Проза

Роман-игра

Часть 2

 

 

                                            

Глава 14

 

Плыви  моя дверь!

                                              !

      Капитан Яснов показывал Оле морскую карту, на которой он выстроил курс «Мокрого кота». Он терпеливо объяснял пассажирке все подводные течения, рифы, отмели, погодные условия, туманные напасти, атмосферные внезапности и прочие каверзы Круглого моря. Получалось, что Несусвета они достигнут очень скоро. Буквально после завтрака! Конечно, капитан Яснов был не кто иной, как Месяц Ясный. Но он так превосходно управлялся с астролябией! И, к тому же, вместо богемных лохмотьев на нём теперь был белый капитанский китель с широкими галунами на рукавах, строгие синие брюки и блестящие ботинки. А на белокурых кудрях красиво сидела капитанская фуражка с золотой кокардой в виде якоря, овитого цепью. Становилось празднично на душе от одного только вида этой великолепной  амуниции!

       - Раз-два-три! – весело воскликнула Оля. 

      Яснов отвёл глаза и поёжился.

      Оля лишь пожала плечами. Она сама не знала, зачем  выкрикнула «раз-два-три». Она не помнила ничего из ночного приключения. (Такова целебная сила лунного света!) Правда, ей приснился забавный сон, будто бы её, потерянная где-то шляпа-треуголка с кудрявым пером, грустно плавает в открытом космосе совершенно одна. «Вот будет смешно, если какой-нибудь старенький астроном обнаружит мою шляпу и решит, что это новая планета!» - девочка хихикнула. Настроение у неё было превосходное! К тому же, она ведь была пассажиркой на «Мокром коте», а не моряком: дел-забот у неё не было, поэтому и побежала вприпрыжку на палубу – тан-це-вать!

 

       - Раз-два-три! - Оля закружилась в вальсе по чисто вымытым доскам палубы.     Ах, в доме культуры железнодорожников все поразятся, как она вальсирует! И её возьмут на конкурс! И она получит приз!

      Дора Помидоровна на камбузе гремела кастрюлями – готовился завтрак. Из открытого люмика неслись восхитительные запахи жареной картошки и какао.

      - Трам-там-там! И помидоры! – напевала Дора, тряся головой в такт Олиному вальсу.

     Пузатый Матрос весело крутил штурвал. Ноздри его трепетали – он тоже чуял запах жареной картошки.  И даже Энике не приставал к Оле со своими глупостями. Выдраив до бела доски палубы, юнга-Энике  смирно сидел на  стопке спасательных кругов и  что-то рисовал в альбоме яркими фломастерами. Ведь могут же младшие сами себя развлекать, а не приставать к старшим с бесконечным нытьём – поиграй да поиграй со мной!

      Раз-два-три! Когда Оля найдёт Колю, они вернутся домой, и жизнь войдёт в прежнюю колею!

      Раз-два-три! Оля подарит Коле свои новые фломастеры в двадцать четыре цвета!

      Раз-два-три! Хорошо! И новый альбом  для рисования тоже…

      Раз-два-три! Потому что она не будет художницей. Она будет балериной! И поступит в хореографическое училище. В Новосибирске!

      Раз-два-три! Или лучше в Москве? Новосибирское училище славится на всю Сибирь. Зато московское –  главнее!

      Раз-два-три! Балеринам нельзя ни жареной картошки, ни шоколадных конфет…

      Раз-два-три! Возможно, Оля станет актрисой. Будет играть роли в спектаклях.  Или станет врачом, как папа…  Чтобы лечить людей. А танцевать она будет для детской площадки.

      Раз-два-три! – Оля до того дотанцевалась, что у неё закружилась голова. «Передохну минуточку!» - решила она и привалилась к перилам фальшборта, отдышаться. Она снова подумала о конкурсе в ДКЖ и о призе. Ей вручат грамоту, медаль и большой букет. «Интересно, что скажет Витька Чапкин?» -  грезила девочка. И тут она услышала всплеск за бортом. Перегнувшись через планширь, Оля посмотрела вниз и просто обомлела!

      У неё всё ещё кружилась голова, но то, что она увидела за бортом корабля, было реальностью, вне всякого сомнения!  И зрелище это было чудовищным! Несуразный, собранный будто бы изо всякого плавучего хлама, нелепо огромный, простирающийся во все стороны моря плот был нагло пришвартован к «Мокрому коту»!  Плот состоял из каких-то досок, листов  вздутой фанеры, пары сломанных столешниц, дырявой надувной лодки, которая только собирала воду и тянула плот вниз, автомобильных камер,  целых секций дачных заборов, качелей, перил, поддонов, бидонов, канистр, мольбертов, семейных альбомов, ёлок, люлек, веретён, собачьих будок и даже одной телевизионной антенны, ни к селу ни к городу примотанной скотчем к катамарану. Казалось, тот, кто собрал это несуразище, не понимал разницы между строительными материалами и обычным мусором – мёртвыми обломками когда-то гордых вещей. Естественно, края плота обламывались и расплывались на все стороны Круглого моря!

      - Одно хорошее, одно нужное, одно ценное… - бормотал Торба, пытаясь загрести зонтиком расползающийся хлам.

   Ну, конечно! Кто ещё мог соорудить такую безлепицу? Соорудить-то он соорудил, но на сооружении не было ни паруса, ни шеста, ни весла. И как управлять этим горе-плотом? Нагромождением всего ненужного? А вот как! – хитрый Торба примотал  верёвкой своё плавсредство к борту «Мокрого кота» и нёсся задарма под чужим парусом! Ай, хитрец! Ай, пройдоха! Какой ловкий старик!  

      Но теперь-то он не уйдёт. Оля сообразила, что звать на помощь друзей – только время терять. К тому же плот так разваливался, разъезжался под ногами Торбы, что Оля боялась – бултыхнётся в воду Дикий Старик! И  поди, ныряй, выискивай его в кромешности! А уж она давеча нанырялась вдосталь!

       «Даже плоты не умеет строить этот Торба!» – сердилась  девочка, бегая вдоль фальшборта и высматривая, на что бы прыгнуть в этом зыбком месиве  сумасшедших предметов.

      И тут она заметила дверь. Одним концом дверь была примотана к мольберту, на котором плакала картина, другим к прошлогодней ёлке с осколками игрушек.  Твёрдая квартирная дверь. Отличная!  Прицелься и прыгай! Вглядевшись, Оля даже разобрала номер на дверной табличке – 50…  «У нас тоже квартира номер 50!» - удивилась Оля. Дальше она заметила, что и дверная ручка в точности такая же, как у неё дома… «Это наша дверь!» - обожгла догадка.

      Оля прыгнула!

      Дверь не подвела. Сильно качнувшись и зачерпнув воды, она устояла под ногами девочки. Лишь картина на мольберте, умывшись солью, ещё больше побледнела, а ёлка с другой стороны двери мигнула недогоревшими лампочками.  Расставив для равновесия ноги по-пиратски, Оля выхватила саблю.

      - Кто тут стыд потерял окончательно?! –  зычно  гаркнула флибустрьерка.

      Торба подпрыгнул от неожиданности и застыл, согнувшись в коленках и выпучив глаза на мокрую девчонку с саблей. Ему казалось, что она прямо с неба упала. Сильно удивился старик!

      - Торба! –  продолжала Оля, – Вы украли не только Колю, а даже нашу дверь! А это уже вообще – наглость!

      Это была чистая правда, поэтому Торба промолчал. Но, когда Оля взмахнула саблей, Торба ловко раскрыл чёрный зонт и заслонился им от нападавшей.

      - Стыдно стало? – уличила Оля. – За зонтиком прячемся? А воровать чужих детей и чужие двери не стыдно было?!

      Вместо ответа Торба начал крутить раскрытый зонт, надеясь, что монотонная круговерть утихомирит крикунью.

      - Глупое поведение! – усмехнулась Оля. – Сражайтесь лучше! А-то я скажу всем, что Торба трус!

      «И говори! А нам чихать! А нам – до лампочки!» -Торба не собирался сражаться, он собирался драпать. Пятясь в своих блестящих калошах, с роскошным гречишником на голове, в чёрном драповом пальто, подпоясанном бельевой верёвкой, хитрый старик вертел перед собой зонт и, приседая, чтоб не виднеться, прятался за ним.  Чтоб даже шляпочка его не торчала из-за зонтища чернущего! Чтоб от него отстали все и дали ему плыть по своим торбяным делам!

      «Может, она исчезла? – надеялся Торба, не видя Оли из-за зонта.  – Сгинула?  Свалилась в прореху? Утопла, надеюсь!» Но Оля никуда не свалилась! Она наступала! Она прекрасно знала, кто прячется за вертящимся зонтом!  

      Но вот она подошла к самому краю двери.  Та под её тяжестью угрожающе накренилась. Бечёвки, прутики, лианы, верёвки и даже нежные вьюнки в розовых цветочках – всё, что скрепляло дверь с остальными частями плота, угрожающе затрещало и заныло, готовясь порваться, и воинственная девочка догадалась, что Торба хитро заманивает её, чтоб она провалилась в какую-нибудь щель, которых множество было в этом дурацком плоту. «Коварный! -  расстроилась девочка и вздохнула, - Если он всё подряд ворует, что только в голову взбредёт, то о благородстве не может быть и речи!» Но потом она подумала, что старики, в принципе, должны быть добрыми. Не зря же говорят – старый да малый. Дети добрые, даже самые противные. И то же – старики. И Оля решила задобрить Торбу.

      - Можете оставить себе нашу дверь! – сказала Оля ласковым голосом. – Мы обойдёмся. Отдайте нам одного Колю. Нам без него нельзя!

      Торба выглянул из-за зонта. Он не верил ни единому слову лохматой девчонки в белом балахоне, которая, казалось, парила над мокрой дверью и размахивала саблей. Огоньки старенькой ёлки отсвечивали в лужицах под её ногами, и это делало картину неописуемой.

     - Ты привидение? – спросил Торба.

      Оля даже поперхнулась от неожиданности.

     - Почему это?

     - Я вить, страсть, как призраков боюся!

      Честная Оля призналась, что она живая. Ей бы приврать, что, да, я призрак, вот сейчас напугаю… кондрашка хватит! Но она как-то не сообразила. А Торба, видя, что она обыкновенная, приободрился и начал дразниться:

      - Поймай, потом пугай!

      Стал махать зонтом и прыгать – бдительность потерял!

      Оля же окончательно разозлилась. Она выбросила вперёд руку с саблей, зацепила зонт и рванула его к себе. Зонт прилетел к Оле, а Торба остался без укрытия.

      - Коля или жизнь?! – крикнула воительница, и противник бросился наутёк.

      Плот заходил ходуном под его ногами, крепления угрожающе заскрипели… Оля даже не успела броситься в погоню за Диким Стариком, как плот стал разъезжаться во все стороны: катамаран с антенной внезапно заработал, и стрекоча,  рванул куда глаза глядят; доски, скалки, люльки, склянки – все раскатились, кто куда; целый косяк пластиковых бутылок, подхваченный лёгким течением, задумчиво  двинулся в открытое море; рваная лодка, наконец,  шумно вздохнула и пошла ко дну;  а  дачный забор встал дыбом и окончательно отрезал Олю от Торбы.

      Оля видела сквозь просветы штакетника, как Торба скачет по тонущим предметам, как уходят они у него из-под ног, как он машет руками, выливая воду в воду, и как отчаянно сверкают его калоши. Олина дверь, освобождённая от пут, лениво кружилась вокруг своей оси, в то время как течение тихо сносило её вдаль от плота…

      Расстояние между ней и Торбой неуклонно увеличивалось, а Оля потерянно стояла на своей двери. Она ничего не могла поделать! Ни-че-го!

      Вот Торба оступился и  шлёпнулся в воду,  шумно завозился, цепляясь   за край детской пластиковой ванночки. Попытался перевалиться в неё, но лёгкая ванночка вывернулась из-по  него и накрыла собой глупую фигуру. «Всё пропало! – отчаялась Оля. – И Торба погиб! И Колю я не найду! Мне ведь даже нечем грести, чтоб подплыть ближе!»

      Тут морская поверхность покрылось мелкой рябью – подул ветерок. Дверь дрогнула и медленно тронулась по направлению к ванночке. Но слишком медленно она двигалась! Тогда Оля раскрыла зонт и выставила его по направлению ветра. Ветер наполнил зонт, как парус,  и дверь стрелой полетела вперёд.

      Вжик! – Оля пронеслась  мимо ванночки! Промахнулась!  Но сообразила повернуть  зонт против ветра и тот принёс её обратно. Оля зацепила ручкой зонта край ванны, качнула, толкнула, и ванна перевернулась обратно.

      - Вот ваша лодка! – крикнула Оля, и Торба шумно вынырнул, уцепился за край, зафыркал, закашлял  и тяжело шмякнулся  на дно.

      - Где мешок? – встревожилась Оля.

      Торба, хрипя и плюясь водой, приподнял гречишник и извлёк из-под  него мешок. В мешке молчали.

      - Они утонули? – ужаснулась Оля.

      Торба встряхнул мешок и тревожно приложил к нему ухо – в мешке заорали.

      - Выпустите их всех! – приказала Оля.

      - Куды всех-то? От-намокнут! От-захворают! А-то разбегутся? А – потопнут? Ты нырять возьмёшься?

      - Колю выпустите хотя бы!

      - А я знаю, кто там Коля, кто не Коля?

      Торба вновь встряхнул мешок, и малые детушки заголосили ещё истошнее!

      - Коля! Ты меня слышишь? –  кричала Оля, сложив ладони рупором у рта, и мешок отвечал ей дружным рёвом множества рассерженных малюток. - Я тебя вытащу из мешка! И остальных детей спасу! Всех вас спасу, дети мои!

      Пока она утешала плачущий мешок, Торба возился на дне ванны. Ванна была глубокой и Оле не было видно, что он там вытворяет. А Торба достал из кармана моторчик и ловко припаял его к краю ванны. Потом гордо выпрямился во весь рост и протарахтел злорадным голосом:

После чего дёрнул за верёвочку, мотор взревел, ванна, взрезая воду, рванула вперёд, и Олина дверь закачалась на пенном кильватере, оставленном лихим судном – Торба унёсся за горизонт. А Оля осталась одна.

 

      И замерла в полном штиле… Вот она, очередная безбрежная пустынность, которая так свойственна Круглому морю. Всё вокруг было солнечным и синим. Дверь, казалось, застыла посреди водной глади. «Но я ведь, не в первый раз застреваю, - подумала девочка, - А, когда наступит ночь, капитан Яснов выйдет на небо и увидит меня. Он проложит курс до моей двери, «Мокрый кот» придёт и заберёт меня. И тогда уж мы догоним Торбу, несмотря на все его моторчики!» Это были настолько здравые,  практические мысли, что Оля совершенно успокоилась и даже немножко заскучала. «Чем бы заняться?» – вертела она головой по сторонам, сидя на краю своей двери №50 и болтая ногами в воде. Но ничего нигде не было. Тогда она решила посмотреть в дверной глазок – вдруг с той стороны кто-нибудь стоит?

      Оля легла на живот и припала к дверному глазку. Естественно, она ничего не увидела. Кроме воды. Но, представив, что ей придётся сидеть посреди моря одной! Пока они там позавтракают!  Пока Дора Помидоровна поставит всем двойки! Пока спохватятся, что главной-то двоечницы нет!  Пока Месяц Ясный вскарабкается на небо и оглядится, и заметит её! А ей что прикажете делать всё это время?

      - Ночь, давай, скорее! – приказала Оля. –  Начинайся! А-то я потерялась! Нужны звёзды, нужно, чтоб Месяц Ясный меня увидел!

      Но небо было синим и солнечным. День не собирался кончатся ради  прихоти этой  девочки.

      Тогда она снова припала к глазку. Глубокая прозрачная вода была внизу. И ни одной живой души там. Тук-тук-тук! - постучала Оля в дверь. «Интересно, я снаружи или внутри?» - подумала она. - Обычно стучат снаружи внутрь. Никто не стучит, например,  из квартиры в подъезд. Или из школы – во двор. Или из ДКЖ на улицу.» Но здесь не было ни квартиры, ни ДКЖ. Были только дверь и море,  Оля на двери; и она забарабанила в  неё обеими руками:

      - Откройте, пожалуйста! Немедленно откройте! Я тут совсем одна осталась!

 

     Послышался щелчок замка.  Дверь дрогнула и начала открываться! На секунду мелькнула надежда, что вот, сейчас дверь откроется и она попадёт в свою собственную квартиру! Дверь медленно поднималась вверх передним краем, вторым же погружалась в воду. Оля, чтоб не скатиться в воду, вцепилась в верхний край и поднималась вместе с ним. И вот, когда дверь наконец встала на ребро, вертикально застыв над поверхностью моря, Оля, перевесившись через неё, заглянула в то место, которое дверь открыла. И немедленно прыгнула.

 

 

      

      Очередная бездна оказалась глубокой и довольно широкой воронкой. Оля прекрасно в ней уместилась. Она летела, держа над головой раскрытый зонт, который, наподобие парашюта, замедлял падение. «Наверное, это специальная труба, - размышляла она. – На земле по трубам идёт вода. Значит, в воде по трубам идёт воздух. Потому что это логика!  Интересно, куда эта труба ведёт? И кто её проложил?» Дома у Оли, в кладовке, за чёрным пальто хранились стопки старого журнала «Вокруг света». Девочка любила, сидя вечерами в кладовке, уютно завернуться в душные полы пальто и читать про разные путешествия. Особенно ей нравились истории про затонувшие города. Она даже собиралась записаться в секцию подводного плавания. Ей казалось, что, если хорошенько нырнуть, то в конце обязательно налетишь на что-нибудь необыкновенное.

      «Вот бы наткнуться на Атлантиду!», мечтала девочка, несясь по воздушной трубе вниз.

      Летела она так долго, что даже устала. Всё-таки это довольно скучно – лететь под зонтиком вниз по трубе безо всяких событий и случаев!

 

      А, тем временем, одинокая  рыба Лопата возвращалась с базара пешком. Мимо сновали разные рыбы и рыбки. У  рыбы Лопаты никогда не был детей. Но, зато она вынянчила практически всех мальков Круглого моря. Надо ли удивляться, что все эти снующие чешуйчатые весело здоровались с ней? И она им кивала приветливо и с достоинством. Все рыбы плавали, шевеля плавниками. Шла только рыба Лопата. Потому что плавники её были как ноги. Она и шла ими. Перед собой рыба Лопата катила продуктовую тележку, (однажды, кругами опустившуюся к ним с поверхности  на дно); тележка полна была всевозможных деликатесов. Тележку она головой катила, потому что рук у неё не было – одни ноги; зато голова была большая, широкая, костистая и очень славная. То есть голова была не только славная, но и удобная. Большим и сильным лбом  рыба Лопата катила свою тележку, а добрыми глазами лупала на роскошные деликатесы, лежавшие внутри. Рыба Лопата широко улыбалась до самых жабр, так ей было радостно смотреть на содержимое тележки. Здесь были: два килограмма свежайших червяков, баночка дафний в собственном соку, брикет прессованного планктона,  связка водяного ореха, пучок морской капусты, пачка коралловой муки для пирожков и, наконец, бутылочка лимонада «Огонёк» -  бодрящей настойки на редких микроорганизмах, названия которых не знала даже рыба Лопата; но без которых не обходился ни один праздничный обед, потому что они были не только крайне питательны, но ещё и красиво светились в темноте; а  поверх всего этого изобилия лежал новенький воздухариум; и это был единственный предмет, который портил настроение рыбы Лопаты; но она не могла не купить его на базаре, потому что старых воздухариумов уже не хватало…  Глаза рыбы Лопаты наполнились слезами, когда она подумала, для чего нужны эти стеклянные квадратные ёмкости… но что она могла, безответная повариха?                           

      В этот момент боевой отряд летучих рыб пронёсся мимо, и, хотя воины даже не взглянули в   её сторону, сердце чуть не выпрыгнуло из груди Лопаты, а плавники её подкосились. «Если б мне на голову упал якорь, я бы и то меньше испугалась,» - подумала бедная рыба, и в тот же миг кто-то упал ей на голову!  « Погибла! –решила несчастная. -  Прощайте, друзья мои!» И она начала мысленно перебирать имена всех, с кем, умирая, прощаются – а это был практически весь подводный мир, поэтому прощание заняло бы примерно месяц; как вдруг с головы её свесились чьи-то юные ноги и начали дрыгаться перед самыми её глазами. «Вот и предсмертные видения, - догадалась страдалица. – Сухопутные ноги. Выглядят мило… не хуже моих». Но тут эти милые ноги с силой лягнули её в нос. Рыба Лопата подпрыгнула от боли и обиды. Но зато она поняла, что не умирает! А поняв, разозлилась очень! Энергично встряхнувшись, рыба Лопата  сбросила  со своей головы  невоспитанные ноги! Ей хотелось посмотреть в лицо своему обидчику. Но, вместо лица, над ногами вертелся большой чёрный зонт. Рыба Лопата, на всякий случай, глубоко закопалась в песок. Зонт бегал туда-сюда – у самых её глаз и вертелся-вертелся.  Лопата поворачивала свои выпуклые глаза вслед за бегающим зонтом, размышляя, что бы предпринять! Наконец она набрала полный рот песка и с силой плюнула им в зонт. Зонт замер.  И одна нога под ним почесала другую.

      Это, конечно, была Оля. Когда она вылетела из воздушной трубы на дно морское, вода вытеснила воздух под купол зонта и ей самой пришлось засунуть голову под самый купол, чтоб дышать. Воздуха там было очень мало, только-только помещалось лицо – приходилось носом утыкаться в зонт, а вода плескалась у самого подбородка. Поэтому Оля ничего не видела – ни куда она попала, ни на кого  упала – вокруг был безбрежный чёрный зонт; и Оля наугад прыгала по морскому дну, практически вслепую, пытаясь нащупать хоть что-нибудь понятное! А тут – р-раз! – и что-то ударилось в её зонт! Да так сильно, что у Оли зазвенело в ушах. Это был песочный плевок рыбы Лопаты. «Кто-то нападает. Надо намекнуть, что я добрая, – поняла Оля. – Но как? Но как?!». Она не могла высунуться из-под зонта и сказать: «Здрасьте, я добрая!» Всё, что она успела бы, это начать «здра…» и захлебнуться. И вертеть зонтом она тоже не хотела, чтоб лишний раз не раздражать неизвестно кого.

       Тем временем рыба Лопата готовилась ко второму плевку. Вместе с песком она набрала в свой  ёмкий рот кучу острых камешков… Глаза её выпучились от натуги, а щёки раздулись, как шары.

       Как Оле спастись? Ну, как?! Второй атаки зонт может не выдержать! Да и воздуха оставалось совсем мало! Вдруг Оля вспомнила  спасительное слово и в последней надежде  выставила ногу  в сторону; вытянув её как можно дальше,  носком кроссовка она начертала на морском песке большие буквы SOS. Даже если тот, кто плюётся, не умеет читать, это короткое слово он поймёт –  ведь это кругосветный крик о помощи!

      Рыба Лопата свесила свои глаза на буквы, с минуту разглядывала их и вдруг  закивала, закивала укопанной в песок головой - всё поняла! Лопата выдралась из ямки, энергично отряхнулась, подняв песчаное облако, а потом она подползла к продуктовой тележке, и, схватив воздухариум, метнулась к зонтику с ногами. Она наклонилась, заглянула под купол и гулко крикнула вглубь:

      - Эй, там! Задержите дыхание!

      После чего сдёрнула зонт с неизвестной головы и быстро водрузила на его место воздухариум.

      Сквозь квадратное стекло на неё смотрела лохматая сухопутная девочка с  голубыми глазами.

      - Здравствуйте! Меня зовут Оля, - глухо назваласьсухопутная;  приплюснувшись лицом к стеклу, она старалась разглядеть мутную рыбу.

      -  Здравствуйте! Меня зовут Лопата, - церемонно назвалась рыба Лопата, стараясь не улыбаться.

     Это  пучеглазое, расплющенное о стекло личико в обрамлении  лохматых кос, веснушки на скошенном о стекло носу, острые кривоватые зубки – напомнили рыбе Лопате её самое в далёкой юности! Ах, как будто она сама себе на голову упала! Где ты, юность! Где тебя носит, мотает, пока я тут ползаю по самому дну, придавленная повседневными заботами! «Милая Сухопутка!» - мысленно назвала рыба девочку. 

      А девочка, между тем, ощупывала снаружи квадратный воздухариум, стоящий у неё на плечах и, наконец, воскликнула:

     – Большое спасибо,  дорогая рыба Лопата!

      Оля догадалась, что эта приплюснутая рыба с бугристой головой, которая изо всех сил старается не улыбаться, но во все глаза пучится на неё, что она спасла её от утопления!

      - Какой удобный аквариум. А-то ведь я под зонтиком ничего не видела. Практически.

      - Это воздухариум, - поправила рыба Лопата, содрогнувшись от слова «аквариум», а потом сказала про зонтик. Да, у них никто зонтиками не пользуется. Потому что сквозь них не видно ничего. Практически.

      «Ну конечно! – восхитилась Оля, - У нас аквариумы с водой, а у них воздухариумы с воздухом! А зонтики им не нужны совсем, потому что они привыкли жить в мокром!»

      - А я летела-летела, потом – бах! И сразу вы!

      - Аналогично! – кивнула Лопата. – Я шла, шла, потом – бах! И сразу ты!

      - Скажите, я вас не ушибла? - девочка проявила заботу.

      - О нет, ничуть! –  любезно солгала ушибленная.

      Оля с любопытством осмотрелась вокруг.

      - А где тут у вас Атлантида?

      - У нас такого нету, - растерялась рыба, а  Оля устыдилась – невежливо требовать большего, чем тебе могут предложить.

       - А у вас есть какой-нибудь город? – поинтересовалась Оля.

       - Бултыханск. – ответила рыба Лопата. – Город  наш родимый Бултыханск.

      После этого обе замолчали. Оля ждала, что рыба Лопата пригласит её посетить город Бултыханск, осмотреть достопримечательности и познакомиться с жителями. А рыба Лопата обмирала от страха, что девочка попросится  на экскурсию.

      «Что же делать? Не могу же я одна бродить тут со стеклянной банкой на голове? – тревожилась Оля. – Я не знаю, какие тут порядки! А вдруг я никому не понравлюсь?»

      «Что же делать? Не могу же я привести её в Бултыханск! – волновалась Лопата. – Это произведёт эффект разорвавшейся бомбы!»

     

      Обе в упор разглядывали друг друга. «Я ведь её совсем не знаю! И у неё выпученные глаза!» - думала девочка. «Какая она, всё-таки сухопутная, – думала рыба. –Хоть у неё и выпученные глаза!»

      Глаза у обеих были выпучены потому, что на них давили мегатонны морской воды.

     Но, чем больше они молчали, тем больше Оле хотелось в Бултыханск. И вдруг ей на ум пришла блестящая мысль: 

      - Хорошо бы подружиться городами!

      - Как это? – удивилась Лопата.

      - Предположим, бултыханчане приезжают к нам в Ельцовск, и мы устраиваем праздник в честь вас. А потом ельцовчане заныривают к вам в Бултыханск, и вы устраиваете праздник в честь нас. Это называется города-побратимы! Это очень весело!

      Слабая улыбка заиграла на морщинистом лице Лопаты.

      - Наши любят праздники! – закивала она.

      - Наши тоже! Фейерверки, концерты, угощения!

      - Угощения! – рыба вновь впала в ступор.

      Она кое-что слышала и о сетях, и о крючках. С горечью она поняла – мечта об общих фейерверках недостижима!

      - Рыбам с вами не  по пути! – вздохнула пожилая Лопата, с сожалением глядя на сухопутного ребёнка - такую загорелую, такую вертлявенькую Олю…

      - Отчего же! Отчего же! – горячилась Оля. – Мы вас любим! Любим! Вы даже живёте у нас в аквариумах!

      Зачем только она это сказала!

      - В аквариумах! –взвилась рыба Лопата. – В аквариумах?! Значит, это правда!

     Лопата впала в неистовство! Она затопала на месте, затрясла головой и стала разевать рот, полный острых зубов. Она хлопала ртом, раздувала жабры и вращала глазами. Плавник на её спине встал дыбом, ощерясь острыми шипами. Напрасно Оля сбивчиво объясняла, что в аквариумах живут только очень маленькие рыбки, вот такие вот, с ноготок! и никто их не обижает, а – наоборот! Рыба Лопата высоко подпрыгивала и плюхалась на живот, взвихряя песчаные смерчи. И до тех пор шлёпала животом по донному песку, пока не замутила всю воду вокруг. Мало того - песок залепил стекло воздухариума и Оле приходилось всё время протирать его, чтоб ненароком не наступить на разъярённую рыбу, бушующую у  её ног. Наконец, выбившись из сил, та закопалась в песок по самые глаза.

      - Вы напрасно спрятались. Я вас всё равно вижу! – сказала Оля, слегка язвительно. Она немного рассердилась  на нервную рыбу. Но та лишь  мученически закатила глаза. Тогда Оля осторожно приблизилась к ней:  - Эти рыбки настолько крошечные, что они не смогут жить в настоящем море! Они там заблудятся! А в аквариумах им уютно.

     При слове «аквариумы» рыба Лопата задрожала мелкой дрожью, песчинки посыпались с холмика, в который она закопалась, а сердце девочки сжалось от сочувствия к старушке.  Она присела на корточки  перед песчаной горкой, мимоходом подумав, какое это жалкое убежище, из которого, к тому же, отчётливо виднелась большая серая голова  оскорблённой рыбы, и  нежно положила руку на её широкое костистое темя.

     - Им хорошо в аквариумах, этим маленьким рыбкам…

     Лопата в изнеможении закрыла глаза.

    Маленькая рука девочки согревала холодную голову рыбы… и та силилась понять, приятно это или противно?

     Оля рассказывала, сама увлекаясь своим рассказом, как весело живётся аквариумным рыбкам; как за ними ухаживают дети; какие водоросли растут в аквариумах – целые джунгли! Какие камешки, раковины лежат на дне и даже стоят настоящие домики, сделанные из ракушек. А счастливые маленькие рыбки снуют туда-сюда, туда-сюда и верят, что это море…

 

      …Юная Лопата стояла на краю света, замерев от восхищения. Её костистое, сильное тело цепенело на ярком свету. Голый воздух тревожил и раздражал жабры. Но, не сказать, чтоб неприятно – кружилась голова и хотелось одновременно и плакать, и смеяться, дыша им. Горячее солнце сияло в синем небе. Его лучи лежали на голове и спине у Лопаты и грели, грели. Ей казалось, кожа её сейчас лопнет и бледная прохладная кровь вскипит пузырьками в кожных разрывах. Хотелось кого-то умолять! Но она не знала – кого! Впереди, до самого горизонта,  раскинулось  сухое золотое море. Над ним дрожало знойное марево.  Море было повсюду, куда ни глянь, и казалось, что голос, поющий о райских рыбках, идёт прямо из этих зыбких, шелковистых глубин. Голос был тоненький. Так поют дети. Да, это был ребёнок! Какой-то жаворонок начал было спорить с дитятей, да  надоело ему, и он взвился в синее небо,  вскрикнул и растаял там без следа. А  дитя тянуло  важно свою песню. Девочка это была! Очень звонкая! Она пела про райских рыбок, а Лопата  цепенела на зное, не зная, кого умолять. Сгорала Лопата.

      Поверхность моря колебалась под горячими струями воздуха, и в сухой его шелест  вплетались хрипы Лопаты – так она дышала. Лопата никогда ничего подобного не видела. Она была слишком робка для таких видений. Но вот, небывалый, незваный мир прямо напрыгнул на неё! И разлёгся перед глазами изумлённой рыбы. Лопата стояла на краю его. На коротких и крепких ногах. Но задыхалась она. Приземистая,  сильная, она готова была к длинным переходам. Но сохла она. Но пели, пели в море в этом сухом!

      Вздохнув до глубины жабр, опалившись, Лопата поволокла своё тело вперёд. Она найдёт поющую девочку. Она посадит эту дочку на свою широкую голову и они отправятся странствовать.  Вперёд и вперёд.  Куда глаза глядят. Только они двое – мать и дочь!

      Лопата вошла в море.  Надавила грудью на первые стебли, и они поддались, сгибаясь; Лопата проволокла по ним живот и – дальше пошла давить головой густые заросли. Продираясь сквозь сухие стебли и вздрагивая от их шелеста, Лопата малодушно подумала: «Хоть бы кто-нибудь побрызгал, хоть капельки две!» но тут же устыдилась такой слабости – не до неги сейчас; её дочка одиноко поёт в горячем море, и какая же она мать, если расквасится в эту минуту?!

      Она забрела уже далеко, уже в самую гущу спелых пшеничных дебрей. Уже близко дочь! Лопата уже слышала, как та пошевеливается среди тяжёлых колосьев. Шуршит дитя!  А колосья роняли на Лопату спелые зёрна. Мухи пролетали. Выпрыгивали кузнечики. Рыба равнодушно хватала их на лету, не глядя, проглатывала, раздвигая головой густые стебли и вдруг - встала! Как озарение, как вспышка пронзила маленький мозг Лопаты догадка – она уже была здесь! Она знает это место!  Значит… Значит… О, что же это значит?! Рыба Лопата сильно задрожала. Её израненные плавники-ноги налились свинцовой тяжестью, жабры, казалось, свернулись в трубочку, отказываясь принимать в себя чужеродный воздух; и  она  стала вращать глазами: вверх - вниз, назад - вперёд; вначале обоими сразу, потом каждым, как получится; надо поподробнее  разглядеть, наконец, это место; надо понять, понять что это такое – место это! но тут кто-то сильно дёрнул её за усы. Лопата шлёпнулась в обычный мир.

    

       - Рыба Лопата! Рыба Лопата! – Оля тянула Лопату за усы. Она испугалась, что рыба умерла!

      Рыба Лопата открыла глаза.

      - Пить, - простонала она хрипло.

      Оля схватила с тележки бутылку лимонада «Огонёк», свернула крышку и воткнула горлышко бутылки в пересохшие рыбьи губы.  Рыба Лопата раздула щёки, жадно глотая светящуюся жидкость, а, напившись, отпала от бутылки и удовлетворённо вздохнула.

      - Называй меня баба Лопа! – вымолвила она с неизъяснимой нежностью.

      Казалось, что даже чешуя её слегка светится, так славно она напилась «Огонька».

      Оля не посмела перечить экзальтированной рыбе, она лишь согласно кивнула своим воздухариумом.

      - А, знаешь, почему? – тонко улыбнулась рыба.

      - Почему? – кротко спросила Оля. Она всё ещё беспокоилась за её самочувствие.

      - Потому что ты не дочь моя!

      - Не дочь?! -  поразилась Оля.

      - Девочка моя  –  ты  же моя внучка! – выкрикнула,  в сильном волнении, рыба.

      - Ваша внучка?! – и растерялась девочка.

 

………

      «Почему бы и нет? – размышляла Оля, катя перед собой тележку, на которой, поверх горы деликатесов, сидела рыба Лопата и потирала натоптанные ноги. - Находят же родственников за границей. А я нашла бабушку на дне морском».

      Оля шла по узкой тропинке, густо заросшей водорослями, сквозь которые изредка посверкивали плиты какой-то древней дороги. По краям тропинки валялись поваленные мраморные колонны, настолько заросшие морскими растениями и ракушечником, что они казались девочке скорее донными холмами, если б не завитки капителей, видневшиеся то тут, то там сквозь вековые наросты известковых отложений. Оля, как настоящий путешественник, вертела головой во все стороны и старалась всё запоминать и понимать.

      - Какого века эти колонна? – спросила она у своей новой бабушки, залюбовавшись сахарным свечением  мрамора, кусками валявшегося поперёк тропинки.

      - Лучше спроси, какого века я! – сердито огрызнулась бабушка.

      - Но колонна старее вас! – заспорила Оля. – Она из древнего мира!

      - Я самая древняя в мире! – заупрямилась  Рыба Лопата.

      - Но живые не бывают такими древними… - и тут Оля вспомнила своих верхних друзей… сколько же лет Доре на самом деле? А Энике? А Месяцу Ясному?!

     А рыба Лопата так разволновалась, что свалилась с тележки.

     - Я происхожу из древнего рода Нетопырей! – стала она топтаться и бить ногу о ногу, словно отряхивая снег. А они и были, как размокшие валенки, эти рыбные ноги!  -  Я последняя Лопата в своём роду. Все остальные Лопаты давно умерли.

     - Какой ужас! –  расстроилась девочка.

     - Почему? – Лопата удивилась.

     - Вы круглая сирота!

     - Не круглая! – Лопата светло улыбнулась. -  Ты нашлась у меня!  Скажи, девочка Оля, ты скрасишь мою старость?

      - О-о … – произнесла Оля, теряя дар речи – на всю жизнь – на дне морском с пожилой рыбой!

      - Какое «о»! Какое «о»! Ты нашлась! – Лопата стала прыгать вокруг Оли, заново переживая бурное знакомство. – Прямо на голову спикировала ты мне!

      - Прямо на голову! – Оля закивала и, для наглядности, постучала себя кулаком по крыше воздухариума, после чего родственницы зашлись в счастливом смехе.

      Посмеявшись, они обнялись и двинулись дальше.

      - Смотрите все – вот она, Оля Нетопырева! – кричала Лопата встречным  рыбам, и те пискляво кричали в ответ: «Здравствуйте!»

      Оля раскланивалась налево и направо; хотя она прекрасно помнила, что она Романникова, но это наверху, а здесь-то, здесь-то! – все так славили её, так ликовали! даже одна юная селёдочка всё старалась попасться Оле на глаза, всё вертелась,  всё норовила ущипнуть краешек воздухариума и, смущённо хихикая, ныряла затем  в заросли морской капусты. А некоторые рыбки были прозрачные как вода, и Оля бы их не заметила вовсе, если б не  алые сердечки внутри рыбок – сердечки бились, сжимаясь и разжимаясь; и рыбки бросались врассыпную со своими сердечками, когда Оля протягивала к ним руки. Что уж говорить о крабах-отшельниках! Те, кряхтя, повылазили из своих домиков и  трескуче аплодировали Оле! И кричали: «Браво! Бис!» старческими голосами.  Как будто она выступала! Как будто давала концерт! Волновались все! Оле даже пришлось пару раз перекувыркнуться, так сильно от неё ждали чего-нибудь артистического. «Нетопырева, - шелестело дно морское. – Оля Нетопырева!»

      «Получается, нырнула я Олей Романниковой, а вынырну уже Нетопыревой! – размышляла артистка. – Но ведь можно носить двойную фамилию - Романникова-Нетопырева!»

     Двойные фамилии всегда интриговали Олю. Ей казалось, что люди с двойной фамилией ведут двойную жизнь. В параллельном классе у них учится девочка Валя Ложкина-Капустина. Так эта Валя, действительно, отдалённо похожа на ложку, потому что она такая худая, что кажется немного вогнутой; да и учится она так себе; надо бы посмотреть, чем эта Валя занимается глухой ночью… Сидит, поди, согнувшись над кадушкой и капустой хрумкает… или скачет диким зайцем по загородным капустным полям! Задумалась Оля над Валей…  Но теперь и у неё самой двойная фамилия!  Утром в школе она обыкновенная   Романникова, староста класса, а ночью пляшет кадриль в глухом космосе…  Нетопырева она ночью!  Да и девочка она оказалась только наружная, внутренне-то она  рыба, раз большее время проводит теперь то в воде, то под водой.

      Было тревожно и, в то же время, интересно от  всех этих  удивительных переживаний.

 

      Наконец тропинка привела их к городским воротам. Баба Лопа  гулко постучала  в них головой.

      - Кто тут? – крикнули с той стороны.

      - Повариха! –отозвалась рыба с этой.

      -Что добыла?

      -Еду! -  завопила  баба Лопа во всё горло, глянула на  внучку и захохотала.

(Продолжение следует)