Онтологические прогулки

Эволюция совершалась не по Дарвину, – утверждает основоположник концепции номогенеза Л.С.Берг. Возникновение новых видов происходило не в процессе постепенного накопления незначительных последовательных изменений, – как считал Дарвин, – но «пароксизмами»: разом и внезапно. Факты палеонтологии свидетельствуют об «эпидемическом характере видообразования: массовом обнаружении новых признаков сразу на громадной территории» (1, с.252). Впрочем, обсуждение проблем биоэволюции – вне нашей компетенции. Идеи Л.С.Берга в данном случае для нас – лишь повод для аналогии. В истории культуры периодически имеют место такие же взрывообразные и радикальные изменения всего культурного «ландшафта», которые сопоставимы с Кембрийским взрывом в биоэволюции (например, Осевое время или эпоха Возрождения). Такие изменения похожи не столько на пресловутые диалектические «скачки», вызванные (как утверждает диалектика) переходом «количественных изменений в качественные», сколько на перепрограммирование. Создается впечатление, что нечто (или Некто?) периодически включает новые «программы» развития человечества, что приводит к внезапной смене культурных и интеллектуальных «ландшафтов».

 Возможно, нам предстоит стать свидетелями очередной взрывообразной смены интеллектуального «ландшафта». И грядущие перемены обещают быть чем-то гораздо более радикальным, нежели обычные смены парадигм в науке, нежели имевшие до сих пор место конфликты «отцов и детей» и т.д. Намечающаяся смена интеллектуального «ландшафта» сопоставима только с Вавилонским смешением языков. А это – гораздо серьезнее, чем все другие формы плюрализма, релятивизма, конфликта поколений и проч., которые до сих пор были предметом философской рефлексии. Конфликтующие поколения могли спорить о ценностях… Но эти разногласия происходили в рамках единого семиотического поля. Парадигмальные революции в науке приводили к смене фундаментальных идей и руководящих принципов познания… Но это совершалось в рамках единого концептуального языка. Плюрализм истин, аксиологический релятивизм или методологический анархизм – ничто, по сравнению с перспективой «нового Вавилона».

 Философы классического периода были универсалами. Аристотель мог позволить себе роскошь создавать трактаты как в области физики, так и метафизики; как логики, так и психологии; как политики, так и поэтики. Р.Декарт, наряду с философией, высказывал идеи как в области математики и физики, так и физиологии и психологии. Впоследствии приходится смиряться с тем, что эпоха натурфилософии прошла, и «гениальные универсалы» теперь появляются только в среде чудаков-дилетантов. Все усиливающаяся специализация приводит к тому, что ученый, работающий в одной области естествознания (скажем, биологии), не может быть компетентным в другой области естествознания (скажем, физики). Дальше – больше: уже специалист, работающий в одной области физики, не знает о том, что делается в другой области физики же. …Впрочем, в случае необходимости, еще способен узнать … до тех пор, пока язык физики сохраняет единство. Но ситуация в современной фундаментальной науке еще более радикальна. Сегодня специалисты, работающие в конкретных областях физики, уже могут не понимать и языка, на котором формулируются, к примеру, новейшие концепции ТВО («теории великого объединения»). То же самое имеет место и в современной математике, и в формальной логике.

 Попытка создания единого формализованного языка родилась в свое время как ответ на вызов радикального плюрализма истин. Плюрализм обычно считался нормальным положением дел в политике и в области гуманитарного знания, а вот для естествознания, а тем более, для точного естествознания был аномалией. Но в ХХ-ХХI с проблемой неустранимого плюрализма истин сталкивается наука. Фундаментальная наука вынуждена была признать факт существования неприводимо различных теорий: когда несколько фундаментальных теорий в равной мере совместимы с данными эксперимента и, вместе с тем, не выводимы одна из другой. По утверждению американского философа науки Н.Гудмена, современная наука страдает вовсе не от недостатка истины, – как это было когда-то, – а наоборот, от «избытка истин». В этой ситуации классическая эпистемологическая проблематика (поиск Истины) заменяется проблемой лингвистической ясности и осмысленности утверждений. Коль скоро истину от не-истины отличить все сложнее, – проблема критериев истины уходит на второй план, по сравнению с более насущной проблемой: выработкой критериев ясности. Все, что высказано (будь то истина или ложь), – должно, по крайней мере, быть осмысленным, – то есть высказываться на общепонятном языке. Таков проект «логической» ветви неопозитивизма. Логический позитивизм в свое время предпринял попытку построения идеального абсолютно прозрачного языка, который был бы тождественным формам чистой мысли. Это – проект формализации, – построения искусственного формализованного языка, в котором логика совпадает с семантикой. За этим последовало открытие неустранимых парадоксов, потрясших самое основание математики и символической логики, что привело к кризису проекта построения идеального формализованного языка. Как следствие, возникает ситуация плюрализма искусственных языков, в дополнение к ситуации плюрализма истин.

Это можно сравнить с «новым Вавилоном». Только речь теперь идет уже не о разделении национальных языков, а о разделении языков математики, формальной логики, а, тем самым, – и языков точного естествознания. На очереди – следующий этап «вавилонского разделения языков». Плюрализм математических языков – это еще полбеды, по сравнению с перспективой «нового Вавилона», который может разразиться в области языков технического программирования. Народы заговорили на разных языцах… Математики заговорили на разных языцах… Программисты заговорили на разных языцах…

 Проведем еще одну параллель: между эволюцией языка и эволюцией физической Вселенной. После Б.В. (Большого взрыва) имела место инфляция (раздувание) Вселенной, что сопровождалось ее остыванием. Забавная аналогия! В мифологеме вавилонского столпотворения, наряду с темой «инфляции» (умножения языцев), просматривается также тема «остывания» языка! Такие импликации выявляются философией русского имяславия. С.Булгаков и П.Флоренский развивают теорию изначального, – «адамического» языка. Адамический язык отличался от всех впоследствии возникших языков не только тем, что он был единым языком всех народов, но и тем, что его слова не были произвольными метками вещей, – как это стало впоследствии. Слова адамического языка еще хранили след энергий творения, а потому выражали аутентичную суть обозначаемых вещей и имели симпатическую связь с ними. Такая связь между словом и вещью основывалось на принципе синергии (концепция П.Флоренского).

 Впрочем, тезис об «остывании» языка можно обосновать не только вдохновенными мистическими прозрениями русской философии «Серебряного века», но и вполне наукообразным дискурсом современной философии языка. Инфляционное умножение знаковых систем в современной культуре сопровождается их остыванием. В семиотике принято различать «горячие» («hot») и «холодные» («cool») знаковые системы. Различие знаков на «hot» и «cool» введено М.Маклюэном и Д.Рисменом. Далее эта тема развивается Ж.Бодрийаром. Различие между «hot» (горячими) и «cool» (холодными) знаками заключается в следующем. «Hot» знак отсылает к предметно выраженному значению (референциальная форма значения). В «cool» знаках заданы только правила перехода от одного знака к другому и правила преобразования одной знаковой системы в другую знаковую систему (реляционная и операциональная форма значения). Различие между «hot» и «cool» можно проиллюстрировать на примере эволюции денежных знаков. Деньги в форме золотых монет – это «hot» знаки. Здесь в наличии как потребительная (референциальное значение), так и меновая (реляционное значение) стоимость. А вот бумажные деньги – это уже «cool» знаки. Следующая стадия «остывания» денежных знаков – переход к безналичному расчету. Таким образом, эволюция денег: от монет к  бумажным деньгам, а от них – к различным формам «безнала», может быть примером прогрессирующего «остывания» семиотической системы.

 Аналогичные процессы «остывания» языка могут быть прослежены и в научной сфере. Забавная аналогия! Греки признавали деньги только в форме «hot»- знаков, – форме монет. Язык античной натурфилософии – это также «hot» знаки. (М.Хайдеггер считал, что философствовать возможно только на языке древних греков). А вот в современной фундаментальной физике теории формулируются уже на языке «cool», а не «hot» знаков. Вместо предметно отнесенного значения задаются правила преобразования одних знаков в другие, одних уравнений в другие уравнения. А то, что имеет видимость предметно отнесенного (референциального) значения – как правило, лишь маркер для определенного набора операций по преобразованию уравнений (операциональное значение). (Пример тому – «бозон Хиггса»).

Такую гносеологическую ситуацию Э.Гуссерль в свое время охарактеризовал как сокрытие смысла в процессе подмены смысла методом. Ответы на вопрос «что есть это» (к примеру, электромагнитное или гравитационное поле; поле сильного или слабого взаимодействия и т.д.) фактически подменяются вопросом, как вычислить изменение некоторых параметров объекта в зависимости от изменения других его параметров. К «физической реальности» вполне применимо такое философское понятие, как превращенная форма. «Физическая реальность», по сути дела, является превращенной формой методов нахождения групп симметрий в системах уравнений. Иными словами, референциальное значение «что» здесь чаще всего является лишь превращенной формой операционального значения «как». На наш взгляд, сложность фундаментальных теорий в современной науке обусловлена не только и не столько глубиной идей, сколько похожа на инфляционное разрастание денежных знаков в системах безналичного расчета. (Напрашивается вопрос: как найти «золотой эквивалент», обеспечивающий «безнал» современных ТВО?)

 Все, что было сказано о фундаментальной науке, – справедливо и по отношению к современной культуре в целом. Везде и повсюду наблюдается чудовищная и все возрастающая сложность коммуникаций, которая, подобно системам безналичного расчета, подменяет «золотой эквивалент», – референциально выраженный смысл. Культура, – как и фундаментальная наука, – сегодня функционирует в системе «cool» знаков. Сложность современной культуры, – как и сложность фундаментальных теорий, – обусловлена не глубиной смыслов, а подобна системам безналичного расчета. Среди персонажей «cool» – не только физик, который может себе позволить видеть исключительно операциональный смысл тех или иных терминов (как преобразовать одни уравнения в другие), игнорируя при этом вопрос об их референциальном значении (обозначаемую реальность). Здесь и современный студент, который знает, как скомбинировать вполне качественный текст на основе электронных носителей информации, но ухитряется при этом сохранять полную неосведомленность по поводу идей, содержащихся в этом тексте. А если взглянуть шире, то к персонажам «cool» можно причислить всякого, чья деятельность сводится к преобразованию одних операциональных систем в другие, – при утрате конечного «референциального» смысла. Здесь и служащий офиса, в компетенции которого – исключительно деятельность коммуникации. А также – солдат, которому сегодня достаточно удерживать в фокусе внимания лишь «операциональный» аспект войны (технологическое обслуживание средств массового поражения), не видя при этом ее «референциального» аспекта: убитых людей. На это обращает внимание Х.Ортега-и-Гассет. Перефразируя название известного романа В.Пелевина, это поколение может быть названо не «поколением П», а «поколением cool».

 «Поколение cool» постепенно утрачивает способность к прямому и непосредственному схватыванию смыслов хоть сколько-нибудь сложных и нетривиальных. На такой способности основано философское мышление. Рушится то, что К.Ясперс назвал «философской верой», – те доступные непосредственному умозрению «очевидности», те смысловые инварианты, которые сформировались в Осевое время и обеспечивали до сих пор возможность взаимопонимания между людьми.

Лабиринтообразная («ризомная») сложность, возникающая на закате культур, – порождает ностальгию по первозданной простоте, которая, так же, как и сложность, являет собой симптом заката данного культурно-исторического типа. Ностальгия по простоте «начал» явственно ощущается сегодня. Отметим любопытную корреляцию. С одной стороны – усложнение и дивергенция искусственных языков: математики, символической логики, технического программирования. С другой стороны – упрощение языка повседневного общения до сленгового «новояза». Л.Шестов заметил, что, подобно тому, как «гениальные люди обыкновенно не имеют потомства или имеют детей идиотов», – так и за всякой чрезмерно усложненной культурой «по пятам следует вырождение, сметающее с земли все слишком требовательное, утонченное и преувеличенно осведомленное» (2, с.136). Язык компьютерного программирования и сленговский «новояз» – это две стороны одного процесса трансформации языковой среды. И то, и другое, есть характерная черта «поколения cool».

Решимся утверждать: с «поколением cool» проблема конфликта поколений в ее классическом варианте уходит в прошлое. Расхождение во взглядах на жизнь, различие в ценностной, политической и т.п. ориентации (то есть классический вариант конфликта «отцов и детей») – это проблема 70-х – 90-х годов. С «поколением cool» мы просто начинаем говорить на разных языках. То, что происходит сегодня, – это уже не конфликт поколений, а сравнимо, скорее, с дивергенцией вида homo sapiens.

 Существует параллель между генетикой и лингвистикой. Тот же Л.С.Берг обратил внимание на сходство динамики изменений языка и процессов видообразования. «Здесь тоже новообразование захватывает очень большие группы особей, и притом одновременно … Все особенности говора, характеризующие какое-либо наречие, проявляются у всех детей данной области одновременно и независимо» (1, с. 256). В этом контексте вспоминаются слова В.Астафьева об одном из современников, который знал «три языка»: русский, английский и «русский матерный». Можно считать установленным фактом, что «русский матерный» приводит к генетическим мутациям. Интересный вопрос: приводит ли к генетическим мутациям современный сленг?

 Впрочем, это уже рассуждения, в духе натурфилософских спекуляций. Но аргументировать утверждение о возможной дивергенции «человека разумного» можно и не прибегая к натурфилософии. Кредо феноменологического направления в философии (Э.Гуссерль, М.Хайдеггер): фундаментальные структуры бытия и сознания – это структуры темпоральные. А язык, помимо всего прочего, задает определенный способ «бытия-во-времени». Как сленг, так и «cool» семиотические системы, – все это иные «темпомиры», нежели классический дискурс. Здесь меняется не только смысловые структуры, – здесь меняется еще и темпоральный режим функционирования языка. Язык классической литературы соразмерен иному темпоральному режиму сознания, чем язык компьютерного программирования, чем сленг или, к примеру, язык музыкальных композиций стиля «рэп». А поскольку фундаментальные структуры бытия и сознания – это, повторяем, структуры времени, то поколения, существующие в разных «темпомирах», – могут, в конце концов, оказаться также и в разных реальностях.

Восточная пословица гласит: понимание речи происходит не благодаря сказанным словам, а благодаря паузам между словами. Мысль зарождается в паузах и может существовать только там, где есть пауза: пауза между «стимулом» и «реакцией», пауза между перцепцией и апперцепцией, пауза между воздействием раздражителя на организм и ответной реакцией организма на раздражитель. А также пауза между словами. На наш взгляд, вот весьма интересный и перспективный подход к анализу языка: язык может быть рассмотрен как один из (в ряду многих других) способов организации пауз нашего существования. Что общего между сленгом и искусственными языками «cool» знаков? Общее между ними – это сокращение, а в перспективе и коллапс пауз между словами. Весьма примечательно, что М.Маклюэн и Ж.Бодрийар охарактеризовали «постгутенберговскую» «эру массовых электронных средств информации как эру тактильной коммуникации. Действительно, такой процесс ближе скорее к тактильности, чем к визуальности, при которой сохраняется относительно большая дистанция и возможность задуматься» (3. с.137).

 На наш взгляд, классическая интеллектуальная культура (в том числе, способность к пониманию философии) возможна лишь в диапазоне некоторого порогового значения темпоральных промежутков (пауз) и определенного темпорального режима сознания и языка. Не слишком медленного, но и не слишком быстрого. «За порогом» этого темпорального режима – с одной стороны, человек традиционных обществ (слишком медленный режим, слишком длинные паузы речи), а с другой стороны, – «рэпер» (слишком короткие паузы). Что же касается искусственных «cool» семиотических систем, – то их темпоральный режим соразмерен уже не интеллекту homo sapiens, а «sapiens» компьютеру с «homo» придатком искусственного интеллекта.

Литература: