Комментарий | 0

На полях гексаграмм книги "И-Цзин"

 
 
Джорджо де Кирико. Девочка и колесо. 

 

 
 
4
 
Не толкай себя к переменам – превращайся!
Иначе всегда будешь в начале пути.
Твоя недоразвитость – это твое счастье,
от которого покуда не уйти.
Глупцы требуют перемен, перевозбуждений.
Превращайся из мига в миг
тишиною объятий, звуком струений.
Не стремись умереть в гомоне пламенных книг.
Ибо есть единственная подлинная книга.
Почему ты её еще не нашел?
Ты сам – её единственная интрига,
её источник, дешифровальщик и посол.
 
 
5
 
Я говорю а-у-м и ухожу, исчезаю.
Я возникаю в пространстве полном,
исполненном детства.
Пчелы гудят и шмели,
муравьи меня не кусают.
Сеновал мне служит троном,
я принимаю послов.
Я еще часть настоящего,
подлинного и вездесущего.
Мне для питанья достаточно
возгласа а-у-м в крови.
 
 
 
 
8
 
              В конце 1990-х годов я не думал ни о персеверации,
              ни о платоновском пространстве хоры. Я ощущал себя
              маленькой девочкой на картине де Кирико,
              что бежит мимо арок-книг...
                                           Вл. Мартынов "Книга Перемен"
 
Мимо арок-книг бежит эпоха, книги уже прочь,
остались символы и знаки. Остались груды мнений,
рефлексий горы. Но девочка все так же катит колесо,
поскольку то не девочка, а Первобог, а колесо – то солнце,
положен возвращенью здесь пример сакраментальный.
Мы приближаемся к началу точки бега.
Бежит не колесо, бежит наш ум.
Пытается он сделать себя богом.
А мы со стороны тихонько созерцаем эту сцену,
наивную и детскую, пожалуй.
 
 
 
10
 
Я превращаюсь. Я прощаюсь.
О бесконечности свеченье!
Я в малой мысли умещаюсь
на бесконечное мгновенье.
Я – суть смещенья и смущенья.
Но почему я страстно каюсь,
когда я весь – звезды струенье,
реки с обрыва в ночь паденье,
к Ничто почти прикосновенье?..
Но в глубь земли входя, спасаюсь.
 
 
 
14
 
Не многочисленность величие таит,
а то, что сущность всё едино проницает.
Ты в извержениях и на тебе лица нет,
когда в тебе вселенная гудит.
Когда ты в первом встречном видишь суть,
и бог в тебя в мгновенье каждом входит,
тогда жучок ближайший богородит,
и ангел дней внутри листа летит.
 
 
 
17
 
О, кто б я был один? Лишь маугли печальный.
Я вдвинут в род, я лишь иду вослед.
Во мне пещеры сладко-горькой тайны,
чреватой выходом или потоком бед,
освобожденьем или же отчаяньем.
Вот почему ищу проводника.
В ландшафтах этих я почти ребенок.
Да и кишка тонка, и лёд так зыбок, тонок...
Вот почему тоска как луч во тьме близка.
Мой проводник здесь знает всё с пеленок,
и песня, что поет, – как ливень кипятка.
 
 
 
19
 
Какая радость – навестить больного,
несчастного, счастливого, кривого,
какого-нибудь Хармса или злюку,
молящегося только на разлуку.
Какая радость – чудо посещенья,
готовности, прибытия, смиренья
и наблюдения за каждой за ворсинкой,
за вздрогом, уха кривизной, ботинком,
за тем как человек смущен, пронзен,
летает бабочкой, гремит как слон.
Как странно за окном сияет утро.
И вот уж вечер, в нас мерцает сутра.
В хозяина мы так вошли укромно,
что замечаем, как он дышит ровно,
как складывает руки словно чётки
и нас ведет к реке, где вталкивает в лодки,
и мы плывем и тихо песни грезим,
а вот и шутим, даже куролесим.
И возвращаемся совсем-совсем другими.
Мы посетили кладбище нагими.
 
 
 
20
 
Эпоха созерцания; эпоха,
которая наверное жестока.
Ведь созерцаем мы не столько сердцем,
не потрохами и не болью детства,
не страхом и не ужасом бессонным.
Мы созерцаем морем и луною,
звездáми вечными и чем-то, что влекόмо
к каким-то желтым чувственным пустотам.
Мы в созерцании теряем свою самость
и превращаемся в еще одну фигуру,
что здесь и там присутствует, но молча,
еще до всех до слов, до нашей речи,
до рая логоса и до раздвоенья.
Есть в созерцании зов растворенья.
Но в чем и в ком? Когда б мы это знали.
Тогда бы мы себя не потеряли.
Мы б уловили прядку сотворенья.
Мы бы вошли в туманы становленья.
Восстановления в себе озер печали.
Когда ты был еще волны волненье.
 
 
 
21
 
Когда тебя накроет с головой
бес помраченья – вой, скрипи и пой,
зубами скрежещи и в бубен бей.
В тебе откроется ваал зверей.
Ты в них увидишь смысл паденья стен
Ерусалимских и в объятьях стрел
пронзительного в нόчи Себастьяна;
и страх, бегущий изо всех дверей;
и музыку деревьев Индостана
услышать постарайся поскорей;
пока еще жива на сердце рана.
 
 
 
 
 
26
 
Великое ничуть не больше, чем самое малое.
То, что велико в голове человека,
вовсе не великое в голове ангела
или какого-нибудь Иоанна Крестьянкина.
Какой кавардак в ценниках величия.
Для мудреца из провинции Д.
Александр Македонский был ничтожеством.
Для страстотерпицы С. почти все накопления
культуры Запада не стоят и ломаного гроша.
Будущего великого поэта из предместья Альп
воспитала встреча со старой крестьянкой-азиаткой.
Созерцание апрельских сосулек, сверкавших
на солнце, пронзило меня, когда мне было восемь лет.
Я потерял сознание, а потом оно ко мне вернулось,
но было оно уже другое.
 
 
 
24
 
Возврат. Куда, зачем? Как сладостен возврат!
Всегдашне возвращенье божье к дому.
Я возвращусь к тебе, мой самый первый хлад;
морозы до небес, когда вкушал я сому
в таинственном снегу до поворота гор,
где лед синел сквозной кристаллом необъятным.
И чище нет, чем тот всекружевной узор,
в который ты ушла тропою невозвратной.
 
 
 
27
 
Питание. Но: голод, голод, голод.
Питательна сама природа.
Та, что в тебе.
Не увлекайся болтовней народа,
того, что проживает не в избе.
Не жар питателен, а холод, холод.
Да – холод мировой, пронзающий
бессчетие слоев пространства.
Будь чист, как сам кристалл.
Раскормленность питает христианство.
Найди сеньора своего, вассал.
 
 
 
36
 
Затемненье ключей.
Смысловая анархия.
Смак калачей.
Голос рабства.
Кто терзает в нас плоть?
Что восходит со дна,
когда нет в нас надежды
обрести в себе бога?
В сто эонов берлога.
О низинная сказка.
Нам нужна ли она?
Навья в нас тишина
и рожденье слезы,
сокрушение сна
в самом центре грозы.
Лепет-чёт Велимиров
у начала миров.
Жуток род командиров,
кровью дарящих кров.
Ты ползёшь по оврагу,
голопузый малец,
кто вонзит в тебя разум,
кто вселит в тебя лес?
Незамеченный ракурс:
над могилами крест.
 
 
 
38
 
Разлад; когда был лад,
текла река сама собой, шептала.
Разлад: что течь в нас перестало?
Что нас напрасно ожидало?
Что так нескладно в нас устало?
Что в ладе было из стекла,
а не из вечного металла?
Но лад летуч как свет и мгла.
 
 
 
40
 
Выйди из дома, на охоте поймаешь трех лисиц.
Не дожидайся разбойников. Не опаздывай к другу.
Нет никого правдивее самых тихих лиц.
Тех, что как планеты, двигаются по кругу.
Не устраивай гонок по прямой.
Не устраивай домогательств Джомолунгмы.
Выступи с утренней звездой.
Таинства и тайны неприлюдны.
А когда ты выпьешь друга чай,
не рассказывай об этой встрече даже ветру.
Ближе к ночи снова одичай,
стань приманкой цветовому спектру.
 
 
 
42
 
Черепаха – оракул в десять связок монет.
От ее указаний невозможно уклониться.
Долг царя – пройти с жертвою к богам.
Благоприятствует перенести столицу.
Приумножай, коль правда тебя жжёт.
Жизнь в никуда и в ни-за-чем стремится.
Никто в стране богов царя не ждет.
Играешь в игры ты с собою сам.
Поет природа – наша в храме жрица.
Послушны реки в нас и грозам, и лесам.
 
 
 
44
 
Ты хочешь ли отдать царице власть?
Она и без того мудра перечить.
Она и без того вольна украсть
начальную судьбу великой речи.
Она и без того в тебе уста,
она и без того в тебе могила.
И все ж не оставайся без шеста,
чтобы о дно в тебе твоя касалась сила.
И все же затаи свой царский блеск,
прикрой его лохмотьями тумана.
Живи в избушке, где блистает лес.
Мы все внутри громадного романа.
Ксантиппе тоже кто-то досаждал.
Всех утопи в великом безразличье,
когда вонзается в тебя кинжал,
и облака прощаются по-птичьи.
 
 
 
46
 
Встань на заре... и проживи свой день правдивым.
Ты в город поднимаешься пустой.
Там есть волшебная гора, растут оливы.
И звери в храм приходят на постой.
Давно забытое – оно всё так же близко.
Нас мыкает меж счастьем и бедой.
Мы знаки ищем, чтобы жить без риска,
чтобы вернуться к рощице святой.
Как чисто в городе пустом! – воскликнет ангел.
Как тихо умирание в селе.
Раскрыты створы, ты ничуть не заперт
и как Ли Бо слегка навеселе.
 
 
 
 
49
 
Может быть я объект, ну а может и нет.
Прощай птичка, прощай каланхое-цветок.
После какого-то сеанса любовных томлений нас уже нет,
хотя кому-то еще кажется, что он листок.
Кого-то отрывает сразу, и он летит, сам не зная куда и зачем.
А кто-то желтеет медленно, пробираясь по корпусу ветвей.
Всё глубже запутываясь в хитросплетениях систем,
ошеломленный хаосом внутри желаний и страстей.
И вот уже не осталось почти ни одной.
Желть мира так упоительно нежна.
Он всё еще звучит неслышимой струной.
Струит себя невидимее сна.
 
 
 
50
 
Треножный жертвенник.
Без жертвы нет величья.
Без жертвы в основанье храм не устоит.
Маг наблюдает за полетом птичьим.
Без боли отданной твое сознанье спит.
Крах бережливому придет однажды.
Бог отнимает, чтоб тебя встряхнуть.
Без жертвоприношения нет чистой жажды.
Благополучием отмечен адов путь.
Ты хочешь получить, ты ищешь встречи,
ты истый коллекционер дорог.
Но научи себя, к себе направь все речи.
Мир обойдется без твоих эклог.
На торжище бессчетно черных магов.
Переорать тебе их не с руки.
Твори внутри себя роман и сагу,
и сжечь не бойся лучшие стихи.
 
 
 
51
 
Земля и небо огненно-едины.
И молния тебе дает пример.
Никто не знает – опалит седины
или уйдет спокойно в выси сфер.
И все же без грозы природа вянет.
Без грома и блистаний ливней нет.
В тебе скопился мрак, безумны тучи зданий.
Трясутся пальцы в предвкушенье сигарет.
Так стань грозой, извергни копья молний,
пролейся ливнем до полей.
Свой танец неисполненный исполни
в самом себе, восторга не жалей.
Гроза не потому вздымает тучи,
чтоб ненависть в себе несла.
Ее избыток влаги в сердце мучит
и миги озарений без числа.
 
 
 
53
 
Где мы находимся? Внутри течения.
О лебедь, неторопливый, но движимый!
Мы в необъятном плену влечения.
И все же куда же ближе мы?
О, если б знали мы, чье в нас могущество,
что гномы делают, а что погромные,
что нас влечет – тоска имущества
или томления бездомно-донные.
В теченье – блажь и ослу морковинка,
блаженство дао и сон обломовки.
Мгновенье новое – всегда диковинка.
Мосты над пропастью – все наши домики.
 
 
 
60
 
Упущенность. Как слезы нот пустых.
Как оторопь, когда вам бьют под дых.
Когда осознаешь, как мощен был восток,
осознаешь, где запад был, где север.
Когда перед тобой лежали сто дорог.
Ты выбрал бы их все, когда бы был уверен,
что существуешь лишь короткий вещий миг.
Упущена опасность, тыщи книг
ничуть не подвигают к насыщенью.
Упущено презрение к прозренью,
где вместо шороха волны – с амвона крик.
Кто в вещей силе, тот поет в листве,
кто ногу потерял, то в путь выходит дальний.
Кто глуп, тот ищет царство в голове,
кто мудр, тот в сердце погружается, печальный.
Растенье в нас не может не расти,
не может конь не рваться и не мчаться.
Кому дано дождить, кому дано цвести.
Но к корню Слова не дано нам подобраться.
 
 
 
61
 
Что внешняя правда без внутренней?
Что дерево без корней?
Сияешь ты силой утренней,
космический брадобрей.
Внутренней правдой пронзительны
поют журавль и костёр.
Молчанием упоительным
Бог свои руки простёр.
 
 
 
62
 
От летящей птицы остался лишь голос.
Прекрати подъем, начни опускаться.
Потри руками пшеничный колос.
Пора с нижайшим, с поклонным знаться.
В тебе лишнего целые горы.
Выброси их и закопай поглубже.
Какие в тебе откроются просторы!
Ведь за моря ты принимал лужи.
Море одно-единственное – в глубине тебя.
Освободи его от декораций.
И оно устремится к тебе, любя.
Нету тоньше и благороднее эманаций,
чем те, что в малости самой простой,
в куске хлеба, в куче навоза.
Перестань возвышаться, остановись, постой,
почувствуй, как распускается роза.
 
 
 
63
 
Наступает конец превращеньям.
Чуть скрежещут колеса во мгле.
Наступает конец обольщеньям,
бликам ликов и светотеням,
многослойного сна отраженьям...
Вдруг ты видишь себя на столе.
Свое бренное, стылое тело.
Сам ты плач по нему сотвори.
Оно зрело, столь медленно зрело
и ушло вглубь вечерней зари.
Все же сам ты еще здесь тихонько.
Предок твой благородный не спит.
Он коней погоняет легонько.
Нет, он путь направляет не в скит,
а в страну, где святые и бесы,
где идет превращений игра.
Ну, а ты далеко уж за лесом,
за холмом, за границами пьесы.
В новый мир превращаться пора.
 
 
 
64
 
И все ж не торопись, притормози колёса.
Уверен ли, что прыгнул сквозь туман?
Уж слишком высока цена вопроса.
Ты жив как прежде, не поддайся на обман.
Великая река – вот что перед тобою.
Ты сам – она, ты сам перед собой.
Переходи ж её настойчиво, не стой,
всю обозри её всерьез, а не мечтою.
Прорваться сквозь себя – вот суть конца.
Себя перерасти – какое благо!
В тебе рождается тогда моленья сага
и начинается прозрение Лица.
 
Январь 2020, декабрь 2022

 

Последние публикации: 

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка