А всё потому, что честные люди
…приводит к убеждению в трагичности бытия.
С. Потапенко
Я несчастно-счастливый человек. Несчастный потому, что меня не принимают ни публика, ни учёные. А счастливый, потому что переживаю открытия (открытия ли они на самом деле – вопрос сомнительный при общем неприятии).
Сейчас я открыл ницшеанство Тургенева.
Вот думаете, что за слова я вынес в заголовок? – Это слова Ивлева из пьесы Тургенева «Месяц в деревне» (1854). Их я вписал, прочтя такую глупость в одном реферате:
То есть это, может, и не глупость. Я пьесу Тургенева читал только одну, вот эту «Месяц в деревне». Но относительно неё процитированное, конечно, глупость.
Потому что не социальная сила – женская влюбчивость в мужчину, молодого, красавца, ловкого физически и общительного. В студента Беляева влюбились три персонажа пьесы: Наталья Петровна, помещица, Вера, её воспитанница, и Катя, служанка.
Так что то, чего нет в творчестве ницшеанца Чехова, нет и в пьесе Тургенева. И это уже шепчет, что Тургенев таки ницшеанец.
Мстислав Добужинский. Голубая гостиная. Эскиз декорации к первому акту "Месяца в деревне" И. Тургенева
Я позволил себе залихватски и вскользь предположить ницшеанство Тургенева в связи с обнаружением этого ницшеанству у Глаголевой, поставившей фильм по этой пьесе (см. тут). И когда я это «вскользь» делал, я всё-таки справился, когда Тургенев пьесу написал, и обрадовался, что после 1848 года. (Именно в тот год мог Тургенев разочароваться и в революции и остаться у разбитого крыта – без какого бы то ни было идеала Добра.)
Теперь я с удовольствием читаю про эту пьесу: «Написанная в первой редакции в 1848 году».
Это меня окрыляет: ещё раз торжествует логика общих соображений. Ницшеанцем становятся, разочаровавшись во всех обычных идеалах. Ну, почти во всех, ибо ницшеанство тоже ведь идеал. Вот в него и впадают, разочаровавшись в обычных. Ибо ницшеанский – необычный. Таким он выглядит, во всяком случае, для людей обычных.
Что ещё в тексте пьесы работает на ницшеанство автора?
У Глаголевой на это работает чрезвычайная выделенность вдруг-сватовства доктора к компаньонке старой помещицы-матери, к Лизавете Богдановне, пошлость обстановки этого сватовства. (Как это доводит до ницшеанства Глаголевой см. указанную ссылку). Я, собственно, для того и стал читать пьесу Тургенева, чтоб посмотреть, выделил ли и он её, эту сцену, и какой идеал получится у Тургенева, если выделения я не увижу.
Я выделение увидел! – Точно такое же «вдруг» сделано и Тургеневым. Мало того, пошлость мотивов у Тургенева оказывается усиленной, усиленной тем, что они повторяют пошлость сватания к Кате слуги Матвея, в два раза её старше. И этот Матвей для того, собственно, и введён в пьесу (остальные его появления – только для нескольких докладов, кто приехал).
Но это я побежал рассказывать о дополнительных доводах, не разъяснив того, что связано с заглавием.
Зло в мире укоренено боле фундаментально, чем его наличие в социальном. Если думать, что в социальном, то можно иметь идеалом социальное изменение: революционное или эволюционное. Революционное, и такое или около было, наверно, у Тургенева, пока он не увидел кровавость революции 1848 года. Эволюционное, и такое или около было, наверно, у Тургенева до революционного, в котором он ещё раньше разочаровался от глухости дела с отменой крепостничества в России. Вот он и перестал изображать социальное зло как причину коллизий.
При всей занятости Ивлева, помещика, хозяйством он всё-таки считает негативным, если его дом все покидают. Вот он и досадует в конце пьесы:
«Ислаев (вскакивая). Я? я ничего не понимаю. У меня голова кругом идет. Что тут можно понять? Все улепетывают, кто куда, как куропатки, а все потому, что честные люди... И все это разом, в один и тот же день...».
Самый конец такой же:
«Анна Семёновна. Слышала ты, Беляев тоже уезжает...
Лизавета Богдановна (опять вздохнув). Ах, Анна Семёновна, может быть, и мне недолго придется здесь остаться... И я уезжаю.
Анна Семёновна с невыразимым изумлением глядит на неё, Лизавета Богдановна стоит перед ней, не поднимая глаз».
Конец плохой. Соответствующий убеждению, что Добра в мире нету.
В то же время Тургенев, как и ницшеанец Чехов в будущем (хоть у того конец совсем ужасный – оставляют в заколачиваемой даче слугу – умирать), называет свою пьесу комедией.
И весь негатив у Тургенева – от честности. Что искренне (а не горестно) смешно для человека аморального, каковым и знают все ницшеанца. Что ему обычная мораль – он же над Добром и Злом витает.
Я должен признать, что есть коренное отличие Тургенева от Чехова. Чехова невозможно читать от скучности (для поверхностных читателей невозможно; им невдомёк, зачем так Чехов написал – для доведения нас до предвзрыва от принципиальной, мол, скуки обычной жизни, чтоб мы захотели в иножизнь). Так вот чеховскую скучность преодолеваешь. А от тургеневской вещи оторваться невозможно, так захватывает эта виртуозная ежесекундная изменчивость чувств. Какая, к чёрту, иножизнь, когда так интересно в жизни!.. Когда так подробно пишут, то любят это. Причём тут не плотская любовь в центре внимания, а колоссальной силы порядочность всеобщая.
Но! В ней-то и Зло!
«…все вы прекрасные люди... все, все... и между тем...».
(Это кричит Наталья Петровна.)
То есть, надо мне отказываться от привычки думать, что подробность – от авторской любви…
Вот так и живёшь. Мне 77 лет, а я как молодой. Меняю и меняю стереотипы.
Когда-то… Мне под тридцать, наверно, было… Я обнаружил, что я – молодой.
По телевизору показывали, как ведут себя зебры, когда лев одну из них догнал и ест. – Они останавливают бег и тоже принимаются есть, траву. В непосредственной близости от питающегося льва.
Я удивился настолько, что вспомнил, что количество удивлений за отрезок времени есть показатель молодости. Я стал записывать удивления, и оказалось, что они что-то часты…
Но есть и недостаток в отказе от стереотипа. Это ж можно квалифицировать, как подыгрывание своему пристрастию. А у меня таки пристрастие к ницшеанству – из-за его метафизичности, апричинности, вневремённости и т.п. экстравагантностей.
- Чем их наличие не есть «существование универсальных начал» (Там же), замеченных в пьесе не мною? – спрошу я.
- Тем, что под универсальными началами может пониматься просто честь, в которой нет ни метафизичности, ни вневремённости и т.д., - ответит мне мой вечный оппонент, я же.
- Но может же с честью быть связана апричинность, так квалифицируемая с точки зрения естественного человека. Какого чёрта студент Беляев уходит из усадьбы, если хозяйка его любит? Это ж абсурд – естественному человеку поддаться на намёки Ракитина (якобы не знающего про взаимную любовь Беляева и Натальи Петровны), что честь женщины выше мнения, «что быть любимым женщиной, которую любишь, великое счастье», - так я отобьюсь от оппонента. – Этот Беляев же нарочно так назван Тургеневым наоборот, будто он белый-пушистый. На самом деле он «до сих пор знал... совсем не таких женщин», нечистых. И сам нечист, раз знал нечистых. Такому ли не поступить рационально, по-мещански, и не урвать своё, раз само в руки плывёт?
(Странно, что Глаголева этот нюанс выпустила. Но бог с ней, она другие усилила.)
И вдруг такой нечистый да поступает не рационально, а иррационально.
Только ницшеанское подсознание Тургенева могло почувствовать величие недостижительности – прямо метафизическое – и заставить своего Беляева поступить нелогично, против своего естества, естества натуры довольно низкой. Ведь чем он взял всех? – Близостью к природе:
«Алексей Николаич за белкой на дерево полез, высоко-высоко, и начал верхушку качать (...), а потом он к нашей корове на лугу подкрался и вдруг ей на спину вскочил...».
«Как будто коростель в саду крикнул».
Вы вот знаете крик коростеля?
«…цветок однажды с такого обрыва сорвал…».
Змея пускал. Лук изготовил. Доканчивает за смутившуюся Катю народную песню: «А кипит-горит по красной девице...».
Даже его незамечание, как в него все влюбляются, - естественно потому, просто, что он не бабник. Его вообще все любят, и он к этому привык и со всеми ласков.
Нет, бо`льшая, конечно, неожиданность была б, если б он был бабник и, тем не менее, уехал бы от любви. Но апричинность не была внятна сознанию Тургенева как часть новой, волнующей его, ценности – ницшеанства. Его сознанию был ясен другой момент ницшеанства – принципиальное превосходство Зла над Добром в этом мире. Поэтому торжество Зла ему нужно было устроить из-за порядочности. Для чего нужно было обелить Беляева, сколько возможно, т.е. сделать его не бабником.
В связи с неосознаваемостью Тургеневым ценности апричинности у меня появилось объяснение, почему меня когда-то не тронули «Отцы и дети». – Из-за отсутствия подсознательного элемента в том романе.
Пьеса Тургеневым написана за много лет до знаменитого романа, которым он открыл существование такого типа, как нигилист. И там нигилист показан явно, в тексте, процитировать можно. А открыл его Тургенев, судя по себе, создателю ТАКОЙ пьесы. В которой нигилист присутствует нецитируемо, не в тексте, а в душах читателей его пьесы, точнее, в их подсознании.
Сознанием Тургенев, наверно, следовал за Шопенгауэром, который Зло мира видел в женщине:
«Погодите! вы, может быть, еще узнаете, как эти нежные ручки умеют пытать, с какой ласковой заботливостью они по частичкам раздирают сердце...».
Это слова Ракитина, наводящего Беляева на мысль об отбытии ради чести женщины, на самом деле есть голос автора. Не мог любящий Наталью Петровну Ракитин ТАК говорить о ней, хоть это и была чистая правда: она его, любящего её, мучила, держа его при себе годами и говоря, только говоря, что она его любит. Он, правда, надеялся… а теперь – из-за Беляева – надежда пропала. Но человек Ракитин благородный. Он хлопочет о чести любимой, и ему надо Беляева подвигнуть на отъезд. И надо хоть что-то основательное сказать. Всё так. Но самым основательным оказалось тургеневское шопенгауэрство.
Да, по так называемой философии жизни (философии Шопенгауэра) воля, противостоящая Злу-женщине, порождает «культурные нормы и ценности», в том числе и заботу о чести женщины, забота о чём и должна побудить Беляева исчезнуть из поместья.
Так почему ж Беляев внял намёку (повторяю, он не знает, что Ракитин всё про него с Натальей Петровной знает)? Почему это красивое животное вняло не естеству своему, а словам человека, которого несколько дней тому назад не знал и с которым не сблизился совсем?
Это сработало подсознание Тургенева, ведущее его от шопенгаурства к ницшеанству, почитающему недостижительность в этом мире и вообще иномирие.
Я ещё должен кое в чём признаться.
Перед тем, как я начал писать эту статью, я решил подстраховаться и найти что-то тех же лет крошечное у Тургенева, подтверждающее его ницшеанство. Крошечными у него должны были быть, по-моему, его стихотворения в прозе. Я их открыл, а они начинаются у Тургенева с 1878 года. Это через 24 года после издания пьесы. Я их и читать не стал. А самое последнее стихотворение – знаменитое «Русский язык». Я его перечитал и пришёл в ужас – оно о вере в сверхбудущее (тип идеала, противоположный ницшеанству).
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!
Июнь, 1882».
Ницшеанство – идеал экстремистский. По идее, впавший в него должен навсегда с ним остаться.
Но изворотливость моя неистощима.
Я вспомнил, как я нашёл (см. тут) ницшеанство в стихотворении Бродского «Мой народ»:
«пропаганда исключительности, превосходства… по признаку… языковой принадлежности".
Последнее есть выписка из закона Российской Федерации "О противодействии экстремистской деятельности".
И эта выписка имеет отношение к стихотворению…»
И я решил проверить на ницшеанство первое тургеневское стихотворение в прозе:
Собака
Февраль, 1878.
Кто знает, что такое ницшеанство, тому не надо долго объяснять, что именно оно тут и выражено. Самая суть в человеке проявляется на грани жизни и смерти, и при любви. Так, кажется, изъясняется экзистенциализм, эта разновидность ницшеанства.
Вот и с этой стороны я подпёрся доказательством, со стороны логики изменения идеалов, превращения их друг в друга (и не превращения, если залетел в экстремистский тупик).
Теперь я могу вздохнуть свободно. Я таки попал в истину: многое сходится.
Ну что мне после этого, что не принимают меня ни простые читатели, ни учёные… Я с Истиной в дружбе.
17 июля 2015 г.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
