Весь смысл – в этой самой дороге...
Где-то там, в параллельных мирах,
В Крабовидной туманности где-то,
Где кружится иная планета
На невидимых звёздных ветрах,
Где-то там, в параллельной судьбе,
Где я буду стройней и моложе,
С золотистым загаром на коже,
С лёгким пухом на верхней губе,
Где-то там, в параллельной Москве
Я на Чистых тебя повстречаю,
И из тысячи встречных узнаю,
И, конечно, женюсь на тебе.
C неба сыплется лунная взвесь,
Я бреду по Москве акварельной,
Сердцем чувствуя – ты где-то здесь
В измерении параллельном.
Ни друзей – ни врагов…
Ни классических драм…
Ни готических дам…
Ни изысканных поз…
Ни волшебника Оз…
Ни Ватто…
Ни Буше…
Ни покоя в душе…
Ни великих идей…
Ни звезды…
Ни огня…
Ни детей – ни плетей…
Ни тебя…
Ни меня...
Только смутные сны в толчее городов.
В ожиданье весны, в ожиданье Годо.
Только тысячи птиц…Только тысячи глаз…
Переулков арбатских неспешный рассказ…
Ощущенье чего-то большого в конце…
Наши встречи тайком на Бульварном кольце…
Снова давка в метро…
Снова пицца в бистро…
Тёплый снег января.
Только ты…
Только я…
Где завтрак в восемь, ужин ровно в семь,
Метро, маршрутка, отпуск раз в году,
Где глухо и беззвездно, как в аду,
Где глупо и безвольно я бреду
В густой толпе под топот тысяч ног, –
Вдруг раздается радостный звонок:
«Привет!»
«Привет!» – и больше нет проблем,
И рухнула стена тупых систем,
И ты – во мне,
И больше нет меня,
И мир – в огне,
И мы внутри огня.
Наверное, уставший от забот,
твой ангел сдвинул дату дня рождения
на полтысячелетия вперёд.
Вокруг – не благодатная Тоскана:
полгода холод и сырая мгла.
Вот почему российская тоска на
сердечко италийское легла.
Наверное, ты замужем за кем-то –
детей отвозишь бабушке с утра.
И, юная, с полотен Кватроченто
глядит твоя тосканская сестра.
по тропинке идут к реке
баба Нюра и пёс Трезорка
друг у друга на поводке.
Огоньки зажигает вечер,
облетает вишнёвый сад...
Потихоньку идут навстречу
и о чём-то всё говорят.
Молью траченная одёжка.
Шерсть линялая на боках.
А до речки совсем немножко -
вот она уже, в двух шагах.
как иногда, впадая в раж,
теряют грузчики багаж
на переполненном вокзале.
Оно лежало в лопухах
в каком-то диком буераке,
и беспризорные собаки
его обнюхивали прах.
Не на гранитном пьедестале,
а в тёплой палевой пыли
оно лежало, и цвели
цветы вокруг, и прорастали
сквозь наше чувство дерева,
и в них весной селились птицы,
чтобы влюбиться, отгнездиться
и осенью на острова
опять лететь путём опасным,
и по дороге шелестеть
о чувстве, победившем смерть,
потерянном, и всё ж прекрасном.
то ли моря прибой, то ли птиц перелётных кочевья -
это крылья деревьев шумят за открытым окном,
это жёлтые крылья и алые крылья деревьев.
Трепеща на ветру, от земли оторваться хотят,
улететь в небеса им хватило бы воли и силы,
только тонкие корни их держат за старенький сад,
за бревенчатый дом да родительские могилы.
Простор неогляден и гол.
Берёзы – бесстыжие бабы
задрали по ветру подол.
Чернеют кресты вдоль дороги –
кресты телефонных столбов.
Жилища грустны и убоги.
Закат к непогоде багров.
С багровой страною заката
смыкается долгий наш путь.
Дойдём ли под вечер куда-то?
Даст Бог – добредём как-нибудь.
Даст Бог, добредём понемногу
до дома с весёлым огнём.
Помолимся Господу Богу,
и тихо блаженно уснём.
А утром, проснувшись до света,
о прошлом забудем совсем.
Зачем же, папаша, всё это?
А Бог его знает – зачем!
Иди, брат, покуда идётся
и меньше заботься о том,
откуда всё это ведётся
и чем обернётся потом,
куда ты прибудешь в итоге,
где пот оботрёшь ты с лица.
Весь смысл – в этой самой дороге,
а ей, брат, не видно конца.
мы всё чаще ждём плохих новостей.
Даже птицы улетают на юг,
нам же некуда податься отсель.
Поднимается над лесом луна,
засыпают во дворах петухи,
спит спокойно дорогая страна,
в изголовье положив лопухи.
Где-то страны есть богаче в сто раз,
люди там и поумней и честней.
Нам же выпало родиться как раз
среди этих бесконечных степей.
То болота, то глухая тайга,
а до ближнего жилья – тыща вёрст!
И не знаешь – то ли ехать туда,
то ли лучше напрямую до звёзд...
Брат за столом. Немецкие глаголы.
За окнами – густой январский снег.
Я третий день освобождён от школы.
День медленно смеркается в окне,
так медленно, что кажется – он вечен.
Сквозь полудрёму долетят ко мне
шрапнельные осколки чуждой речи.
Неслышно мама в комнату войдёт
и принесёт малинового чая.
Я полусплю, но всё же замечаю –
за окнами по-прежнему метёт.
Мети, мети, мой огнетелый снег,
лети в луче во тьме заиндевелой!
Свети, свети сквозь годы и пределы,
настольной лампы золотистый свет!
среди бредовых вед,
там, где неистов и багров
горит, не гаснет свет,
под шёпот чёрных мудрецов,
читающих Талмуд
над светлой памятью отцов,
лежащих где-то тут,
на зеркале свинцовых вод,
где старый дед Харон
кого-то в лодочке везёт,
не думая о нём –
лежит огромная страна
гораздо больше той,
где, раз очнувшись ото сна,
мы родились с тобой.
Но никуда не делся сон –
лишь притвори глаза:
Недвижный плёс. Старик Харон.
И чёлн, плывущий за…
с каждым часом явственнее свет.
Отступает в прошлое поляна –
наступает пасмурный рассвет.
Над костром ещё роятся искры,
но уже отчётливее дым.
Мы устали. Путаются мысли:
Как-нибудь потом договорим!
(Так потом и не договорили –
унеслись по рельсам поезда,
теплоходы гордые уплыли…)
Гаснет запоздалая звезда,
Вот уже проснулись в кронах птицы,
стали дали чище и ясней...
Сколько лет прошло, а мне всё снится
это утро юности моей!
льётся издалека,
мимо текут века,
страны и облака,
утром лежат снега,
в полдень стоят стога,
вечером как всегда
с неба течёт вода.
Много чудесных мест
по берегам окрест –
только бежит река
и не понять пока,
что там – за той сосной,
что там – за той весной,
сможем ли мы с тобой
там обрести покой?
Ты всего лишь ветер переменный.
Ты сюда приходишь налегке,
А уходишь по уши в проблемах.
Здесь повсюду мишки, барсуки,
Кошки, мышки и другие звери…
Если ты допущен до руки,
Для тебя всегда открыты двери.
Если же доверье потерял,
Извини, но ждет тебя отставка.
В каждом мишке кроется кинжал,
В каждой кошке спрятана удавка.
В этом тесном девичьем мирке
Невозможна жизненная замять.
Разве только строчка в дневнике
О тебе останется на память.
Тезею, что запутался однажды,
Поверив в обольстительный обман,
И в лабиринте бесконечных драм
Страдает от бессилия и жажды,
Она ещё спасенье принесёт.
Потом.
И тем в веках себя прославит.
А он её на Наксосе оставит
И ей сестрицу Федру предпочтёт.
Всё это будет после.
А пока
Она беспечно скачет и смеётся,
И нитка перепутанная рвётся
В неопытных девчоночьих руках.
Взглянул под козырёк – гнездо пустое:
Семейку ласточек унёс бродяга-ветер.
Я не заметил.
Осенний дождь по окнам барабанит,
Как будто стекла мелкой дробью ранит,
Давно сентябрь – пора забыть о лете.
Я не заметил.
И в доме тихо как-то необычно –
Ни смеха, ни возни такой привычной.
Да, выросли и разлетелись дети –
Я не заметил.
Летят года. Какой-нибудь весною
Придёт косая со своей косою.
Вот так уснул (ещё на этом свете)
И не заметил…
тесно-тесно прижавшись друг к другу.
Свечи клёнов стояли по кругу.
И не помню, в котором часу
вдруг шуршащий послышался звук,
будто сдержанный выдох раздался –
это так листопад начинался,
в одночасье, негаданно, вдруг.
И пошли шелестящей стеной
листья липы, осины и клёна,
непреклонно, медлительно, сонно,
как в замедленной съёмке в кино.
Не скрывая восторженный взгляд,
мы стояли на дне листопада.
Нам была эта осень наградой,
самой ценною из наград.
Пылит полынь. В полях поспела рожь.
Полет пчелы тяжёл и медоносен.
С утра – роса. Под вечер – тёплый дождь.
И вот уже – белянки между сосен.
Чуть-чуть – и жёлтой темперой сентябрь
раскрасит среднерусские равнины,
и заунывный клёкот журавлиный
поманит вслед за вечностью...
Хотя б
Ещё разок взглянуть на этот край
С его простой неубранной красою,
Пройти по лугу с дедовской косою,
Услышать перекличку птичьих стай!
Ещё разок взглянуть в твои глаза,
Вихор взъерошить сыну-малолетке…
Чего ж ты рвёшься, глупая слеза,
Из недр души, как чиж из тесной клетки?
скромней содержанье желаний заветных:
дожить до рассвета, дожить до весны,
до внуков дожить, что приедут на летних.
Дожить бы до первых осенний грибов!
За белыми в лес с самодельным лукошком
сходить. Подкупить полполенницы дров,
на долгую зиму припасов немножко
сготовить. И снова сквозь зимние сны
под белой метели щемящие звуки
ждать нового утра, и новой весны,
и лета, когда повзрослевшие внуки
нагрянут весёлой и шумной гурьбой,
весь мир до краёв звонким смехом наполнив.
А прошлое было совсем не со мной,
а с кем-то другим, только с кем – не припомню.
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
