Онтологические прогулки

 

К вопросу о внутрипартийной дискуссии осени 1923 года

 

Троцкий                                                               Сталин

 

          В дискуссии осени 1923 года решался вопрос о дальнейшей судьбе русской революции – о том, каким именно путём пойдёт новая политическая элита России: либо революция будет продолжаться, постепенно расширяя своё присутствие в различных сферах общественной жизни, что неизбежно повлечёт за собой существенную модернизацию методов революционного действия, но, при этом, существенно глобализирует последствия самой революции, либо революционная фаза в становлении русской жизни перейдёт в постреволюционную. Соответственно, этом в случае, сама революция начнёт стремительно превращаться в историческое наследие.

 

          Противостояние Троцкого и Сталина в этой дискуссии явилось противостоянием двух перспектив становления общества – революционной и постреволюционной. Троцкий выступил на стороне революции, Сталин – на стороне постреволюции.

          Согласно революционной логике восприятия действительности Троцкий в этой дискуссии – первый, Сталин – второй.

 

*         *         *

 

          Каждая новая фаза в становлении революции создавала качественно новый образ (социальной) реальности. Т.к. эти фазы сменяли друг друга резко, стремительно, соответственно, и переход к новому образу реальности осуществлялся так же резко – в скачкообразной форме. Реальность прыгала от одного своего образа (состояния) к другому образу (состоянию).

          Длительность (А.Бергсон) революции – это иррациональная последовательность «моментов перехода» от одного относительно устойчивого состояния к другому относительно устойчивому состоянию. Но если для дореволюционного способа восприятия исторического времени характерны акцентуация именно на устойчивых состояниях, приверженность к некой статичности как форме восприятия исторического времени вообще, то революционное восприятие ориентируется именно на динамику, для него важнейшими элементами длительности становятся «моменты перехода»; в этом случае движение более ценно, чем какое-либо статичное состояние. В рамках такого (диалектического по своей сути) восприятия любая статика есть лишь частная форма движения.

          Декабрь 1923 года – месяц, когда Дискуссия проявилась в полной мере, – ещё один «момент перехода» с точки зрения революционного восприятия времени и мира. 

 

 

*         *         *

 

          С точки зрения революционного типа восприятия мира и придерживающихся этого восприятия ряда достаточно индивидуальных партийных групп главный вопрос Дискуссии – это «вопрос о Сталине»; это – своеобразная реакция на проблему: действия «сталинской группы» с точки революции оказывались чем-то принципиально новым, и, во многом, чужеродным революционной психологии, «революционному духу». Этот феномен нуждался в понимании и оценке. Изначально «Новый Курс» Троцкого и задумывался в качестве основания для выработки подобного понимания. Это понимание должно было быть достигнуто в процессе дискуссии – в точном смысле этого слова.

          Главными направлениями (вопросами), по которым могла бы развернуться дискуссия, виделись следующие: 1) что такое «Сталин» («феномен Сталина») по отношению к Революции?; 2) какова должна быть политика Революции по отношению к этому феномену?

          Действительное событие с изначальным проектом имело мало общего. События сразу же вышли за пределы «дискуссионной парадигмы» и заполнили собою всю сферу внутрипартийной жизни, обнажив наличие противоречий практически по любому важному политическому вопросу. Замышляемая Троцким как, прежде всего, интеллектуальное событие, дискуссия очень быстро превратилась в событие экзистенциальное, проявившееся  в форме экзистенциального конфликта между разными партийными группами и личностями.

 

 

*         *         *

 

          Т. к. важнейшим элементом революционной психологии является связь с насилием, проявляющаяся в признании приоритета насилия над другими формами жизни, то и декабрь 1923 года прошёл «в атмосфере насилия»: реальность предельно поляризировалась, разбивалась на оппозиции («свой – чужой» в различных вариациях) и, в итоге, обрела форму того конфликта, по сценарию которого одна из сторон неизбежно превращается в «мучителя», «победившего врага», а другая, соответственно, сливается с образом «жертвы».

          То, что с точки зрения революции воспринималось и проживалось в качестве революционной драмы (трагедии), с точки зрения постреволюционной воспринималось и интерпретировалось в качестве театрального спектакля с высоким уровнем интеллектуализма, как некое зрелище, структурно близкое к современному «кино не для всех».

 

          При отстранённом взгляде на события возникает впечатление, что последние месяцы 1923 года и начало 1924-го создали эстетический бестселлер под названием «Смерть Революции / Возрождение Империи».

          И тот, и другой вариант названия удачно соотносится со следующей «точкой перехода» в истории Революции – со смертью Ленина, случившейся тогда, когда эхо дискуссии было ещё предельно отчётливым и сильным.

 

 

*         *         *

 

          Сталин стал символическим выражением нового политического и социального мироощущения. Его методы решения задач и, главное, наличие стратегического плана для данных решений, сделало его иконой для всех постреволюционных сил внутри советской политической элиты.

          Безусловно, процесс формирования сталинизма начался до 1923 года, но именно в процессе дискуссии с новой оппозицией сталинизм впервые проявился как целостная политическая сила; в это время эта модель обрела структурную отчётливость, проявилась в предельно яркой и последовательной форме. Поэтому декабрь 1923 года можно считать и временем рождения сталинизма.

 

          Сталинизм – постреволюционное государство, выполняющее постреволюционными средствами программу Революции.

 

          Появление постреволюционных элементов внутри революционной стихии всегда симптоматично. Это – симптом того, что существующая фаза Революции себя исчерпала, и перед самой Революцией стоит выбор: либо она должна перейти на новый качественный уровень самореализации, либо уступить место постреволюционной фазе развития.

          В этом контексте постреволюционность изначально есть стимул для революции идти дальше. Несколько неожиданным образом изначально постреволюционность предстаёт в качестве «помощника» революции. В «угрозу» Революции она превращается в результате неудач революционной политики.

 

*         *         *

 

          Сущностью революционной политики является глобальное социальное проектирование, осуществляющееся, главным образом, при помощи насилия или при помощи методов, в основе которых находится насилие.

          Изначально революционное проектирование осуществляется по определённому плану – в соответствии со схемой, возникшей ещё до революции. Вначале русской Революции 1917 года такими схемами были идеи либерального общества и марксистские представления об истории.

          Эта (догматическая) фаза в истории русской Революции завершилась в 1921 году – с окончанием политики Военного коммунизма. Далее в революционной политике становилось всё меньше теории, а реальной практики, ориентированной на реализацию конкретных проектов, всё больше.  

          Можно сказать, что догматическая фаза в истории Революции в 1921 году сменилась экспериментальной. Революция превращалась в тотальный социальный эксперимент.

 

          Как правило, продуманное действие, подчиняющееся схеме, оценивается более позитивно, чем действие спонтанное, экспериментальное, ситуативное. Но в случае с революционной политикой ситуация выглядит прямо противоположной – догматизм неизбежно вступает в глубокое противоречие с реальностью. Конфликт между идеей (догмой, проектом) и реальностью достаточно быстро становится столь острым, что проект приходится принести в жертву во имя «Революции как таковой».

          Предположение, что жизнь может соответствовать некоему Проекту, наивно и политически, и теоретически.

          Революционный догматизм – черта юности – и самой Революции и тех, кто эту Революцию осуществляет. Отказ от Проекта и переход к практике социального эксперимента, чьи действительные задачи могут игнорировать содержание любой схемы, означает прыжок Революции из фазы юности в фазу зрелости.

 

 

                                                *         *         *

 

          Ошибочно предполагать, что социальная революция имеет некие онтологические границы своего распространения – некий набор тем, проблем, проектов, за которые она не выходит.

          Действительные границы распространения социальной революции – всегда ситуативны, т. е. зависят от конкретных внешних обстоятельств. В этом контексте реально существующие границы революционного процесса всегда – на онтологическом уровне – тяготеют к случайности, нежели к некой закономерности. Пафос революции – это вызов всякого рода объективности, в том числе объективным законам истории; пафос онтологической свободы.

          В этом контексте имеет смысл обратить внимание на теорию Троцкого о перманентной революции. В этой теории Троцкий предельно чётко и тонко прочувствовал саму стихию Революции, её непосредственную жизнь. В основе этой теории не столько некое интеллектуальное размышление, сколько особая интуиция, переживание. «Наступать пока не остановят!» – актуальный лозунг для любой революции, любого революционного процесса.

 

          Отсутствие онтологических границ Революции означает, что идеальная революция – это непрерывный процесс, не предполагающий завершения. Идеальная революция – бесконечная революция.

          Реальные революции всегда заканчиваются. Конец Революции не может быть триумфальным, т.к. конец Революции – это её поражение. Революции уходят относительно тихо...

 

          Относительный аналог Революции «в сфере антропологии» – желание. Структурно желание сходно с Революцией: желание не знает границ, желание не вписано в реальность – оно стремится отменить существующую реальность, перепроектировать её под себя, и, в итоге, длительность желания финализируется как исчезновение, «смерть желания».

 

*         *         *

 

          Если использовать относительную аналогию между социальными и биологическими процессами, то революция во многом сходна с мутацией. Революционное действие направлено на радикальную трансформацию реальности, на изменение самих основ этой реальности.

          И т. к. социальная революция не знает онтологических границ, последствия социальных трансформаций, ею осуществлённых, непредсказуемо.

 

 

*         *         *

 

          Марксистская социальная революция, формально начинаясь с экономической сферы, стремилась распространиться на все элементы жизни социума – культура, повседневная жизнь, искусство, взаимоотношения между мужчиной и женщиной, между родителями и детьми... Результатом этих глобальных социальных трансформаций должно было стать рождение сущностно нового человека («человека нового типа»), который чувствует, мыслит и действует по-другому – более совершенно с точки зрения знания и более правильно с точки зрения этики.

          В логике становления Революции где-то на линии горизонта сливаются друг с другом идея совершенного общества и идея совершенной личности. Чётко различаемые в сфере реальной политики, там – на линии горизонта – они отождествляются друг с другом, превращаясь в две стороны одного и того же явления – Будущего. 

 

          Идеальный проект Будущего сохраняет своё значение для Революции на всех этапах её осуществления. Но если на первых этапах Революции идея Будущего связана с конкретной рациональной стратегией действия, оказывающей прямое влияние на конкретную реальную политику, то на поздних этапах Революции эта связь уже отсутствует; между Настоящим и Будущим возникает зазор, пустота. Преодолеть эту пустоту и призвано социальное экспериментирование, включающее в себя элементы спонтанности и импровизации.

 

 

*         *         *

 

          В политической ситуации Троцкого присутствует некая двойственность: революцию на поздней фазе её становления возглавил интеллектуал, чьё мышление замкнуто исключительно на идеях и практиках, присущих ранней фазе революционного становления.

          Троцкий – догматик, действующий в условии анархического по своей сути социального эксперимента.

 

          Лидеры Революции стареют (устаревают) стремительнее, чем стареет сама Революция. На каждой новой фазе своего становления Революция выдвигает новых людей, более адекватно относительно текущего момента оценивающих цели и понимающих направления дальнейшего развёртывания революционного процесса. Каждая новая фаза Революции порождает новое поколение революционеров. За месяцы Революция способна прожить эпохи...

          Тезис «Революция пожирает своих детей» –  не просто удачное наблюдение, а принцип, обеспечивающий Революции жизнь. Революция, что бы жить, должна освобождаться от балласта Революции.

          Создатель теории перманентной революции, судя по его регулярным обращениям к молодёжи, предполагал, что Революция будет нуждаться в смене политических элиты, но он явно не ожидал, что актуальной эта смена станет столь скоро. 

          Очевидное следствие теории перманентной революции, которое сам создатель теории по каким-то причинам не сделал: перманентная революция предполагает перманентное обновление революционной элиты.

 

 

*         *         *

 

          Революция всегда идёт дальше любой конкретной политической программы и любого рационального проекта. Её реальные глубинные последствия не могут быть предсказаны ни одной теорией.

          Революция – глубже Разума.

(2017)