Комментарий | 0

Остров Несусвет (Часть 3. Глава 22)

Нина Садур

 

 

 

ГЛАВА 22

МЫ ЦЫГАНЕ!

 

      Оля понадеялась на Дорин здравый смысл. Понадеялась, что заслуженная учительница должна же хоть что-то соображать!
      – Дора Помидоровна, вы заметили, что все стали ко мне очень плохо относиться! – напрямую спросила Оля.
      Месяц унёсся куда-то вслед за Пузатым Матросом, и на палубе оставались только они двое.
     – Это неправда! – горячо откликнулась  Дора. – Тебя все наши уважают, Оля! Но!
     – Я нечаянно…  моя дверь дрейфовала…  Торба сбежал… плот развалился… и я утонула! – заныла  Оля, оправдываясь.
     – Оля! – резко перебила её учительница. – Пора возвращаться в реальный мир! Жить одними фантазиями просто опасно!  Ты должна твёрдо стоять на ногах.  Оглянись по сторонам!     
      Оля оглянулась. Ничего особенного!
      – Чем тебя не устраивает реальность? Чем плох наш корабль? Наше море? Чем не угодили тебе твои друзья?  Зачем городить  нелепые сказки про каких-то эфемерных бабушек? Человеку в твоём возрасте нужен, в первую очередь – кто?
      – Вы? – догадалась Оля.
      – Учитель! – поправила  Дора назидательно. – Пусть это буду не я. Но пусть это будет учитель. Желательно, заслуженный! А я благодарностей не жду. Я отступлю в сторону и посмотрю, чему он тебя научит!
      – Кто?! – воскликнула Оля.
      – Новый учитель! – нервно пояснила Дора.
      – Где он?! – не понимала Оля.
      – Вот уж, не знаю! – Дора пожала плечами. – Где ты их находишь, новых друзей: бабушек, Пучеглазиков. Кстати, этот мальчик со дна морского, я ничего дурного не хочу сказать, но он совершенно дикий, он необучаемый ребёнок, педагогически запущенный!
      И тут  какая-то смутная тревога охватила девочку. Она  вдруг поняла, что очень давно не видела Энике.
      – Где Энике? – Оля перебила учительницу, а та прямо заходилась, ругая несчастного карася – и за столом-де ведёт себя некультурно, и в приличное общество нельзя его пускать…
     – Вы не видели Энике? Кто-нибудь видел Энике?!
      – Речь сейчас не об Энике.
      – Нет, как раз об Энике! Где он? Где этот паршивец?!
      И не слушая дальше  брюзжание Доры, Оля бегом побежала в кают-компанию.
     
      По дороге она налетела на Пузатого Матроса и совершенно замызганного Месяца Ясного. Тот из последних сил  поддерживал грузного моряка, а моряк валился с ног и плакал.
      Увидев Олю, он раскинул свои ручищи и  стал ловить девочку. Моряк ревел:
      – Стой, Романникова!  Отвечай! Друг я тебе или не друг?
      – Потом! – отмахнулась Оля, ловко проскочила под гигантской рукой  заплаканного матроса и скатилась по трапу в кают-компанию.
      И – вовремя! Энике сидел на столе на корточках, и, опустив удочку в аквариум, ловил Пучеглазика на блестящий острый крючок. Пучеглазик же забился в угол и закрыл глаза плавниками, так ему было страшно.
      Молча девочка выхватила из рук Энике удочку и молча сломала её на мелкие кусочки.
      – Это – орудие убийства! – сказала она, бросая на пол кусочки удочки.
      – А это? – Энике указал на её саблю.
      – Я никого не убила! Я даже никого не уколола!
      – И я не убил. Мы просто играли, что тут непонятного?
      Энике спрыгнул со стола и даже отбежал от него подальше.
      – Это не игра! – Оля покачала головой. – Это неприязнь к непохожему ребёнку. И, раз ты такой жестокий… – Оля запнулась, не зная, как быть, когда наткнёшься  на жестоких.
      Энике внимательно её слушал. Казалось, что кудри увяли по всей его большой, круглой голове. А лучистые глаза погасли. Только ушки нежно розовели в лучах парадной люстры, громоздившейся над старинным столом и придававшей кают-компании такой праздничный вид.
      - Жестоких не любит никто! – отчеканила Оля.
      Энике сжался и опустил голову.
      – Я знал, что ты меня больше не любишь!
      – Разве я это говорила? – возмутилась Оля.
      – Ты это подумала… – еле слышно прошептал мальчик.
      –  Скажи, Энике, тебе было бы лучше, если б Пучеглаз умер?
      - Не лучше, но… – Энике робко, заискивающе заглянул в глаза своей бывшей подруги, – Я бы его тебе поджарил…
      Оля  ахнула и отшатнулась, а Пучеглаз так затрясся  в своём аквариуме, что поднял  волны, и они выплеснулись на стол.
      – Я  пошутил… я пошутил… – бормотал Энике, поняв, что сморозил чепуху какую-то.
      Но было поздно. Оля обхватила аквариум с другом, прижала его к груди и решительным шагом направилась к трапу.
      – Вы куда это? –  встревожился Энике
      – Мы уйдём от вас! Уплывём! Куда глаза глядят!
      – У вас лодки нет!
      Лодки, действительно, не было, но могло ли это остановить девочку, которая то и дело  сваливалась в море!
      – Разберёмся! – холодно бросила Оля.
      И тогда Энике заплакал.
      Энике плакал горько, непритворно, некаверзно, (подглядывая в щель между пальцами); о, нет! Так плачут маленькие дети, когда остаются одни; когда они уверены, что никто их не любит; что все их бросили, предали, разлюбили; и что у них остался только этот раздольный, омывающий детскую душу,  плач.
      Смущённая Оля осторожно поставила аквариум обратно на стол и села перед Энике на корточки. Она попыталась отвести его руки от лица, но малыш дёрнул плечом и сильнее прижал ладошки к глазам. Правда, всё же глянул на девочку в щель между пальцами. Оля улыбнулась внимательному мокрому глазу.
      – Энике! Друзей есть нельзя!
      – Я знаю! Я не совсем глупый! Я нарочно сказал, чтоб тебя разозлить!
      – Ты меня разозлил.
      – Ты его любишь больше, чем меня!
      – Ах, вот в чём дело…
      – Больше! Больше! Больше! – долбил Энике, распаляя в себе обиду. – О, как он страдал!
       - Энике… – Оля уж и не знала, как к нему подступиться. – Я люблю вас одинаково!
      Новый взрыв плача смыл её признание. «Сказать, что люблю его больше, так взбунтуется Пучеглаз!» – покосилась девочка на карася.  Пучеглаз, приплюснув лицо к стенке аквариума, с  великой жалостью смотрел на Энике.
      – Энике! – вдруг Оля поняла, что нужно сказать, – Тебе же играть не с кем! Практически! Мы все большие и у нас разные заботы! А ты всё время под ногами путаешься! Да и не любят взрослые малышовых игр!
      – Почему?! – спросил Энике с любопытством и вновь посмотрел на Олю мокрым голубым глазом сквозь раздвинутые пальцы.
      – Сейчас это неважно, Энике!
      – А что важно сейчас?
      – А важно, что нашёлся мальчик, твой ровесник, друг и товарищ по играм!
      Энике убрал руки от лица. Он был настолько изумлён, что Оля невольно фыркнула, но тут же притворно закашлялась.
      - И мы вместе будем путаться у вас под ногами?
      – Да! Будете! – подтвердила Оля,- Пойдём! – Оля взяла Энике за руку и подвела его к аквариуму. – Знакомьтесь, мальчики: Энике – Пучеглаз; Пучеглаз – Энике.
 
 
      На палубе шумели дети. Топотали. Орали, хохотали. Плескались. Предоставленные самим себе, они, можно сказать, с ума сходили от нежданной  вольницы – казалось, их разнесёт на кусочки от такой безграничной свободы; никто не пресекал их безумного веселья.  Дора скорбела на капитанском мостике, Пузатый Матрос сидел на кнехте, к ним спиной, Месяц Ясный не считался взрослым – он был вне и выше; и, от скуки ли, от штиля, но Месяц Ясный вновь взобрался на кончик стеньги их единственной мачты и притворился флажком.
      –В догоняжки! В догоняжки! – бормотал Энике, носясь  по всей палубе.
      – Олимпиада! – объявила Оля.
      – Соревнование! – просипел Энике.
      Пучеглаз молча пошевелил ртом.
      – Бежим стометровку! – подсказала Оля малышам.
      – Тысячу… миллионометровку! – поправил Энике и, с Пучеглазом под мышкой,  дунул так, что скрылся из виду и обнаружился через пару минут за спиной у Оли.
      – Бежать надо по-человечески! А-то смысла не будет.
      – Ладно, – согласился Энике и побежал  в-пол силы, маяча перед глазами Оли.
      Под мышкой он держал аквариум с другом, а Оля бежала сзади, и как бы не старалась, парней обогнать она не могла.
      Точкой финиша они избрали Пузатого Матроса, и, обежав палубу, всякий раз останавливались возле него; и, всякий раз, победивший Энике орал в ухо своему дяде: – Финиш! Первым пришёл – Энике! Вторым – Пучеглаз! Последней пришла – Романникова Оля! 
      Мальчик  надеялся, что  его дядя станет судьёй с секундомером и флажком, но тот словно застыл – казалось, он забыл о племяннике; скала неприступная был его дядя.
      А Оля заметила кое-что другое – Энике опять мухлевал!  Во время бега он руку с аквариумом отставлял назад, и хоть Пучеглаз неистово молотил плавниками и вертел бешено хвостом, он обречён был на второе место. Ведь дальше аквариума он всё равно не мог уплыть. А хитрый друг держал его позади себя.
      Надо признать, недюжинной силы был этот ребёнок – таскать под мышкой десятилитровый аквариум с откормленным карасём ведь не всякий взрослый сможет! Но и хитрости он был  немыслимой – отставлять аквариум за спину так, чтоб дружок  тебя не обогнал, надо ведь придумать такое!
 
      Делая уже круг десятый, наверное, когда уже окончательно стало ясно, что чемпион  мира Энике, Пучеглаз серебряный призёр,  а Оле достанется лишь скромная бронза, она повалилась без сил на свободную тумбу кнехта рядом с Пузатым Матросом. Младшие же унеслись вперёд. И, глядя им вслед, Оля подумала: «Сколько в детях энергии! Никаких сил не хватит играть в малышовые игры!» Она захотела поговорить об этом с Пузатым Матросом, потому что она была немного взрослая по сравнению с Энике и Пучеглазом, но Пузатый Матрос заговорил первый:
      - Сердце моряка очень глубока! –прогудел он с  художественным выражением.
      Лицо  старого моремана обращено было к морю, а спиной он сидел к миру.
      Оля подумала над удивительными словами.
      – Нескладно. – сказала она. – Вторая часть не подходит.
      Помолчали.
      – А так? – спросил  Пузатый Матрос. – Сердце моряко очень глубоко.
      – А так первая часть отваливается.
      Опять помолчали.
      – А как тогда правильно?
      Оля не знала. Пузатый Матрос смотрел на море. И он почему-то грустил. Оля смотрела на Пузатого Матроса. И начинала грустить его грустью.
 
       Чёрная маслянистая вода тихо шлёпала о борт корабля. Клочья пены таяли, от них слабо тянуло рыбьей кровью. Пузатый Матрос что-то бормотал про кильку.    
      Оля и так, и так повертела сердце мореплавателя в руках. Оно оказалось огромным, как голова телёнка и детские руки скоро устали.
      – Пузатый Матрос – герой и колосс! – внезапно выпалила Оля и снова бросилась играть, – запас её грусти иссяк.
    
       «Хорошо, что взрослые, как мы! – так думала Оля, слыша тяжёлый топот у себя за спиной, это Пузатый Матрос включился в соревнования.- Хорошо, что они играют с нами!»
      Теперь они играли в обыкновенные догоняжки, и Пузатый Матрос очень скоро их всех переловил. Рассовав детей по карманам, он махнул Доре, стоявшей по-прежнему, на капитанском мостике. Сжав кулаки  перед глазами наподобие бинокля, она смотрел вдаль.
      – Угомонил головастиков. Спускайся, Дора! Загорать будем!
      – И не подумаю! – надменный последовал ответ.
      – Ну, как хочешь, а я, пожалуй, сосну часок, – и сделал вид, что уходит.
      – Куда? Это её диван! – ревниво выкрикнула Дора.
      – Какой диван? – изумился Пузатый Матрос. – Мы, моряки, в гамаках спим. Нам диваны ваши плюшевые до лампочки.
      – Ты зачем детей в карманы запихал?
      – А чего они шумят? У меня от них голова раскалывается.  Я думал, ты «спасибо» скажешь.
      А Оля карабкалась-карабкалась по глубокому и душному моряцкому карману, расчихалась от табачных крошек; но, наконец, зацепилась за какую-то петельку, высунулась наружу и как крикнет:
      – Дора Помидоровна! Учителя  не хуже бабушек!
      – Эй, Пузатый! Немедленно выверни  карманы! – гаркнула Дора, скатываясь с мостика на палубу. Ей самой уже давно надоело скорбеть и хотелось учить. – Во что вы тут играли без меня?!
      Матрос  смутился и вытряхнул детей на палубу, а Оля ещё раз подтвердила, что учитель так же сильно нужен человеку, как бабушка. Брошь на груди Доры вспыхнула и испустила длинный алый луч, пронзивший тихие вечерние сумерки. Казалось, что даже звёзды слегка зарумянились от этого луча. Дора, сдерживая улыбку радости, спросила строго, во что будем играть; в Олимпиаду никто больше не хотел; а во что тогда? Все стали галдеть, спорить и перебивать друг друга; каждый предлагал своё; Дора навязывала всем тригонометрию и труд, остальные: кто в гуси-лебеди, кто в штандор; но никому ничто из чужого не нравилось и дружеский спор опять грозил перерасти в вольницу громокипящую.
      – Стоп! – крикнула Оля. – Внимание! Давайте играть в цыган!
      – Как это? – спросили все.
      – Мы на них похожи! Говорим все разом, летим неизвестно куда и питаемся, как попало.
      Все попытались снова завопить, но тут Дора гаркнула:
      - Тишина в классе! Оля, выйди к доске и расскажи  нам, кто такие цыгане?
      И Оля вышла и рассказала всё, что знала о цыганах из  кинофильмов и книг.
      – Цыгане, это люди, которые всё время едут в кибитке. На остановках они немного воруют и гадают на картах. А вечером они пляшут и поют у костра.
      – Правильно! – сказала Дора. – а теперь расскажи нам, Оля, что поют цыгане на остановках?
       - Они поют ай-нэ-нэ нэ-нэ!
      – Продолжай. – кивнула Дора.
      – Утром цыгане садятся в кибитку и едут дальше.
      –  Правильно. Куда они едут? – спросила Дора.
      – Этого никто не знает. Я думаю, они и сами не знают.
      – Чё попало! – фыркнул Энике.
      А Дора рявкнула:
      – Тишина в классе! Продолжай, Оля!
      – Цыгане очень нравятся остальному человечеству!
      –  Правильно, Оля! – кивнула Дора. – Расскажи классу, почему?
      – Потому что они весёлые. – предположила Оля.
      – Играем в цыган! – заключила Дора.
      – Нам нужны атрибуты, –  предупредила Оля.
      –  Правильно! – кивнула Дора, – Оля, расскажи классу, что такое атрибуты!
      – Это специальные вещи. По  ним нормальные   люди понимают, что перед ними цыгане.
      –  Дети! Запомните это важное слово – атрибуты! – обратилась Дора к классу, – А теперь Оля нам расскажет, где же  эти  специальные вещи лежат?
      – Я думаю в трюме. Там полно всего…
     А Дора, вместо того, чтоб поставить двойку любимой ученице, внезапно сорвалась с места, и, расталкивая всех,  рванула в трюм. Ну, а за ней и весь класс покатился.
     
     
     – Ай, расскажи, расскажи, бродяга,
      Чей ты родом, откуда ты-ы…
      Ай, да я не зна-аю,
      Ай, да я не помыню… – Плакал  Энике  на удивление красивым тенором. В ухе у него дрожала золотая серьга.
     – Романэ! –  неожиданно для себя выкрикнула Оля незнакомое слово.
      – Нэ, нэ, нэ, нэ… –  угасающе проныл табор.
      А Энике, своим необыкновенным тенором, сильно грассируя, пожаловался дальше:
      – Меня солнушко пригрело
        Да я уснул, да не помыню я ничего…
      – Романэ! – вновь выкрикнула Оля  тревожное слово. Оно было и наглое и ласковое одновременно.
      – Нэ-нэ-нэ-нэ… –  успокаивающе отозвались её братья-скитальцы.
      – Я цыганка Валя!
      – А я цыганка Ляля!
      Оп шты!
      Далю далю!
     
      На Вале намотана юбка  из павлопосадской шали. Юбка пламенеет розами, а по краю бахрома. Ляля главнее, и на ней атласные волны, зелёно-лиловые; волны ходят от ног до волос; в волнах белые руки мечутся; в волосах  горит цветок; и  дородная Ляля трясёт плечами. Зато тщедушная Валя быстро-быстро перебирает белыми туфельками – гармошка пилит простые звуки – туфельки трещат по палубе и  ручки-спички взлетают вверх!
      Ой да нэ!
      Оп оп оп!
     
      Коротышка Энике, кричит, что он цыган Серёжа – пошёл шнырять между юбок; вскидывает ноги, стучит себя по коленкам.
      Оп шты шты шты!
       Ходи ходи ходи!
     
      Пучеглаз выпрыгивает из аквариума,  вертит двойное-тройное  сальто и рушится обратно, не промахивается  – отъявленный цыганёнок!
      Драдалю да лю да ля!
      Ой, да нене, не не не!
      
      И, старый – пиджак на голой груди, штаны с лампасами, ноги босы – цыган  Яша мнёт гармошку в чёрных клешнях; был когда-то моряком…
      Баган баган рамалэ!
      Баган баган гявалэ!
     
      А вот и деньги посыпались! Цыгане любят деньги! В волосах, в складках одежды застревают монетки… Вертится, вертится на белых туфельках цыганка Валя под денежным дождём! Полная пазуха монеток! Месяц Ясный  потешается наверху; в алой рубахе, в широких штанах, заправленных в новые яловые сапоги, праздничный; исхудалой рукой сыплет горстями мелкое испанское серебро на головы табора …
    
      Ай ту Коля, чёрный цыган,
      Выходи гулять на выгон!
    
      Кто это сказал?!  Встала столбом цыганка Валя. Задрожала вся.
     
      Ой, да нанэ, ай, да нанэ,
      Ой, да нэ, да нэ!
 
      – Я больше не играю, – объявила Оля и все сразу стихли.
      Оля разматывает свою павлопосадскую  юбку и аккуратно складывает:
     – Верните в трюм. Я больше не Валя.
     – А я не Ляля…
     – А я не Серёжа.
     – А я не Яша!
     
      «Как хорошо, что мы вовремя остановились. Как хорошо, что у нас нет никакой кибитки», – размышляла Оля, вытряхивая монетки из волос.
 
      Ночевать решили прямо здесь, на палубе, вповалку. Натащили подушек, благо, на плюшевом диване их были горы; нарезали из запасного паруса одеял и повалились, кто где, сморенные буйной вечеринкой.
     
      Ночью кто-то сильно толкался и возился у Оли под боком.
      «Энике. – догадалась сквозь сон Оля. – Малыши боятся ночи. Не потому, что она тёмная. А потому что она грандиозная.»
      И всю ночь  ей снились какие-то костры, а за ними,  на дальнем лугу, Коля. И был он в красной рубахе и весь чёрный. И Оля плакала.
 
      – Пожар!!!
      Что? Где? Кто горит? Где громят?
      – Пожар!
      – Спасите- помогите! Горим!
 
      Энике закричал про пожар. Спросонья все начали метаться, сшибаться друг с другом, спотыкаться и падать.
      Оля тоже  заметалась было, но тут же всё поняла.
      – Пожара нет. Это солнце!
      И все  стали смотреть, как восходит солнце.
      Пока оно всходило, всё вокруг горело; действительно, спросонья можно было решить, что пожар. Но вот оно взошло и стало яркое, свежее утро.
      – Доброе утро, друзья мои! – сказала Оля.
      – Доброе утро, подруга! – сказали все.
      – Будем серьёзными людьми! –предложила Оля.
      – Будем! – согласились все.
      – Чем правильнее мы всё будем делать, тем быстрее мы найдём Колю!
      – Больше никаких игр! – догадались все.
 
      - Так! Всем построиться! Начинаем утреннюю гимнастику! – Дора была в спортивном трико, на груди у неё болтался свисток. – Руки в стороны, ноги на ширине плеч.
      Дора показала – как. Все так и сделали.
      «Только бы ничего не случилось! Всё идёт так прекрасно! Наш корабль плывёт очень быстро! И никаких вокруг преград!» –  размышляла Оля, приседая под диктовку Доры.
      – Ходьба на месте! – объявила Дора, – Носок тянем вниз, подбородок вверх.
      И, тяня подбородок вверх, Оля невольно взглянула на небо. Она увидела там крошечную чёрную точку. Пустяковую. Тучку.  Мало ли какие тучки заводятся в летнем небе? Но, пока она шла на месте, тучка стремительно увеличилась. Увеличиваясь, она столь же стремительно приближалась к кораблю; физкультурники усердно маршировали, а Оля, не сводя глаз с птеродактиля, или дракона, или Змея Горыныча, кто он там был, думала: «Пронесёт или нет?» Должно было пронести, потому что, сколько же можно невероятных событий на одно путешествие? Но нет, накрыв корабль мрачной тенью, чудовище спикировало вниз, на палубу и, схватив когтями Дору, тут же взмыло с нею вверх. Это произошло так стремительно, что некоторые ещё продолжали маршировать на месте, а некоторые бездумно уставились вслед улетающей Доре. Никто ничего не понял. А корабль стал тонуть.
      Да, «Мокрый кот» тонул. Вода уже вовсю плескалась на палубе, достигла щиколоток, потом колен Оли. «Главное, без паники! – подумала Оля. – Всегда найдётся выход!» Но выход не нашёлся –  славный корабль, тяжело застонав, разломился пополам, и  Круглое море поглотило его.
                                                 КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
07.08.21.

Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы

Поделись
X
Загрузка