Проза

Дверь в нашу комнату выходит ровно и неожиданно. Гладкая и в то же время какая-то бархатная поверхность вещей, находящихся в комнате, которую мы по нашему обоюдному согласию назвали синей, приятно поражает всякого, переступающего через ее порог. И хотя не многие его переступали, все же те, кому доводилось проникнуть в ее царственные брачные чертоги, были поражены и очарованы неведомой благостью нашего жилища. Было в нем что-то мистическое и вызывающее; еще секунду назад вы стоите, ни о чем не подозревая, и вдруг разом на вас падает этот синий свет внутреннего убранства комнаты, на фоне которого неожиданность предметов становится еще более неожиданной. Полную неожиданность представляет ребенок лет пяти-шести, спящий в кроватке у окна с подобранной под ухо ручкой. Картина полной благодати: тишина, легкое постукивание чего-то там за окном, утро наступающего дня и радостное присутствие покоя.

Стоит все же пристальнее вглядеться в сумеречные остатки ночной прохлады, слегка застывшей на гладкой поверхности предметов, так приятно поразившей вас в самый первый момент. И неважно, откуда вы пришли; возможно, с вечерней или ночной прогулки, или просто зашли на огонек. Главное – вы поражены, а чем конкретно, уже не важно! Когда вас захватывает стихия неведомого присутствия – что может быть более чудесным?!

Особенность этого дома в том, что в нем и только в нем открывается эта потрясающая чудотворность присутствия. По-другому ее и не назовешь! Поскольку все здесь до самых малейших и, казалось бы, незначительных мелочей, как-то: брошенная на пол шариковая ручка, репродукция лесного пейзажа, висящая неоправданно низко над кроватью, серебристая нить паутины в углу непыльного окна – все это проникнуто высочайшей мистической тайной!  

На первый взгляд ничего необычного. Но вы же еще не знаете, что в дальней комнате за той самой дверью спит ребенок. Он спит один в полной тишине и в теплых лучах утреннего солнца. Он спит уже много лет, целую вечность. Он спит с самого начала мира! Мир начался с этого спящего ребенка в нашей комнате. А как же могло быть иначе? Разве до этого могло бы что-то еще быть в мире?! Ребенок, наш ребенок и есть самое начало мира.

 Но вот раскрыто окно; прохлада майского ветра входит в общение с той самой белизной, которую вы успеваете заметить, стоит лишь глубже всмотреться вдаль проема. Свежесть утреннего ветра, остатки ночной прохлады, и день начинает править.

Где-то поет кукушка, звук ее голоса как всегда таинственен и тревожен.  Это лес, он совсем рядом, он так рядом, что часто становится страшно: а вдруг лесные жители придут к нам и застанут нас врасплох. Лес как стена застывшего ужаса – нависает прямо над нашим маленьким строением. Домик, действительно такой крохотный, почти что игрушечный, рискует быть поглощенным в могучих и косматых лапах этого страшного чудища.

Почему так страшен лес ночью? Именно поэтому. Конечно днем не так, совсем не так, и бывает даже радостно пройтись в иной летний день одному по лесу, прислушаться к его таинственному гулу, послушать птиц, слегка испугаться и поразится тому одиночеству, которое вас охватывает, стоит лишь глубже зайти в лесную чащу. Здесь, в самой глубине мироздания можно почувствовать свое полное одиночество и задуматься над сущностью того, что нас всегда так плотно окружает. И все же не стоит часто ходить в лес; достаточно иногда посмотреть на него с безопасного расстояния, помечтать о чем-нибудь жутком и понять, что вам ничего не угрожает. Такие вот странные игры воображения.  

Здесь почти нет никаких соседей. Иногда очень далекий голос, где-то там совсем на краю мира, прокричит или пропоет что-то; в гулкой тишине летнего дня и не различить. Совсем тихо и одиноко. Мир застыл в своей странной тишине и покое, и кажется, что ничто не сможет никогда нарушить покой этого странного очарования. Поэтому нет и свидетелей того, что может произойти или не произойти в нашем доме, особенно в той самой комнате. А что может в ней произойти на самом деле?

Да что угодно! Ведь проник же однажды кто-то в нее без нашего ведома, когда мы отлучились из дома на пару дней. Вернувшись, мы обнаружили явные следы чьего-то присутствия; даже не присутствия, а жизни, чьей-то чужой далекой и непонятной жизни, которая поселилась в нашем доме и теперь живет рядом, пользуясь всеми ее благами и тайнами. Теперь кто-то, не только мы, видит ребенка, гладкую белизну предметов, слышит пение кукушки и боится лесным страхом… и этот кто-то рядом, всегда он рядом! Мы чувствуем его незримое присутствие каждый миг нашего бытия на этой чудной земле!

Но он почти неуловим, особенно с тех пор как Зара сказала, что увидела его красный колпак, который он, наверное, в замешательстве (или нарочно, чтобы припугнуть нас) оставил после себя. Мы думали сначала, что этот колпак забыл один знакомый фокусник, который гостил у нас несколько дней, развлекая нас и нашего ребенка всякими диковинными штучками.  Но потом мы поняли, поняли с ужасом, что он принадлежит тому самом незнакомцу, который теперь поселился в нашем доме и живет с нами в одной комнате и видит утренний рассвет и слышит наши разговоры, и мы боялись к нему притронуться с того момента. Вот он, этот красный колпак, до сих пор лежит в углу, весь такой скомканный и жалкий, но от этого, не перестающий быть таким устрашающим.  

Что нам было делать, как себя вести, как избавиться от него? А раньше что, его не было что ли? Или он был всегда, и мы только сейчас его заметили? Почему он поселился именно этой весной? Кто его позвал? Ведь могли же мы раньше без него как-то обходиться. Понимали же мы всю таинственную глубину вещей и предметов, которые раскрывались в комнате за этой самой дверью, через которую он возможно так предательски и  вероломно проник и поселился теперь с нами. Мы, конечно, подумали и о других способах проникновения, например, через открытое окно, через подвал, через… Но это было уж совсем фантастично, через игольное ушко, которое забыла наша недавняя гостья, посещавшая нас раз в столетье.

Конечно, когда мы отправились за провизией в дальнюю деревню, и когда нас на разбитой дороге застала сильнейшая буря (благо наша кибитка была сделана из прочного и драгоценного дерева), так что мы вынуждены были целую ночь провести вблизи того ужасного леса, вот тогда то он и залез к нам в дом самым что ни на есть беспардонным и наглым образом – прямо через дверь. Зара призналась позже, что забыла закрыть дверь! Вот уж эта женская забывчивость. Но что теперь кусать локти – мы приютили у себя невесть кого и невесть зачем и теперь должны как-то с этим справляться.   

Ох уж этот таинственный незнакомец! Что бы мы ни отдали, кроме самого ценного, конечно же, чтобы избавиться от тебя. Ты нам порядком уже надоел. Особенно ночами. Что за ночи теперь?! Вот раньше – блаженное наслаждение, да и только. А теперь мы слышим, как ты ходишь по другим комнатам, пытаясь зайти и в нашу, мы даже видим тебя иногда в темном проеме нашего окна, особенно когда светит луна. Еще мы видим, как ты ходишь по нашему огороду, что-то выискивая для себя, о чем мы не имеем ни малейшего понятия! Это нас и пугает больше всего. Хотя бы соблюдал правила приличия, что ли. А то ведь и грохот ведра, и вой ветра, и стон как будто из подземелья. Да, да, мы точно знаем, что это ты. И еще эти страшные тени, они ведь так сильно пугают нашего малыша.

Честно признаться, нам трудно понять тебя, нам совершенно неведома твоя логика существования. Кто ты? Зачем ты вообще существуешь и существуешь ли? Зачем ты вообще есть, если от тебя совершенно ничего не зависит, если ты никому не нужен и мы даже не видим тебя? Возможно, тебя и вовсе нет?! Но нет, нет, мы знаем точно, что ты есть, твое существование, есть самое достоверное из всего, что есть в мире. Даже синее убранство нашей комнаты и таинственная тишина предметов в полуденный зной теперь не так очевидна, как твое бытие.

Есть какая-то никому не ведомая причина твоего бытия, и, конечно, ты будешь утверждать, что без тебя вообще ничего не возможно, что твое появление в нашем доме не какая-то там случайность или прихоть судьбы, но самая что ни на есть железная необходимость, сам ход и порядок вещей. Но это все голословно и совершенно недоказуемо. Мы знаем точно, что у тебя нет ни одного аргумента в пользу твоего существования, да и вообще в твою пользу. Ты существуешь и все! Что ж тут поделать...

Первое время мы пытались подглядеть, что он, этот с позволения сказать, непрошенный гость, делает в доме, когда нас в нем нет. Когда мы поняли, что он там царствует безраздельно, что он властелин всех наших тайн и вещей, то нам стало конечно страшно; более всего за ребенка, особенно за те утренние часы его блаженного сна, когда мы были уже не дома, а он один продолжал спать в своей, то есть в нашей синей комнате. С ребенком ведь может случиться что угодно!? Зара буквально сходила с ума от самых чудовищных предположений, которые приходили почему-то в таком ужасающем обилии в ее голову. Не зная его нрава, и главное намерений, мы могли, конечно, предположить самое худшее. Но что? Что мы могли предположить?

Мы не знали ни одного подобного случая, а спросить кого-то мы не решались, боясь навлечь сомнения в нашем здравомыслии. Прежде всего, необходимо было выяснить его намерения. Зачем-то он поселился в нашем доме, нарушив привычный ход вещей и обстоятельств, нарушив нашу привычную размеренность, которой мы так наивно радовались, думая, что обрели тайну в блаженной глубине нашей синей комнаты, где так чудно спит ребенок, живет тишина, и предметы обнаруживают свою непонятную гладкую сущность. Все это теперь казалось крайне наивным и неосмотрительным.  Конечно, нужно было быть осторожными. Этот дом, это заброшенное селение, в котором подчас неделями не встретишь ни одной живой души. Но Зара хотела уединения. Вот чем обернулись нам эти женские прихоти!

После того, как стало понятно, что большого вреда от него нет, ну если не считать приводящих нас в испуг его невинных шалостей, мы постепенно привыкли к его существованию. Если раньше раздавался вдруг какой-то страшный крик на улице, или где-то на чердаке падал тяжелый предмет, или скрипела половица как будто под тяжестью человеческого тела, или вдруг, не дай Бог, мерещился образ умершего родственника, то можно было бы совсем сойти с ума. А теперь мы точно знаем, что это все он, он, наш неведомый и незваный гость. Это все его проказы, и вообщем-то, мы и бояться стали меньше, осталось только чувство забавного состязания. Мы тоже стали его дразнить и немного пугать, делая вид, что нам все равно, есть он или нет. На это нужно сказать, он особенно сильно обижался. Более всего обижало его наше равнодушие. Но мы все-таки были не такими жестокими людьми, тем более Зара заметила, что ей даже спокойнее за нашего малыша, когда он остается один и спит своим безмятежным младенческим сном под покровом нашего нового друга.

С некоторых пор, мы уже не представляли себе нашего существования без него. Это было вообще смехотворно, ведь мы не знали, ни кто он, ни что он, ни какова его природа, ни какова его миссия. Как он выглядит, в конце-то концов? Мы вообще не знали, есть он или нет. Но мы точно знали, что не можем уже жить без него. Он стал нашим спутником в самых обычных и иногда интимных моментах. Его присутствие (или отсутствие) уже не мешало нам. Будучи незримым, повсеместным и вездесущим он умудрялся все же оставлять после себя какие-то зримые следы. Становилось понятно, откуда например, взялся букет цветов ко дню рождению Зары, или новая игрушка для  малыша. А иногда мы узнавали его в пробежавшем мимо еже или даже летящей высоко над нашими головами птице. Бывало, он сердился и оставлял за собой кучу разбросанных вещей или даже разбитую тарелку.

Но большого вреда от него все равно никогда не было. Мы часто ссорились с Зарой по поводу того, к кому из нас он больше симпатизирует.  Заре, естественно казалось, что ей, поскольку она полагала, что исключительно женские достоинства являются вполне достаточным основанием для царских привилегий. Но я-то полагал большее; подозревая, что дело касается самой сущности вещей, его присутствие я списывал на свой счет, выжидая своего часа, когда, может быть, все раскроется, наконец, и я выйду победителем, поскольку именно со мной и связаны все его перспективы в нашем доме. Правда, я сам не понимал, каковы эти мои собственные перспективы, однако тешил себя мыслью о своем собственном избранничестве.   

Как-то мы заметили, что он стал приносить нам удачу в некоторых моментах нашей жизни. Нет, мы люди совсем не суеверные и не падки на всякие там сенсации. Однако, определенные закономерности мы все же заметили. Однажды он вылечил Зару от простуды, а мне помог отыскать потерявшийся ключ. Мы радовались как дети, когда видели его помощь и возможно какое-то покровительство. Кто-кто, а уж мы-то могли, как никто иной на него рассчитывать. Какими мелкими и необоснованными казались нам теперь все наши первоначальные страхи. Какой мелочностью показались все эти претензии и недоумения. Противно и стыдно об этом даже вспоминать.  

Что у нас было до момента его появления? Синяя комната, да наш малыш. Еще конечно наша любовь… Этого безусловно было не мало, и мы могли бы прожить и с этими дарами всю жизнь. Но с его появлением наше существование приобрело какой-то жгуче-таинственный колорит и даже, можно сказать, озорную интригу.    

Прошло уже добрых полгода, как мы обрели нашего таинственного незнакомца. Внешне, конечно, ничего не изменилось, если не считать, конечно, того, что Зара стала еще краше, я еще умней, а наш малыш подрос на целые полголовы. Кроме того, мы завели себе пса. Честно говоря, мы не знали, как он на это отреагирует, но к нашему, счастью, все обошлось – наш пес влился дружно в наше семейство, не вызвав с его стороны ни капельки ревности. Это было конечно великодушно и мудро. Можно вспомнить, как мы вчетвером (или уже впятером!) резвились теплыми летними вечерами перед нашим домом, наполняя всю округу счастливыми звуками детского смеха, женского визга и задорного собачьего лая. Казалось, само счастье навечно поселилось в мире.   

Дверь в нашу комнату как всегда выходила ровно и неожиданно. Но однажды в нее возвратилась синева. Та удивительная таинственная неожиданность, которую мы так теперь лелеяли, ушла, принеся с собой забытое чувство привычного. Мы  почувствовали, что вернулся прежний порядок жизни. Мы стали более сосредоточенными и почему-то грустными. Прислушиваясь и приглядываясь к окружающему и друг к другу, мы не хотели признаваться себе в том, что случилось что-то неладное. Повисла пустоватая тишина в нашем доме: Зара отводила взгляд, я тупил взор, смех малыша был не так звонок, а лай собаки не так задорен.

Он покинул нас также неожиданно, как и появился.