Онтологические прогулки

На вопрос «что есть человек?» можно ответить (или, может быть, уйти от ответа?) афористичным высказыванием А.Камю: «человек – единственное существо, которое отказывается быть тем, что оно есть» [1, с. 126]. При всей парадоксальности, такое «определение» человека способно стать вполне конструктивным. Отказ «быть тем, что есть» манифестирует себя в специфическом темпоральном режиме существования. Отказывающийся быть тем, что он есть, – может видеть себя либо в прошлом (в воспоминаниях), либо в будущем (в проекте). Это существо мечется из прошлого в будущее, фатальным образом проскальзывая мимо настоящего.

Своего рода прологом такой парадоксальной темпоральности явилось эссе С.Кьеркегора с характерным названием «Несчастнейший». Свои рассуждения о том, кому следует присвоить титул «Несчастнейшего», – то есть самого несчастного из всех, – Кьеркегор начинает с определения несчастного существа. Гегелевскую категорию «несчастное сознание» Кьеркегор интерпретирует темпоральном русле. «Несчастный» – это тот, «…чья настоящая сущность так или иначе лежит вне его. Несчастный всегда отторгнут от самого себя, никогда не слит с самим собой» [2, с. 22]. Поэтому «Несчастный» не живет в настоящем времени. Исходя из этого, Кьеркегор выделяет две разновидности несчастных существ. Первая (1) разновидность «несчастных» – это те, которые всегда осознают себя «в прошлом», то есть живут воспоминаниями. Вторая (2) разновидность «несчастных» – те, которые всегда «в будущем», то есть живут надеждами и мечтами.

Соединяя (1) и (2) разновидности «несчастных», Кьеркегор получает «Несчастнейшего». «Несчастнейший» живет воспоминаниями о прошлом. Но прошлого, как чего-либо состоявшегося, у него нет: в прошлом он занимался, главным образом, тем, что мечтал о будущем. А мечты его содержали лишь проекты исправления неудач прошлого. Таким образом «Несчастнейший» образует, если можно так выразиться, «петлю во времени». Его воспоминания принимают облик мечты, а его мечта принимает облик воспоминания. Несчастнейший – тот, кто «…всегда надеется на то, что ему следовало бы вспоминать; его надежда постоянно не оправдывается, но когда она не оправдывается, он начинает замечать, что это зависит не от того, что цель отодвинулась дальше, но от того, что цель – позади, что он уже пережил ее или должен был пережить и, стало быть, перейти к воспоминанию. С другой стороны, он вечно вспоминает то, на что ему следовало бы надеяться; ибо будущее он постиг уже мысленно, мысленно пережил его и вспоминает это свое переживание, вместо того, чтобы надеяться на него. Таким образом, то, на что он надеется, лежит позади него, а то, что он вспоминает, лежит впереди. Его жизнь протекает не в обратном порядке, а в двойном смысле – наизнанку» [2, с. 24-25]. Итак, «Несчастнейший» «всегда ожидает то, что ему следовало бы вспоминать» и «вечно вспоминает то, чего ему следовало бы ожидать». 

В последующем развитии экзистенциализма Кьеркегоровский персонаж перерастает рамки курьезного прецедента и трансформируется в универсальную темпоральную схему феноменов сознания. Теперь уже самое существо сознания усматривается в непрерывной игре смещений из будущего в прошлое и из прошлого в будущее. Здесь ничто не совпадает с собой, фатальным образом ускользая от себя; всегда находится «в другом месте», никогда не попадая в настоящее время. Эк-зистирующее сущее отказывается быть тем, чем оно является и стремится быть тем, чем оно не является, имея «свое бытие вне себя, перед собой и позади себя. … В качестве присутствующего оно не есть то, чем оно является (прошлое) и есть то, чем оно не является (будущее)» [3, с.153]. Поэтому человеческое сознание, по словам Ж.П.Сартра, является «несчастным сознанием по природе, без возможности выхода из состояния несчастья» [3, с.123].

Интересно, что подобная темпоральная схема может быть отслежена не только в «макромасштабах» индивидуальной человеческой судьбы, но и в «мегамасштабах» всех великих исторических утопий. Специфика утопических проектов в том, что чаемое будущее в них представляется по модели идеализируемого прошлого (воспоминание, принявшее облик мечты). Но это прошлое является, опять же, именно идеализируемым, а не реально существовавшим прошлым (мечта, принявшая облик воспоминания). Таковы, например, взаимные отсылки от будущего к прошлому и от прошлого к будущему в марксистской утопии (первобытнообщинная – коммунистическая виды собственности). Или в славянофильской, а также неославянофильской утопии, в русле которой совершается очередное «переписывание истории».

Далее сходная темпоральная схема, – но уже не в столь трагических интонациях, – воспроизводится в постструктуралистской философии языка. Фатальное несовпадение между «означаемым» и «означающим» совершается в той же темпоральности кьеркегоровского «Несчастнейшего». Смысл существует только через взаимные отсылки по линии «прошлое – будущее», при вечном ускользании настоящего. Отсутствие смысла в точке «теперь» Ж.Делез иллюстрирует  по аналогии с известным сюжетом из «Алисы в Зазеркалье»: «взаимообратимость дня до и после, а настоящее всегда убегает: варенье на завтра и варенье вчера, но не сегодня» [4, с. 15].

И наконец, – уже вовсе без трагических интонаций, – все в той же темпоральной схеме описывается существование микрообъектов в современной квантовой физике. В вакууме происходят непрерывные квантовые флуктуации, совершающиеся по аналогии с «займами» и «платежами по займам» в масштабах времени и пространства, определяемыми принципом соотношения неопределенностей В.Гейзенберга: у будущего энергия берется для прошлого, а у прошлого – для будущего. Б.Грин сравнивает микрообъект с «маниакальным заемщиком», который «ходит от одного приятеля к другому, прося денег взаймы. Чем короче период времени, на который приятель может дать ему деньги, тем большую сумму он просит. Занимает и отдает, занимает и отдает – снова и снова он берет деньги в долг только для того, чтобы вскоре вернуть их», – ничего при этом не выигрывая. [5, с. 86]. … Чем не «Несчастнейший» С.Кьеркегора, воспоминания которого авансируются мечтами, а мечты – воспоминаниями?

Интересно, что та же темпоральная схема, возможно, применима не только в микро-, но и в мега- масштабах Вселенной как целого. Так, в квантовой космологии возникновение Вселенной понимается по тому же принципу взаимных займов энергии по линии «прошлое – будущее». В этой версии «Большой взрыв» был не чем иным, как гигантской квантовой флуктуацией первоначального вакуума. Эта идея блестяще остроумно обыгрывается С. Лемом в жанре научной фантастики. «…Космос существует в кредит. Вселенная, со всеми своими созвездиями и галактиками, – чудовищная задолженность, грандиозная закладная, долговая расписка, по которой непременно придется платить» [6, с.152].

Тот же образ «займов» и «платежей по займам» используется в буддизме для иллюстрации пустоты и призрачности всякого существования. Человек, взявший деньги в долг, – не является богатым на самом деле, а может только притворяться, что он богат. Аналогичным образом, ничто в окружающем нас мире не существует «на самом деле», а только притворяется существующим, поскольку материю и энергию для своего существования берет «взаймы» у других существ.

Итак, от «Несчастнейшего» как курьезного прецедента, сконструированного С.Кьеркегором, совершился переход к осознанию человеческого существования как «несчастного по своей природе, без возможности выхода из состояния несчастья» в философии Сартра. А затем – к онтологии, которую можно назвать онтологией «несчастнейшего из возможных миров». Эта онтология пришла на смену онтологии «лучшего из возможных миров» классического рационализма. Онтология «несчастнейшего из миров» отмечена особой темпоральной схемой: бесконечных «кредитов» и «займов» у будущего для прошлого и у прошлого для будущего. Это мир, созданный из «темпорального долга», объем которого может лишь расти, но не «погашаться». В этом мире отсутствует настоящее во всех смыслах слова: и прямом, и переносном, и физическом, и метафизическом.

Впрочем, далее нас будет интересовать не проблема счастья. От интонаций экзистенциального надрыва перейдем к сугубо позитивистскому дискурсу. Можно представить количественные градации отсутствия настоящего времени. Не пытаясь достичь присутствия в актуальности настоящего (как то было свойственно классической метафизике), попытаемся хотя бы представить реальность (психологическую, физическую, лингвистическую и т.д.), где степень опережения/запаздывания меньше, чем у нас. …Или больше, чем у нас. Покажем, как количественные градации в степени опережения/запаздывания изменяют качественное строение реальности.     

И Кьеркегоровский «Несчастнейший», и Хайдеггеровское Dasein могут иметь количественные градации, соответствующие большей или меньшей степени экзистенциального проброса в прошлое и будущее. Им соответствуют различные слои существования персоны. Слой с максимальной степенью экзистенциального проброса в прошлое/будущее формирует уровень личного мифа. Этот слой персоны конституирует весь сценарий жизни. Далее личный миф «Несчастнейшего» дробится на сценарии различных частных проектов. В каждом из них воспроизводится по фрактальному принципу все тот же общий паттерн «кредитов» и «займов» у будущего для прошлого и у прошлого для будущего; паттерн достижений/неудач, иллюзий/разочарований. Рассмотрим, как количественное изменение времени экзистенциального проброса приводит к качественным изменениям  личности. Предпримем мысленный эксперимент. Усилием мысли начнем совершать поэтапное сокращение темпорального зазора между экзистенциальными пробросами в прошлое/будущее в одном и том же сценарии существования. Качественные изменения в этом случае будут совершаться по логике самопародирования исходного сценария. По мере сближения прошлого и будущего в рамках персонального проекта, – сначала трагедия превращается в драму, затем драма – в комедию. Не по этому ли принципу совершается эволюция литературных сюжетов и жанров: от мифа к трагедии, от трагедии – к драме, от драмы – к комедии? По мере уменьшения темпорального зазора между воспоминанием и мечтой, Кьеркегоровский «Несчастнейший» из трагического героя будет трансформироваться в комедийного персонажа; демонический злодей будет трансформироваться в пошляка и т.д.

 Рассмотрим гипотезу многослойной структуры реальности.

 Если всякое существование проскальзывает мимо настоящего и оказывается либо в состоянии «еще не…», либо в состоянии «уже не…», – то, очевидно, можно представить миры, более опережающие и более запаздывающие. …И миры, менее опережающие и менее запаздывающие, чем наш мир. По-видимому, существует градация способов быть, всегда опережающих наше бытие. И градация способов быть, всегда запаздывающих по отношению к нашему бытию. Можно предположить, что существуют:

(1) слои физической реальности с большим или меньшим значением планковской величины, характеризующей максимально возможную степень приближения к точке «здесь» и «теперь»;

(2) слои дискурса с большей или меньшей степенью темпорального несовпадения между означаемым и означающим;

(3) слои  восприятия и соответствующие им интендируемые миры с большими и меньшими темпоральными пробегами ретенций и протенций;

(4) слои персоны с большим или меньшим экзистенциальным пробросом в прошлое и будущее.    

Многослойной структуре реальности соответствует многослойная структура феноменов сознания. Проведем своеобразный мысленный эксперимент по изменению темпоральной структуры восприятия.

Окружающий мир мы воспринимаем в образах. Но реальность образов – это всегда «опережающее – запаздывающий» мир, который проскальзывает мимо актуальности события. Восприятие в отчетливых образах возможно, только если есть отсрочка: 1) запаздывание восприятия за непосредственным соприкосновением с вещью и 2) предвосхищение восприятия, – апперцепция. Чтобы воспринимать ясно и отчетливо, мы должны предвосхищать события и запаздывать за событиями; запаздывать и предвосхищать. Наше восприятие – как бытие Кьеркегоровского «Несчастнейшего» – «ожидает то, что ему следовало бы вспоминать» и «вспоминает то, чего ему следовало бы ожидать». Время восприятия является смещенным по отношению к времени воздействующего события. То, что мы считаем «реальным миром», – это картина, созданная темпоральным смещением. Реальность, с которой мы сталкивались бы «лоб в лоб», – в момент актуального настоящего, – не могла бы быть воспринятой в ясных и отчетливых образах. Пример тому – феноменологическая реконструкция жизненного мира  амебы немецким зоопсихологом Я.фон Икскюлем [7, с. 164-165].

Теперь попробуем представить, что темпоральный зазор между запаздыванием и предвосхищением событий все более и более сокращается. Как будет выглядеть реальность для восприятия с меньшей степенью опережения/запаздывания? И наоборот, попробуем представить, что темпоральный зазор между запаздыванием и предвосхищением событий все более и более увеличивается. Как будет выглядеть реальность для восприятия с большей степенью опережения/запаздывания?

Представим, что перцепция все более и более сближается с апперцепцией… Что «реальность» воспринимаемых объектов все более и более сближается с «реальностью» ожиданий, намерений и целей. По мере такого взаимного сближения: (1) отчетливые границы образов будут все более и более растворяться, а (2) ожидания и намерения, наоборот, будут приобретать все большую и большую плотность. Будет совершаться двуединый процесс растворения образов и оплотнения намерений. С одной стороны, отчетливые границы образов начнут постепенно растворяться в динамике сил и потоков интенсивностей. С другой стороны, «бестелесность» целей, ожиданий и намерений начнет постепенно наращивать степени интенсивности до плотности силовых потоков. Итак, если бы мы воспринимали мир в актуальности чистого настоящего… Тогда мир казался бы сотканным лишь из чистой динамики сил, интенсивностей и потоков интенсивности. В этой динамике растворилась бы определенность всех границ, с которыми для нас связана реальность мира «вещей». Из мира объектов мы попали бы в мир «тональностей».

Этот мысленный эксперимент приведет нас к гипотезе многослойного строения субъекта восприятия. Субъект представляет собой нечто наподобие матрешки или луковицы. Через переключение восприятия с более дистанцированных на менее дистанцированные слои, и наоборот, можно попадать в разные слои реальности. Речь можно вести также о многослойном строении организма, поскольку слоям восприятия соответствует многослойное строение нервной системы. Тело в этом аспекте рассматривается как серия вложенных друг в друга организмов, также образующих нечто наподобие матрешки или луковицы. Ведь процесс усложнения, как нервной системы, так и всего организма, совершался по логике образования складок и дифференциации поверхностей на внешние и внутренние. Смыслом такого усложнения складчатой поверхности является увеличение пространства дистанции и удлинение времени отсрочки между внешним воздействием на организм и ответной реакцией. Рецепция, за которую отвечают наружные слои, все более и более отделяется от перцепции и анализа, которые теперь осуществляются слоями, погруженными внутрь организма.

Если для ясного и отчетливого восприятия необходима серия отсрочек непосредственного соприкосновения с внешней средой, то для появления сознания, а затем и возникновения «Я», необходимы дополнительные отсрочки, обеспечивающие возможность внутренней самоотнесенности субъекта. Если сознание обеспечивается возможностью самоотнесенности восприятия, то «Я» (личность) – это еще один шаг в формировании самоотнесенности. Как сознание, так и «Я», по своей природе диалогично: «Я» существует как интериоризация «взгляда Другого» во мне. Все эти «Другие во мне», «Я в других» и т. д. могут существовать только при условии новых и новых отсрочек, обеспечивающих возможность дистанции от самого себя. «Невроз представляет собой преувеличенную форму того, что, по мнению Мида, должно быть применимо ко всем нам, а именно, что наше знание никогда не может поспевать за тем, что мы только что сделали» [7, с. 44-45]. Таким образом, серия вложенных друг в друга субъектов восприятия получает продолжение в серии вложенных друг в друга личностей. Личность («Я») также имеет слоистую структуру, наподобие матрешки или луковицы.

Выскажем очередную гипотезу. Возможно, следует выделить слои, которые мы назовем инфраперсональным и ультраперсональным существованием. Здесь уместна аналогия со спектром. Наша способность к восприятию колебаний располагается в диапазоне частот, находящихся выше зоны инфра и ниже зоны ультра. Нельзя ли, по аналогии, выделить инфраперсональный слой личности, находящийся ниже порога восприятия персоны? И ультраперсональный слой, находящийся выше этого порога? Если допустить, что возможность существования персоны задается определенным порогом опережения/запаздывания, то по мере дальнейшего увеличения опережения/запаздывания слои персонального существования трансформируются в инфраперсональное существование. А по мере уменьшения – в ультраперсональное существование.

  Рассмотрим инфраперсональное существование. В зоне инфраперсонального располагаются различные формы инстинктивного поведения. Временной интервал пробросов из прошлого в будущее и из будущего в прошлое здесь длиннее, чем в экзистенциальных пробросах бытия персоны. Можно представить, как по мере взаимного отдаления опережающих и запаздывающих миров, образ-воспоминание трансформируется в автоматизм программы (запаздывающий мир), а проекты и ожидания трансформируются в инстинктивное побуждение (опережающий мир).

Теперь рассмотрим ультраперсональное существование. Временной интервал пробросов здесь короче, чем в экзистенциальных пробросах бытия персоны. В зоне ультраперсонального находятся процессы сверхбыстрой психической динамики. В ультраперсональный слой мы сможем попасть, если попробуем поймать «пред-зарождение» мысли до того, как она обретает предметное воплощение и становится мыслью «о чем-то». Кто-то из поэтов, попытавшись «подсмотреть» состояние, предшествующее появлению стихотворных строк, нашел для него очень удачную метафору: «интенциональный ветер». Перед появлением словесно или образно оформленной мысли начинает дуть «интенциональный ветер». Состояние «интенционального ветра» кажется чем-то мимолетным, но не потому, что оно таково в себе самом, а потому, что мы не способны длительное время удерживать это состояние в фокусе внимания. Акт самонаблюдения схватывает его только на одно мгновение, постоянно «соскальзывая» в запаздывающие слои сознания. Попробуем удержать в себе восприятие «интенционального ветра» чуть дольше, и мы почувствуем, что он может иметь не меньшее разнообразие качественно различных состояний, вариаций  и оттенков, чем и мир образов. Качества этого интенционального потока также могут ощущаться в метафорах смещения от более дистантных к менее дистантным органам перцепции. До воплощения в образе (что соответствует установке на зрительное восприятие) интенциональный поток имеет «тональность» (установка на слышание), а до этого – некие качества, которые можно сравнить с ощущением большей или меньшей плотности, давления и т.д. (установка на осязание). Например, П.Флоренский считал очевидным, что мысли имеют не только «цвет», но и «вкус», «запах» и качества осязаемой плотности. Автору этих строк также доводилось улавливать пред-зарождение мысли, когда появление той или иной предметно отнесенной идеи (например, философской концепции) предварялось своего рода предощущунием перепадов плотности и абстрактной динамики топологических трансформаций пространства.

Современные феноменологические исследования выявили, что в основе представления и мышления, – как логического, так и лингвистического, – находятся «сверхбыстрые кинестетические образные схемы», которые связаны с кинестетическими переживаниями абстрактной пространственной динамики. «По-видимому, такая абстрактная пространственная динамика также составляет часть микрогенеза распознавания слов … при подпороговом предъявлении слов, значение которых невозможно явно определить, они, тем не менее, могут ощущаться как высокие, тяжелые, глубокие, широкие и так далее. Это отражает сверхбыстрые структуры живых линий в самом языке» [7, с. 276].

Но означает ли, что инфра- и ультра- персональные зоны являются бессубъектными? Нельзя ли предположить, что как в инфраперсональной, так и в ультраперсональной зонах тоже имеет место что-то наподобие «квазисубъектов», расположенных, по отношению к восприятию персоны, либо в под-, либо в над- пороговых зонах? Гипотеза, что тело – это тоже совокупность маленьких «душ» или «сознаний», живущих в замедленном ритме, высказывалась неоднократно. Как в классической (Лейбниц), так и неклассической (Бергсон, Делез) философии. Ряд исследователей (Г.Бейтсон, Ф.Варела, У.Матурана) считают правомерным вести речь о наличии некоего аналога психических и ментальных процессов и даже о подобии «разума» и «сознания» в любых системах, обладающих достаточной степенью сложности и имеющих замкнутые каузальные цепи обратной связи. «Сверхбыстрые кинестетические образные схемы», которые зафиксированы на уровне сверхбыстрой психической динамики, также иногда сравниваются со «сверхбыстрыми ментальными живыми существами» [7, с. 275].

Литература: