никакое «упражнение» в организации и усовершенствовании общественно-трудового процесса, никакая «игра в труд» и никакой отдых или передышка в труде сами по себе никогда не могут стать праздничными. Чтобы они стали праздничными, к ним должно присоединиться что-то из иной сферы бытия, из сферы духовно-идеологической. Они должны получить санкцию не из мира средств и необходимых условий, а из мира высших целей человеческого существования, то есть из мира идеалов. Без этого нет и не может быть никакой праздничности».

 

«Празднество всегда имеет существенное отношение к времени. В основе его всегда лежит определенная и конкретная концепция природного (космического), биологического и исторического времени. При этом празднества на всех этапах своего исторического развития были связаны с кризисными, переломными моментами в жизни природы, общества и человека. Моменты смерти и возрождения, смены и обновления всегда были ведущими в праздничном мироощущении. Именно эти моменты – в конкретных формах определенных праздников – и создавали специфическую праздничность праздника».

 

«В условиях классового и феодально-государственного строя средневековья эта праздничность праздника, то есть его связь с высшими целями человеческого существования, с возрождением и обновлением, могла осуществляться во всей своей неискаженной полноте и чистоте только в карнавале и в народно-площадной стороне других праздников. Праздничность здесь становилась формой второй жизни народа, вступавшего временно в утопическое царство всеобщности, свободы, равенства и изобилия».

 

Конечно, сразу возникает вопрос: а из «мира ли идеалов» нам пытаются принести эту  «сакральность» и для «высших ли целей»? Вопрос повис…

Только теперь народу предлагается непрерывный праздник, праздник понижения. Вечная изнанка жизни на мониторах, в кино и театре. А потом вдруг выясняется, что такой театр и такое кино вдруг стали выползать со сцены и экранов в жизнь, умерщвлять её, без надежды на рождение заново. Ведь в средневековье это символическое умирание и рождение-обновление осуществлялось только в праздники. Между праздниками происходил рост и взросление. Теперь же времени на это нет, ибо жизнь остаётся в вечно вывернутом состоянии. Некогда вдохнуть-выдохнуть. Некогда согнать с лица смеющийся оскал, измывающийся над категориями света.

Но куда девать будут новое средневековье??.. Капитализировать его в будущее? Забыть своё прошлое, даже великое, умереть, чтобы родиться с пустой головой… А на пустую матрицу нанесут новые письмена? И не обязательно божественные тексты… Такая теоретическая база кое-кого очень устраивает.

Боюсь, что и советское, и царское прошлое может вообще показаться со временем светлым облачком на тёмном небе реальности. Но это уже тема других заметок. Я и так залез в дебри парадоксов… Кто-то скажет, что переборщил и возможно будет прав…

Интересно, конечно, наблюдать как теории опять начинают внедряться в жизнь. Только иногда возникает сильное желание, чтобы филологов не трогали. Престали беспокоить. У политиков свои тараканы, у филологов свои. А скрещивание их может породить таких монстров, рядом с которыми все монстры прошлого покажутся безобидными букашками.

Но это лирическое отступление.

А что Сергей Николаев? Что, что… Повторюсь: юмор и скоморошество не самая сильная сторона его творчества. На мой взгляд.

Переступить порог… Войти в неведомое… Это дело поэта. Но если порог завышен, стихи становятся шифрограммой, то даже точное попадание в интонацию стихотворения не позволяет переступить через него. Тем более маловероятно, что читатель захочет и сможет сделать встречное движение. Архивировать информацию желательно не очень глубоко.

Кроме того, привычка говорить привычное есть привычка, а не открытие. Поэтическая речь, оснащённая жаргонной лексикой, часто вообще напоминает пищу, начинённую иголками. Пользоваться жаргоном следует весьма осторожно, на мой взгляд. Правда, следует сделать оговорку. Николаев не скатывается к срамословию и соблюдает нравственную дистанцию, т.е. морально устойчив. Почти…))

Стихи его социальны, но не циничны. Некоторая отчуждённость не говорит об отсутствии сострадания к слабым и униженным. И к себе. И это нормально.

Но  летаргическая самоуверенность неповоротлива, как контейнеровоз, а жизнь в пространстве поэзии требует учёта даже изменения дыхания не только объекта поэзии, но и самого субъекта, не говоря уже об изменениях направления ветров и влажности. Поэтому я очень бы хотел скромно пожелать автору больше доверять своему внутреннему, свободному от теорий Я. А теории всегда и так подразумеваются в каком-либо удалении, помогающем ориентироваться в космосе литературы и жизни. В космосе поэзии.

Ещё одно замечание. Издавая толстые книги стихов, авторам следует учреждать одновременно и читательские ордена – за прочтение таких книг. Тем более, когда эти «культурные акции» не сопровождаются рекламой.

Кормовая база поэзии разнообразна. Я надеюсь, что паруса и муза Сергея Николаева рано или поздно выведут его корабль на новый курс. И пусть капитан будет знать пункты назначения, где можно будет пополнить запасы продовольствия, воды и мужества для дальнейшего плавания и интуитивно угадывать курс в неведомое.

А наш карнавал это родная речь. Посмотрите, как мы живём в языке и хоть подсмеиваемся над краснобаями, но как снисходительны к ним, как они привлекают наше внимание и с каким завораживающим чувством слушаем в минуты народных волнений азартно жестикулирующих витий. И как сосредоточенно постигаем слова истины, вложенные в уста пророков и вождей во времена тяжёлых испытаний и войн.

Заметки мои вовсе не умаляют факт награждения Сергея Анатольевича Николаева премией имени Алексея Константиновича Толстого за произведения историко-патриотического характера (Всероссийская литературная премия имени Алексея Толстого). Напротив, я с удовольствием поздравляю его с высокой наградой!

 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка