Поэзия

а лампа на столе – мой друг настольный \ mon тихий \ электрический ami \ я омываю руки светом друга \ и чище нет на свете рук \ чем те что побывали в этом свете \\ медовый свет \ mon электрический ami

Всех мастей депутаты, \ люд простой на печи! \ Мы бездумные каты \ и Земли палачи. \\ Ей немного осталось \ веку. Как ни возьми, \ у планеты усталость \ от крысиной возни, \\ что на ней учинили \ мы. А нам по нутру, \ сколько б нас ни учили \ и любви, и добру...

Покров. Туман. Земля сыра, черна; \ За пеленой туманною – Луна; \ Шумит внизу порогами река, \ За ней – огни родного городка. \\ И в тишине – вся ночь – наедине \ С тобой, с твоим портретом на стене: \ Округлый стол, костяшки домино \ И струйка дыма в тёмное окно.

Повозкой бренной катит жизнь земная, \ пока небес мы жаждем благодать. \ И всё-таки приходится признать - \ создатели и ада мы, и рая...

Будет холод. Ведь лето настанет, \ и потянет его холодком. \ Я дождусь воробьиную стаю, \ обопьюсь воробьёв молоком. \\ Это будет случайная нежность, \ если ты оседлаешь карниз, \ и увидишь покой и безбрежность, \ посмотрев или вверх или вниз. \\ Сидя молча, качая ногою, \ чуть блажная, хмельная слегка, \ ты поймёшь - наступило другое, \ воробьиного ночь молока.

Постепенно сокращаясь до какой-то малой точки, \ Бесконечность обратится каплей на конце пера, \ И галактика пребудет чёрной кляксою на строчке, \ А пространство – запятою между «завтра» и «вчера». \\ И листок глядит упрямо на нелепую реальность, \ Где, минуя все законы, пишет драму бытия \ Некто очень мне знакомый, убивая специально \ Даже скромные попытки понимать, что «некто» – я...

Скорбью разворочена \ Цитадель добра. \ Воздух жгуч. Обочина \ Пыль взбивает. Пра... \ Праведник курчавится, \ Квохчет: " Монастырь \ Вздыбился. Красавица, \ Чувства - растопырь! \ С нервотрёпкой весело \ Колобродить. "... Вновь \ День на гвоздь подвесила \ Вздорная любовь.

Здесь жизнь, как вещий сон, рассказанный некстати, \ Где прошлое всегда вокруг и впереди, \ И добрые слоны, товарищи и братья, \ Гуляют в головах, а с ними крокодил…

Его зовут Тишина. \ Его зовут Сновидение. \ Господин Забвение \ из страны привидений. \ Когда-то у него \ было имя, \ моя маленькая овечка, \ но давно его все позабыли, \ и назвали его Умри.

У темноты особый блеск, \ Особая звезда. \ Мерцает странный арабеск \ В лучах её всегда. \\ За каждой новой темнотой – \ Иная темнота \ Скрывает белый свет густой \ И все его цвета. \\ И в каждой то, что может быть, \ А может и не быть – \ И горний мир, и смрадный быт, \ И бабочка судьбы…

В марте 2019 года исполняется 145 лет со дня рождения выдающегося немецкого поэта Бёрриса фон Мюнхгаузена (1874–1945). Его называли воскресителем немецкой баллады. За свои произведения поэт был удостоен премии Шиллера и избран президентом Германской академии поэзии. Между тем, посмертная слава не была благосклонна к Мюнхгаузену. Имя его в Германии постепенно забылось, а в России было известно лишь узкому кругу специалистов. И вот на днях в Санкт-Петербурге вышла книга Бёрриса фон Мюнхгаузена «Последний рыцарь», куда вошли его избранные стихотворения в переводе петербургского поэта Е.В. Лукина. Это первая поэтическая книга мастера немецкой баллады на русском языке.

Все на свете, обо всем на свете... \ Как случилось или не случилось... \ На вечернем позднем факультете \ Ты училась или не училась. \\ Никому того не пожелаю, \ Никогда о том не пожалею... \ Я тебя почти еще не знаю, \ Я тобой давно уже болею. \\ Город в снег, как в чистый пух закутан. \ Дом забыт, и адрес перепутан.