Проза

Я увидел его на пляже в курортном городке Чолпон-Ата, на Иссык-Куле. Мы с женой загорали – точнее, пытались загорать, потому что погода портилась на глазах, в горах, замыкавших побережье, уже гремел гром, и видны были далёкие проблески молний. Поднимался ветер; в этих местах в этот сезон такое иногда происходит, но, впрочем, вскоре проходит без следа, однако я рассказываю о том, чему явился свидетелем в данный конкретный день, в данный конкретный момент. И что отложило след в моём сердце.

Итак, по прибрежному песку шёл он – продавец шляп. Вообще местные люди постоянно ходят по пляжу, предлагают отдыхающим рыбу и кукурузу, яблоки и мороженое, пиво и лимонад… Туристы редко обращают на них внимание; такая уж у торговцев доля. Продавец шляп не был исключением – ни один из загорающих, по-моему, не польстился на его нехитрый товар (я ничего такого не заметил). Но среди торговцев он, по крайней мере, выглядел неповторимо, диковинно: надел на себя все головные уборы, которые предлагал, – получилась забавная пирамидка, шляпа на шляпе, и это заставляло смотреть на него. Смотреть и смотреть.

Вдруг дунул ветер – да не ветер, а ветрище. Одномоментный порыв, и весьма сильный. На пляже попадали некоторые зонтики. Отдыхавшие схватились за свои подстилки, которые так и норовили превратиться в паруса. Не знаю почему, но продавец шляп как-то оказался не готов к подобному повороту событий – может, из-за возраста сноровки не хватило, может, силы свои переоценил; короче, к моему ужасу, все шляпы сорвало с его головы, и они, разъединившись, покатились по песку – быстро-пребыстро и чуть-чуть в разных направлениях, отдаляясь по воле ветра друг от друга.

Дальше произошло то, чего я никак не ожидал. От продавца внезапно отделился ещё один продавец – в точности такой же, дублёр или двойник, я не понял. Он словно выпрыгнул из первого, воспроизводя его во всём. И побежал за одной из шляп. Затем от продавца отделился второй, потом третий и так далее – в мгновение ока на пляже оказалась целая куча продавцов шляп, которые были похожи друг на друга, как капли воды. И каждый ринулся за своей шляпой, стремительно уносившейся от него по песку.

Они бежали и бежали. А шляпы всё вертелись и неслись куда-то, и ветер их погонял и погонял.

Через полминуты на том месте, где только что задумчиво брёл одинокий продавец шляп, не осталось никого. Зато по пляжу – куда-то вдаль, вдоль линии прибоя – стремительно летели несколько одинаковых фигур, и каждая из них изо всех сил старалась догнать кружок из соломы, который из-за перспективы становился всё меньше и меньше и меньше…

Я подумал, что в этот момент продавец, наверное, не осознаёт, что гонится за ускользающим не сам он, а только какая-то часть его. Мы не понимаем, что в безумной погоне истончаемся до призрака, и хотя он внешне похож на нас, но является лишь какой-то одной стороной заложенного в нас человеческого.

Нас много – потому что много шляп, и гонка наша по жизни, простите, по линии прибоя не даёт нам сойтись вместе, чтобы почувствовать себя вновь самими собой. Ох, этот ветер. Ох, эти шляпы. Видит бог, мне ужасно хотелось, чтобы те, кто разъединились, стали наконец целым, стали одним.

Может быть, придёт день, и он или они догонят свои шляпы. Может быть, остановятся. Может быть, встряхнут головой, оглянутся и скажут: да как же он прекрасен, этот мир!

Но пока они бегут. И гонятся за тем, что ускользает. И не видят ничего, кроме крутящейся шляпы. А я смотрю на волны и на несколько одиноких, теряющихся вдали силуэтов…