Покаяния шар багряный: Караваиха*
Светлана Леонтьева (06/10/2024)
Поэма
1.
Издавна сглаза боялись здесь карего,
здесь вдоль Оки, где соборы да верфи
твердь здесь звалась попросту – Караваиха,
инда бывал здесь царь, был здесь Пётр Первый.
Хлебом, ковригой, блином, караваем
пахло пронзительно, щами с капустой.
А на Азов через Нижний царь чалил,
остановившись с ночёвкой, где пустынь.
Так было здесь: перевозчики солью
перегружали тюки до Урала.
А я храню, а я помню историю,
словно мешки
я собою таскала.
Каждый домишко, аллеи, сараи,
сгнившие изгороди вдоль тропинок.
Разве чиновник поймёт? Цель иная
либо вам царь, либо так, как я – инок.
Осыпь фундаментов, ставни, наличник,
не отрекусь! Ибо крах, кто отрёкся
от каждой крохи побитой кирпичной
да от засохшего в недрах колодца!
Тем, кто отрёкся, беда! Суициды!
Или запои, страданья, отчаянье.
Мы пили воду – вот эту, как рыбы
на Караваихе да на Почайной!
Ходят здесь тени Ефима Чапыгина,
не успокоятся, как не просили.
Ах, Караваиха, жили расстриги
да беспоповцы в лесах твоих синих!
2.
…И не только с того, что ампир манит Сталинский,
и не только с того, что за сердце хватается,
моя маленькая, здесь носила я валенки
и носила я шапку. Вот здесь в Караваихе.
Караваиха –
формою суть каравая,
проезжаю я здесь на вишнёвом трамвае,
свет глубокий, широкий, бескрайний, пологий,
свет огромный, как будто бы в прошлое сызнова
а вот век девятнадцатый: Ровнедь и Мыза,
Караваиха на солнцепёке!
Можно сто раз ругать наше прошлое время,
только предпочитаю я им восхищаться,
если словно бы арки целуют мне темя,
и гуляет здесь ветер со вкусом акаций!
Вспомним, вспомним мы всё – время строек великих,
вспомним время Петра, вспомним Минина время:
караван из двухсот стругов ждал переклички-
перегрузки во па́зуки, в устья на мели.
Караваиха – это особое место.
Это мир на века окликающий, ждущий,
и любой здесь идущий, поющий, живущий,
пахнет, что каравай – сдобным тестом!
3.
…снова колокол был караваем!
Караваиха, встань и послушай!
Рядом встань, моя твердь, моя суша,
где дома, где тропинки, сараи!
Мы из прошлого все на две трети
состоим, хоть живём в настоящем.
Не умею, наверное, петь я,
но я стала петь! Колокол вящий
сам прорвался из прошлых событий,
кораблей, что грузились на верфи.
А чиновник сказал: «Не тащите
за собою историю, нервы
не треплите ни мне, ни себе вы!»
Но звонарь…
А он пел, хоть был мертвый.
Но звонарь!
Он нам музыку черпал
по пути с Каравахи в Мызу.
Нам там жизнь наша. А вам – лишь бизнес!
Разрывалось небо на искры.
Мы в эпоху живём реализма.
…здесь когда-то плели колыбели
из лозы, короба да корзины,
караваи пекли да их ели
с маком, перцем, изюмом и тмином!
Если родины вдруг не станет,
вот сегодня её вдруг не станет,
ты сыграй мне, звонарь, на прощанье
покаяния шарик багряный,
Караваиху всю сыграй мне!
4.
Караваиха – место, где детей зачинать!
Место хлебное, сытное, тёплое, сладкое!
Ты зачни мне, сноха, долгожданных внучат,
я читаю молитвы с колядками!
Караваиха – место, где детей зачинать,
сочинять колыбельные песни прабабкины!
И кроватки плести для излюбленных чад
из лозы, бересты да из яблоньки!
Отчего не торопишься ты, внук, в живот,
отчего не спешишь ты снохе моей в чрево?
Я хочу в колыбельке качать тебя! Хоть
знак подай, чтобы сердце запело!
У других детей полная хата, визг, крик
да с льняными власами, с большими глазами.
Караваиха – место, где деток любить,
где выгуливать в парке из лучших Швейцарий!
Караваиха – место, где гитары бренчат,
место сытное, хлебное, сладкое, скорое!
(…неужели мой сын разучился кончать?
Горло рвать наслаждения орами?)
Или дело в тебе? Так приди же, приди!
Вот и время пришло колокольцев весенних.
Караваиха – место семьи и любви.
И рождений.
5.
И пусть воды отмоют от грешного тело дебелое
до исконного, нежного до правоты и отчаянья!
Ибо помню родник под горою, и пел он и пел он мне
утром про небеса,
днём про лес,
а под вечер кричал он мне.
Ибо наша Россия, как чудо – её территория,
это некий разрыв высоты из низин, пограничие,
это словно Никольский собор, что извечно отворенный,
это очень большое, в котором вмещается личное.
Ибо смерть – есть любовь високосная, слишком огромная.
Я под лампой стою Ильичёвой в подъезде, как тень угловатая,
мне сегодня пилюли глотать, есть простое, скоромное,
научиться сестрой, подоплекой, плечом быть, кто ратует.
О, как нам всем привольно, истошно и мироточиво нам!
Как Ланчанское чудо: из пресного хлеба плоть высветить,
из настойки кровь вымолить, где миокарда не чинена,
и такая любовь человечья упёрлась мне в лоб, словно выстрелом!
- Ты пошли мне внучонка иль внука. Пусть будут героями.
Я люблю, когда снохи беременны. Чрева их полные.
И там нежные соки и токи, лучами напоены,
Ну, не мне же рожать. Ибо много бабья, вьются роями!
Из Кремнёвок, Криуш, Балахны, из Сысерти, Прикаменья.
Ой, как много хороших, что кровь с молоком, все румяные!
Вот за что я Россию люблю. Не музей она. Трогай руками хоть
ты травиночку каждую, поле, и землю с полянами!
6.
Давай про яблоки: в корзину их, в мешок
да под рубаху: сердце б не ломало!
Стань садом яблоневым, чтобы корешок
впивался намертво, грыз камни сочно, ало!
Давай про яблоки! Как можешь только ты,
с горчинкой! И без этих рифм «берёзы»,
когда весь крик внутри до наготы,
до снятой кожи,
словно не вывозят
ни я, ни ты, ни мы. Когда вставать
и под подушку комкая ночнушку,
когда весь сад спешит к нам – обнимать,
цеплять за блузку, за подол друг дружку,
так глубоко, как годовалый слой,
лежат они! Под этою землёю,
как старое вино, что за стеклом
бутыли спрятано!
И чем тебя накрою?
Что разве строчкой – «облетает цвет»,
когда родней мне этих яблонь нет.
Они не просто друг, товарищ, брат.
Они мне – чрево! Где детей носила.
…Пойми, пойми, я – яблоневый сад.
Я плодоносна. Я плодоносима.
…на яблочный, на Спас я родила.
Когда всё утро – свет.
А в полдень – зрело.
А в полночь, а точней без десяти
я родила. О, мамочка, прости
кровь красную.
Кровь алую из тела,
как говорится, женские дела.
И чтоб затем ни стало: мир, война,
предательство кремля, власть демократа.
Мне муж принёс пакетик яблок:
- На!
Вкуснее не было мне яблочек из сада!
7.
Кто строил дом из брусьев, из бревна,
тот знает, прикрепить как колыбельку.
Твоё сердечко в ней, моя страна,
накрою пологом из кружева, из льна,
положу сверху чистую фланельку.
Никто, никто. Никто и никогда
не тронет сердца твоего, родная,
ты васильковая страна, ты расписная,
от сглаза – кукла, травка-череда.
Толстушка-костромушка от потерь
на поле бранном дорогих сыночков,
кубышка-травяница манит в дверь
туда, в болото, где большие кочки.
А поверху, где полог, оплету,
лежи ты между ясными знамёнами,
между победным колоколом, звонами
в тиши да в сладости, в меду, в листве, в цвету.
Качаю люльку, словно бы туес,
где в изголовье солнце нарисовано,
в ногах луна и месяц до небес,
пучки травы да счастие с подковами.
Пусть кукла тканая обережёт от мин
район где с Караваихи в Московский,
мы все повязаны от самых пуповин
к земле своей, где небо и берёзка…
8.
А что народ наш – вещий и упрямый?
Детей рожает – генофонд восполнить!
Он не «уехавший» ни в Англию за лямом,
он не «уехавший» в Прибалтику, где домик.
Он не «уехавший» как блогер и певичка,
как Вера Полозкова не сбежавший
в Атланту, Барселону, Кипр и Квидзын,
как говорят уехавшие – рашка.
Они, уехавшие, нам кричат, вы – дурни,
вы – вата, колорадо, быдло, орки,
а мы, народ, смотрели в теле-урны,
и мы, народ, терпели долго-долго.
- Иди, народ, иди, народ, иди на,
копай свой огород, давись картохой.
(…Вот эта женщина на фронт пустила сына,
вон тот мужчина схоронил Алёху!)
Уехавшие там на берегу в качалке,
закутавшись, кто в плед английской шерсти,
куда глядят? Ах, не ходи к гадалке.
Куда глядят, что из заморской свалки?
На нас!
Народ!
На маму-Русь и крестик,
что крохотный совсем, из жёлтой меди.
Уехали от русского медведя,
кикиморы болотной и русалки,
от бати-лешего. Но лишь одно мне жалко:
закончится война, они проситься
к нам побегут!
Здесь васильки да ситцы.
Здесь – беспородные все мы на огороде.
Упрямые! Сажаем мы картоху.
Не говори ты плохо о народе.
Уехавшим, вам плохо там всем, плохо!
Кто так повалит к вам да на концерты,
копеечку заплатит за билеты?
На дом, что в Юрмале,
на дом в Париже где-то
поможет заработать вам монеты?
А вот и хрен вам тот, что в огороде!
Мы не народец. Мы – народ! Народ мы!
У нас все бабки волонтёрят разом,
и дедушки шофёрят здесь по трассам,
и даже дети помогают фронту.
- Даёшь всем скопом – мы поможем фонду!
Народ не орк, не быдло и не вата.
Народ – герой мой! Самый лучший, правда!
Я вам клянусь да так, хоть в ноги падай.
Я рву рубаху, точно миокарду!
А вам, уехавшим, предателям – шли б дальше!
Звоните в морг.
Звоните в ад. Звоните вашим.
Особенно лахудре Полозковой,
там нехристь разная, унылость и могильность.
Тьфу-тьфу, тьфу-тьфу, тьфу-тьфу, чтоб не приснилась.
9.
- Солнце моё, радость моя, моё венчание,
в колыбели тебя, мать-Россия, качаю.
Смотрю, глаза режет, но я смотрю
на это бескрайнее поле, на лес золотой, на зарю.
Качаю тебя в колыбели, качаю.
Вот куклу матаню кладу тебе с краю,
куклу веснянку на Пасху, а вербницу
прямо на тело, здоровье крепчало чтоб.
Раны омою твои, страстотерпица,
раны глубокие, словно отчаянье.
В храме молиться твоём, восстанавливать,
в храме молиться, разбомбленном намертво,
из стен твоих выковыривать бомбы нам,
из неб твоих выковыривать камни нам!
Из рая сладкого, тёплого, вешнего
нам доставать твоих ангелов бережно,
ты в колыбели-постели, мы около.
Да, я гляжу, хоть глаза слезы режут мне.
Песнями бы омывать тебя, струями
да целовать, пыль сдувать с твоих крыльев,
ножки лелеять под вещими рунами,
цвет твой овсяный и колос васильев.
Пить из копытцев твоих, лапок птичьих,
Божьих твоих матерей надышать нам
на привокзальных буфетах столичных
да на перронах твоих необъятных.
Думаю, что пропаду без тебя я,
думаю, просто умру, коль не станет!
Вот потому и кладу я матаню,
ловко, под бок пеленашку-купаву!
Где-то кикиморы-сёстры гадают,
братики-лешие ходят в подворье.
Я колыбельку, как будто чудная,
денно и нощно качаю безмолвно.
Как ты огромна и как ты всевечна!
От Караваихи нашей алкашной
прямо до Сормова. Буду я речью,
крепко увязывать
с нашими – наших!
___________________________
*_Караваиха - местность. Приокск. В сев. части района, между ул. Корейской, Медицинской, Терешковой, пр. Гагарина. Метафора передает характер рельефа - караваеобразной горы на высоком берегу Оки.(Нижегородский топонимический словарь)
Фотоиллюстрации Караваихи заимстованы здесь.
Последние публикации:
Краеведение в рифму –
(21/10/2024)
Русь изначальная –
(05/07/2024)
Поэма космической улицы –
(30/05/2024)
ПОСТЪ –
(22/04/2024)
Журавли-краснодневы –
(12/04/2024)
Музы Цицерона –
(19/03/2024)
Матушкины шаньги –
(11/03/2024)
Царская баллада –
(21/02/2024)
Навсегда –
(06/02/2024)
Зимний путь –
(30/12/2023)
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
