Онтологические прогулки

«Когда Бог создавал время, – то он сотворил его в достаточном количестве», – гласила старая ирландская пословица. В доиндустриальном обществе мысль, что время нужно беречь, что его может не хватать, – была непонятна. Время в аграрном обществе измерялось большими масштабами. Например: век, год, сезон, день. Или время суток: ночь, утро, полдень, вечер. Никто не считал часов, а, тем более, минут. Сегодня же, напротив, дефицит времени становится прямо-таки катастрофой. Человечество мечется …

Одиозно известный классик обосновывал утверждение, что время и стоимость – «взаимно конвертируемы». Известная поговорка «время – деньги» в контексте экономической теории К.Маркса имела вполне буквальный смысл: мерой стоимости товара является количество рабочего времени, затраченное на его изготовление. Поэтому мерой общественного богатства в марксистской утопии предлагалось считать количество свободного времени. По этой логике, в процессе прогрессивного развития социальной системы количество свободного времени должно увеличиваться. На деле же наблюдается обратное.

Первое, что приходит в голову, – так это самое простое объяснение. Мы говорим об «ускорении времени». Но стоит ли вообще здесь «поминать всуе» время как категорию фундаментальной науки? Может быть, все объясняется проще: большим количеством дел, которые нам приходится делать в течение тех же самых промежутков времени (дня, недели, месяца, года)? Но так ли это? Столь простое объяснение вряд ли покажется основательным, если мы проведем детальное сравнение объема работы, выполнявшейся в недавнем прошлом и выполняющейся сейчас за те же самые временные интервалы.

Итак, вот, в общих чертах, картина дел, на которые приходилось тратить время в не столь уж отдаленном прошлом. Это, кстати, может излечить от ностальгии по прошлому. В данном случае – по советскому прошлому, ностальгию по которому в последнее время кое-кто начинает испытывать.

Еще не так давно, – в эпоху, именуемую «эпохой Гуттенберга» («книжная эпоха»), в отличие от современной, «постгуттенберговской» («посткнижной») эпохи, – для того, чтобы написать статью, диссертацию или выпускную дипломную работу, сначала требовалось совершить поездки по всем городским библиотекам. Далее – брать командировки, чтобы искать необходимую литературу в библиотеках других городов, – обычно, столиц. Причем в библиотеках нужные книги, как правило, можно было получить не на абонементе, а только в читальных залах. В читальном зале приходилось просматривать горы книг и журналов, выбирая материал по своей теме. А затем конспектировать «от руки», – ибо современной техники копирования еще не было. Добавим к тому же, что проклятье советского периода, – очереди, – имели место не только в магазинах, но также и в библиотеках. Очередь в читальный зал … Очередь в зал периодики …Очередь на абонемент. Плюс к этому – необходимость долгого предварительного поиска нужной литературы в каталогах, – не электронных, а бумажных. И заполнение «от руки» карточек – заказов на книги.

Далее. Если в процессе работы над диссертационной или дипломной работой приходилось что-либо корректировать, – невозможно было, как это делается сейчас, в «постгуттенберговскую» эпоху, – «просто» вставить или «просто» удалить часть текста. Нет, на печатной машинке приходилось целиком перепечатывать весь параграф, «от и до». Отчетности, правда, было чуть меньше, чем сейчас. Но это с лихвой компенсировалось теми же проблемами. Поскольку отчетность существовала только в бумажном, а не электронном виде – любые исправления требовали перепечатывания на машинке если не всего массива документов, то, как минимум, целой страницы. Добавим, что информацию о необходимых исправлениях получали не по электронной почте, а только «на месте», что требовало длительной поездки туда на медленно ползущем городском транспорте.

Добавим к этому картину бытовой стороны жизни из не такого уж давнего прошлого. Такой бытовой техники, как микроволновки, мультиварки, посудомоечные машины, – не было вообще. Стиральные машины – не у всех. Об очередях как о проклятье советского времени речь уже шла. Но этого мало! Учтем к тому же, что не было универсальных магазинов рядом с домом, – как мы имеем это сейчас. Очередь за картофелем и овощами … Очередь за молочными продуктами … Очередь за хлебобулочными изделиями … Очередь за мясными продуктами и колбасными изделиями (чуть не до горизонта) … Ведь все это – очереди в разных магазинах или, как минимум, - в разные отделы!

По логике произошедших перемен количество свободного времени у нас сегодня должно только увеличиваться! И, тем не менее, наблюдается обратное: растущий дефицит свободного времени. Поэтому от простых рассуждений о количестве дел, которые нам приходится выполнять в течение дня-недели-месяца-года, – все же обратимся к анализу собственно времени как фундаментальной категории.

Рассуждения о том, что в наши дни имеет место ускорение времени: социального, исторического, психологического, – одним словом, «человекоразмерного» времени, – стали уже своего рода клише, «общим местом» разговоров о времени. Но если рассуждать более строго, – то здесь необходимо ввести существенные коррективы. О чем в данном случае идет речь? Об ускорении событий? Или об ускорении времени как такового? Напомним основные положения теории относительности (ТО) А. Эйнштейна: чем с большей скоростью движется объект, – тем медленнее для него течет время. И наоборот: чем медленнее скорость объекта, – тем быстрее для него течение времени. Если основные положения теории относительности выполняются и для социального времени (а, надо думать, что это так), – это означает, что при ускорении хода исторических и социальных изменений время социума должно …замедляться! И, тем не менее, наблюдается обратное: мы имеем растущий дефицит времени при увеличении скорости чередования событий.

С этим парадоксом мы не справимся, пока будем оставаться в рамках классической версии времени как перемещения «ноль-мерной» точки «теперь» вдоль мировой линии. Но «теперь» может рассматриваться не как «ноль-мерная», а как имеющая размеры величина. На языке фундаментальной науки это называется концепцией дискретности времени. Дискретное время состоит из минимальных неделимых интервалов, которые сравниваются со скачками секундной стрелки. (Величина этих интервалов, исчисляемая в планковских единицах, разумеется, во много раз меньше секунды, ≈ 10^-43с.).Причем концепция дискретности времени не ограничивается фундаментальной физикой, а может быть применимой также к исследованию темпоральных изменений социального, исторического и психологического времени. Такие дискретные единицы «человекоразмерного» времени принято называть «кадрами» времени. «Кадр – это атемпоральная зона, где нет ни раньше, ни потом, а есть только застывшее «сейчас». В кадре ничего не происходит – все происходит только в смене кадров» [1, с.100].

Все это позволяет сравнивать изменение темпоральных режимов существования не только в аспекте трансформации скорости событий, – но также в аспекте изменений дробления времени на дискретные единицы. Изменяться может не только скорость, но и тип дробления социального и психологического времени на дискретные единицы, – «кадры» времени.

Вот примеры, как может варьироваться дробление на кадры одного и того же события в разных режимах восприятия. Например, в обычном режиме восприятия падение брошенного предмета не дробится на отдельные кадры, а воспринимается как один «кадр». Но в измененных состояниях сознания это событие может дробиться на дискретные единицы иначе. Примеры такого рода приводятся в замечательно интересном исследовании А. Алюшина и Е. Князевой. Вот «один из отчетов об изменении зрительного восприятия при приеме ЛСД». Траектория движения подброшенного вверх мячика дробится на дискретные кадры: «мячик оставлял прозрачные, четкие, как картинки, изображения самого себя там, где только что пролетал. Следы исчезали через секунду или две, и их было очень интересно наблюдать» [1, с.128]. А вот отчет человека, который после приема магических грибов пришел на концерт рок музыки. «Они играли так: сыграют одну ноту – испустят одинокий звук гитары или клавишных, и замрут. Где-то, мне казалось, минут через десять, изойдет еще одна одинокая нота. …Музыки, такой, чтобы ее слушать, для меня не было, шли просто разрозненные ноты через каждые несколько секунд» [1, с.127].

Не происходит ли нечто подобное сегодня с человеческой деятельностью? Меняется не только скорость протекания событий. Меняется тип дробления времени нашего существования на дискретные единицы. Тяжелый труд в доиндустриальных обществах (вскопать, засеять и т. д.) совершался в режиме медленного чередования длинных кадров. Написание текстов в «эпоху Гуттенберга», – труд весьма тяжелый, – также совершался в режиме медленного чередования длинных кадров. А вот в последнее время (так и хочется, в духе христианской эсхатологии, сказать «в последние времена») любая деятельность распадается на элементарные операции, которые должны выполняться в режиме быстрого чередования очень коротких кадров. Это, казалось бы, проще, чем «вскопать и засеять». Или же «от руки» написать статью в «эпоху Гуттенберга». Но… не происходит ли здесь нечто, подобное разрушению музыки в вышеприведенном примере, – когда мелодия распадается на отдельные ноты? Наверное, каждая работа имеет свою «мелодию». Современная техника, облегчая наш труд, вместе с тем разрушает мелодию совершаемого труда. И не является ли такой труд столь же противоестественным, как необходимость осознавать «простой» жест, который совершает моя рука, – в режиме дискретных зависаний руки в отдельных точках траектории жеста (как в примере с подброшенным мячом)? Здесь, кстати, можно привести концепцию М. Мерло-Понти о первичности «жестуального значения» слов, которое, в отличие от вторичного, – «концептуального значения», – неразложимо на дискретные единицы: мысль конституируется, «…подобно тому, как наше тело вдруг приспосабливается к какому-то новому жесту» [2, с. 240].

Можно предположить, что существует органичный для личности диапазон длины кадра и скорости чередования кадров. И существует неорганичный, разрушительный для личности диапазон длины кадра и скорости их чередования. Этот диапазон, разумеется, может варьироваться, в зависимости от типа психической организации, а также между различными поколениями и т. д. Старшее поколение существовало в режиме более медленного чередования, – но более длинных кадров. Молодое поколение существует в режиме более быстрого чередования, – но более коротких кадров. (Факт: темпоральный режим восприятия у современных студентов меняется. Лекции по философии сегодня приходится перестраивать в более динамичный формат быстрого чередования все более лаконичных фраз). Но при всех различиях между отдельными индивидами, между разными поколениями, по-видимому, существуют границы вариабельности, пороговые значения, – как минимума, так и максимума, – длины кадра и скорости их чередования. За пределами неких пороговых значений происходит разрушение личности как таковой. Возможно, эти пороги обусловлены наличием чего-то наподобие «мозгового таймера», гипотезу о существовании которого в свое время высказал Н. Винер.

В наших предыдущих публикациях мы уже вводили такие понятия, как инфраперсональное и ультраперсональное [3]. Здесь проводится аналогия со спектром. Наша способность к восприятию колебаний располагается в диапазоне частот, находящихся выше порога инфра и ниже порога ультра. По аналогии можно выделить инфраперсональный порог темпорального режима существования. И можно выделить ультраперсональный порог темпорального режима существования. За пределами этих порогов личность – персона разрушается. Но подчеркнем: это – разрушения полярно различных типов. На одном полюсе – вектор разрушения личности в режиме инфраперсонального. Это можно сравнить с разрушением в направлении красного смещения. На другом полюсе – вектор разрушения личности в режиме ультраперсонального. Это можно сравнить с разрушением в направлении фиолетового смещения. В первом случае дискретные единицы времени (кадры) являются слишком длинными, а скорость их чередования – слишком медленной. Во втором случае дискретные единицы времени становятся слишком короткими, а их чередование – слишком быстрым.

Полярности инфра- и ультраперсонального режимов соответствует различие между культурами, которые, соответственно, можно назвать культурами инфраперсонального типа и культурами ультраперсонального типа. Культуры инфраперсонального типа – в прошлом. Здесь «Я» как личностное начало, – еще не выделяет себя из родового и социального сообщества. Это – мифологическая эпоха. В мифологическом сознании слишком длинные кадры времени, которые синкретически соединяют прошлое, настоящее и будущее. Здесь человеческое существование еще не может осознать себя в истории. В таком темпоральном режиме личность еще не может существовать. А вот появление культур ультраперсонального типа маячит на горизонте уже не слишком далекого будущего. В перспективе (отдаленной или не слишком) нам, по-видимому, предстоим переход к культурам иного типа, в темпоральном режиме которых личность уже не сможет существовать.

Спектру темпоральных режимов соответствуют также полярно различные типы психопатологии и полярно различные типы измененных состояний сознания. В инфраперсональной области – измененные состояния сознания (и, соответственно, типы психопатологии), которые можно отнести к состояниям сновидческого типа. Такие состояния можно сравнить с красным смещением сознания. Это – грезящее сознание, существующее вне осознания «где» и «когда». Здесь, как и в мифологическом сознании, темпоральность структурирована слишком длинными кадрами, в которых трудно провести дистинкции между прошлым, настоящим и будущим. В ультраперсональной области – измененные состояния сознания (и, соответственно, типы психопатологии), которые можно отнести к состояниям супербодрствования. Такие состояния можно сравнить с фиолетовым смещением сознания. Здесь реальность воспринимается в темпоральном режиме мгновенных срезов чистого «теперь». Р. Фишер, профессор экспериментальной психиатрии университета штата Огайо, предложил классификацию состояний сознания в градации «сон – бодрствование». Интересно, что в этой классификации острое шизофреническое состояние отнесено к сверхбодрствующим состояниям сознания [4, с. 56].

Это созвучно идеям Ж. Бодрийара, который сравнивает эру симулякров третьего порядка с шизофреническим бредом культуры. Как замечает Бодрийар, для шизофренического бреда характерна не утрата реального, а наоборот, экспансия гиперреальности. «Что характеризует его (то есть шизофреника) в наименьшей степени, так это утрата реального... все как раз наоборот, абсолютная близость, тотальная мгновенность вещей, ощущение незащищенности, отсутствие уединенности. Это конец внутреннего и интимного, выпячивание и прозрачность мира, который пересекает его без всяких преград» [5, с.132]. Весьма знаменательна аналогия, которые философия постструктурализма проводит между типами психопатологии и деструктивными процессами в культуре. Характерен такой термин, как «шизопроцессы», который постструктурализм применяет для характеристики деструктивных изменений современного общества: политики, экономики, культуры, искусства. Этот зловещий диагноз современная философия ставит не отдельным индивидам, а всему обществу. Здесь видится даже не просто критика существующего положения дел, но нечто гораздо более фундаментальное. Как будто «красное смещение», наблюдающееся в эволюции физического пространства, неотвратимо дополняется «фиолетовым смещением» в эволюции человеческого времени.

Нужно заметить, что шизофрения – это форма психопатологии, которой, скорее всего, не знали предыдущие эпохи. Для других форм душевной патологии в прошлом могут быть найдены соответствия, именуемые как «одержимость», «демоническое наваждение» и т. д. Но для шизофрении нет аналогов в демонологии прошлых эпох. И мы решимся утверждать, что в шизофреническом расщеплении можно увидеть не обычное «заболевание», а скорее, эволюционное продолжение вектора темпоральных изменений человеческого существования в направлении «фиолетового смещения». В качестве аргумента можно привести суждение, что симптомы шизофрении «можно рассматривать как усиление видов опыта, которые у нас всегда присутствуют, но не замечаются как таковые»[6, с. 200]. В самом деле: идентичность даже, т. н. «нормального» человека, заключает в себе не одну – единственную, а целый набор сменяющих друг друга личностей, связанных с разнообразием социальных ролей, психоэмоциональных состояний и т. д. Но при определенной скорости чередования кадров эта множественность выходит за границы пороговых значений того, что считается «нормой».

Философия буддизма рассматривают единство личности лишь как оптический эффект скорости непрерывно меняющегося потока сцеплений дхарм, – элементарных психофизических состояний. Каждое сцепление дхарм существует ничтожно малое время; в следующее мгновение возникает новое сцепление дхарм, – новая личность. Это иногда сравнивается с кинематографом. Каждый образ состоит из мелькания дискретных кадров; каждый последующий кадр чуть-чуть отличается от предыдущего, и только скорость смены кадров не дает нам заметить дискретности, создавая иллюзию единого образа. Тогда шизофреническое расщепление можно сравнить с тем, как начинает зависать и распадаться изображение на экране при нарушении нормального режима чередования кадров.

Литература:

1. Алюшин А.Л., Князева Е.Н. Темпомиры. М.,URSS, 2008. 240 с.

2.Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., «Наука», 1999. 605 с.

3. Дуплинская Ю.М. Многослойная реальность. Многослойное восприятие. Многослойный субъект. // Топос. 09.04.2020. https://www.topos.ru/article/ontologicheskie-progulki/mnogosloynaya-realnost-mnogosloynoe-vospriyatie-mnogosloynyy-subekt

4. Годфруа Ж. Что такое психология. В 2-х т. Т.1.М., «Мир», 1992. 496 с.

5.Baudrillard J. Ecstasy of Communication. Essays on Postmodern Culture. Ed. H. Foster. Port Townsend: Bay Press, 1983. P. 126-133.

6. Хант Г. О природе сознания. Изд-во института трансперсональной психологии. М.: 2004. 555 с.