Проза

Промозглым осенним утром двое работников заводского вохра уныло и зло брели вдоль забора, патрулируя территорию охраняемого объекта. Одного из них, широкоплечего и высокого парня, звали Толян. Ему было 32 года. Но угрожающее выражение лица, шрам на щеке от ножа и перебитый нос – след былого увлечения боксом, – а также ранние морщины на лбу и четко очерченные, ведущие от уголков губ к середине носа, глубокие линии сильно старили Толяна. Его сутулая фигура и неуклюжая походка, придавали телу вид «горилообразности». Но сейчас лицо Толяна являло еще и картину мучительной озабоченности и напряженного размышления. Причиной тому были недавние события. Сила и агрессивный нрав Толяна вызывали страх и уважение коллег и работников предприятия, многие из которых уже испытали их воздействие на своей «шкуре» и теперь всегда, при встрече, заискивающе улыбались и унизительно кивали головой, изображая радость. Только немногие могли держать себя с ним на равных, исключая начальство, перед которым Толян сам зачастую лебезил как прирожденный лакей. И лишь один человек позволял себе демонстрировать нескрываемое к нему презрение. Это был недавно устроившийся на работу паренек отнюдь не богатырского телосложения и, скорее всего, без особого опыта в мордобое, но с большим чувством собственного достоинства и сильным духом. Последнее ощущалось сразу каким-то  неведомым образом. Во всяком случае, при первых же попытках показать кто здесь хозяин, Толян обломался – его вежливо послали подальше, и он это стерпел. Почему? Да просто у Толяна не хватило духа ударить несгибаемого новичка. Но почему его не хватило, Толян объяснить не мог. Самолюбие пострадало вместе с репутацией, во всяком случае, так казалось самому Толяну, хотя в глаза ему никто ничего эдакова не говорил, и все вели себя с ним по-прежнему тихо и уважительно. Но озлобленность на Олега – так звали новичка – росла день ото дня.

 Второго дозорного, мужичка 35 лет, звали Санька. По характеру и внешне полная противоположность Толяну: худощавый и прямой как тростинка, с длинным вытянутым лицом с вечно ехидным выражением, слабохарактерный, полностью подчиненный Толяну его единственный на работе кореш. Он плелся вслед Толяну подобно мелкой собачонке, бегущей за своим хозяином, раболепие проявлялось даже в этом. И, конечно же, озлобленность Толяна на новичка полностью одобрялась Санькой, как будто бы даже искренне.

 – Сейчас проверки не будет, там с утра не до нас. Пойдем на пост к Олегу, опустим козла? – как бы предложил Толян и, не дожидаясь ответа, направился к корпусу склада, в глубине которого располагался пост Олега.

 

– Все сделаем, как планировали? – весело заскулил, вопрошая Санька.

 

– А то. Посмотрим на его крутизну.

 

Настроение у Толяна поднялось. Предвкушая унижение врага, он ускорил шаг и в пять минут миновал пространство пути, которое обычно преодолевал за десять. Саньке пришлось периодически, при каждом отставании, переходить на бег – ему такой ритм ходьбы давался нелегко. Но вот, наконец, они подошли к корпусу и немного снизив скорость, пошли вдоль длинной стены с тем, чтобы, обогнув ее повернуть направо, где с торца располагался нужный им вход в здание.

 Когда они подошли к бетонной лестнице перед входом, то увидели раскрытые настежь  створки дверей, что явилось полной неожиданностью: склад всегда закрывался изнутри. Для того, что бы войти, нужно было кинуть мелким камешком в стекло окна второго этажа, где находился охранник. После чего тот спускался и открывал дверь. Сейчас все выглядело по-иному. Перед пришельцами зиял черный прямоугольник, походивший на пасть огромного червяка-монстра, готового поглотить все, что попадется на его пути. Удивительным было и то, что нигде в глубине темного пространства не виделось ни малейшей толики света. Тьма в нем казалась объемной и наполненной.

 Толян приостановил шаг. Вместо злорадства, от факта халатности своего неприятеля повеяло откуда-то из глубины души нездешним холодком и отдалось ознобом по телу. Почувствовал оторопь и Санька и чтобы прогнать из души внезапный приступ страха начал хорохориться, неся всякую околесицу. Толян его не слушал и уже сделал шаг вперед, когда из санькиной трескотни разум уловил фразу «каждому свое». Где-то он это уже слышал. На воротах в каком-то концлагере написано, что ли было? Он не помнил какого, а вероятнее всего и не знал. Недоброе предчувствие свело внутри острым неприятным спазмом. «Хм, каждому свое – подумал Толян – вот сейчас ты собака и получишь свое по полной». И громко добавил:

 

– Саня, заглохни и пошли.

 

Через пару мгновений они вступили в осязаемую тьму. Толяну показалось, что тьма как пылесос втянула их в себя и понесла по темным запутанным коридорам к месту назначения. Он многое видел, многое пережил. И уж конечно не один темный коридор приходилось пройти и в по-настоящему опасных и жутких местах. Однако сейчас он испытывал неведомый страх и, что неприятнее всего, природу этого страха Толян определить не мог.

 С каждым шагом, гулко раздающемся в полной темноте, дозорные подходили все ближе к лестнице, ведущей на второй этаж. Здесь, нащупав руками перила, они осторожно стали подниматься наверх. И лишь миновав лестничный пролет, уже на следующем этаже им как-то внезапно в глаза ударил ослепительно яркий белый свет ядовито-бледной лампы. Глаза не сразу привыкли к неожиданной сияющей белизне. Щурясь, привыкая к свету, Толян и Санька медленно пошли к дверям склада.

 

 

 

– Дама. Дама… ах, ты черт, мое.

 

Олег, молодой человек, 27 лет отроду, пополнил и без того большой карточный веер. Соперники торжествовали – этот кон «подкидного» опять им проигран. Не желая продолжать бесполезную игру, Олег сбросил карты в общую кучу «отбоя».

 

– Ладно, давай сюда, опять мне месить.

 

Толян и Санька охотно скинули свои листы и, отпуская соленые колкости, стали наблюдать за тасовкой колоды и началом новой раздачи.

 Когда карты были розданы и тремя неровными пачками разместились на столе у игроков, а основная колода находилась еще в руках раздающего с не засвеченным козырем, Толян остановил Олега:

 

– Погоди. Давай на интерес?

 – В «дурака» что ли? – спросил, изображая недоумение Санька.

 – Ну, а, что? Не один хрен?

 

Санька пожал плечами, мол, ну, давай, мне пофиг. Олег после краткой паузы, медленно и не без некоторого позерства, вскрыл козырь, поставил колоду на стол, откинулся на спинку стула и с легкой насмешкой во взгляде ответил Толяну:

 

– Давай. Только на что? На бабки?

 – Ну, на бабки пусть фраера играют, мы пацаны конкретные. Поехали на другой интерес.

 – На деньги слабо? Очко жим-жим?

 

Толян скривил рот и сделал кислую гримасу:

 

– Какое, на хер, с тебя бабло? Живешь на зарплату, дела не делаешь… Нет, не буду отбирать последнюю радость в жизни…

 

Гы-гы – подхалимски захихикал Санька и прогнусавил, неумело подражая товарищу Сухову: «Это точно».

 

– Не-е-е, только на интерес без денег – продолжил Толян.

 – Ну, давай на интерес. – согласился Олег – Что предлагаешь?

 

Толян усмехнулся и полез к кобуре на правом боку. Через пару-тройку секунд в его руке красовался черный револьвер.

 

– В рулетку слабо… господа?

 

Санька недовольно поморщился:

 

– Ты че, долбанулся? Убери на хрен.

 – Что сразу убери, трухляво?

 – Мне нет, а вот Олежка точно очканет, да еще и стуканет.

 

Оба ехидно посмотрели в лицо Олегу. Ждали реакции.

 Олег, в свою очередь, так же спокойно рассматривал лица обоих коллег, догадываясь о том, что происходящее, скорее всего, разыгрываемый ими спектакль.

 

– Ну, а, чего нет-то. В рулетку, так в рулетку – согласился он и достал из кобуры свой револьвер.

 

После непродолжительной выжидающей заминки он и Толян стали разряжать барабаны, с тем, чтобы оставить в каждом только по одному патрону. К ним присоединился и Санька. Наконец, когда рядом с тремя стопками карт возникли три кучки желтых патронов, сидящие взялись за игру.

 Игра шла в напряженном молчании, без обычных шуток-прибауток и прочих приколов. На кону стояло слишком многое. Даже Толян с Санькой понимая, что блефуют, все же не могли вести себя как обычно – нервишки напряглись, да и выход из ситуации не представлялся им до конца ясным. Поэтому не было ни охов, ни вздохов, ни разговоров. Лишь сосредоточенность бегающих глаз и тихое дыхание тревожного ожидания развязки. В тишине падение карт на стол звучало необычайно громко и резко. Так же резко и противно скрипели стулья и стол, когда на него опирался кто-либо из игроков.

И вот, наконец, наступил финал. Удачи сегодня Олегу не было. С каменным лицом он последним бросил на стол свои карты. Вновь проигрыш.

 Олег молчал, смотрел вниз. Напротив две пары напряженных глаз, сверлили его ожидающей остротой. Страха не было, еще не успел придти. Присутствовало чувство ирреальности происходящего, какого-то бреда бытия. Он понимал, что все случившееся лишь результат жалкого фарса жалких людей и на их мнения ему плевать. Здесь не дворянское собрание и не общество уголовников. И там и там игра обязывала. Здесь нет. Но ранее он дал себе слово не отступать, принимать любой вызов судьбы. До сих пор стойкость ему не изменяла. Почему же сейчас все должно быть по-другому. Нет, он все сделает согласно велению своей воли и принятому решению идти во всем до конца. Он и только он закон. Права отступления у него не было изначально, с того момента как он согласился на условия игры. Поэтому сейчас он сделает все как подобает и это не обсуждается.

 Первый импульс – схватить быстро револьвер и в мгновение все окончить – Олег одолел. Нет, нужно все ощутить, все прочувствовать во всей полноте. Тем более что за всем этим может последовать вечность небытия. Не стоит так, в трусливой спешке, уходить из жизни. Ему очень хотелось посмотреть в глаза Толяну и Саньке. Но и это желание он пресек. Он не нуждается в их сочувствии или понимании. Не хотелось видеть и их ехидно-насмешливого взгляда. Злость им вызванная могла испортить торжество момента. А это недопустимо. Он будет смотреть поверх голов на стену.

 Ладонь ощутила металл и дерево рукояти. Быстрым движением он раскрутил барабан револьвера об вытянутую левую руку. Тишина. Твердость и холод стали упертого в висок ствола. Глаза глядят на стену, но истинный взор внутри. Грохот взводимого курка. И… вот он, пришел, страх. Страх? Нет, не страх. Дикий всеохватывающий ужас… и… смех. Не истеричный, спокойный. Можно было бы сказать опьяняющий, но чистота ясности сознания вряд ли делала уместным подобное сравнение… Протяжный и одновременно краткий сухой раскат грома – револьвер щелкнул вхолостую. В тишине неестественно громко – все, абсолютно все происходящее звучало сейчас с необычной силой – выдохнули сидевшие напротив. Нервное напряжение сменилось эйфорией облегчения и временным расположением к ненавистному обоим Олегу. Некоторое участие слышалось даже в возмущенном возгласе:

 

– Не, ну дебил! А если бы на патрон попало? Башку бы разнесло. А нас за соучастие, что на «зону»?

 

Олег не отвечал. Толян и Санька казались жалкими, подобными лежащим на спине и не могущим перевернуться тараканам. Их лапки так беспомощно дергаются…

 

Олег спокойно собрал в колоду разбросанные по столу карты и начал тасовать.

 

– Продолжим, господа.

 – Тебе, что, мало? – злобно прошипел Толян.

 – Мало. Так играешь или очкуешь?

 

Эйфория иссякла в мгновение. Злоба на грани истерики, словно железными пальцами перехватила Толяну горло, он задыхался, тело трясло.

 

– Слушай ты, ботаник гребаный, я тебе щас все табло разворочу! Вякаешь тут, собака!

 

Не обращая внимания на угрозы, Олег, спокойно посмотрев в глаза охваченному бешенством Толяну, невозмутимо спросил:

 

– На тебя сдавать?

 

Хладнокровие олегова взгляда остановило, уже было готового на него наброситься Толяна. Раздувая ноздри и двигая желваками, он несколько секунд смотрел с яростью на Олега. Затем тихо, сквозь зубы бросил: «Сдавай».

 

– Толян, какого хрена! Я не буду – нервно завопил Санька – играй с этим ботом сам. Я, на хер, в пас.

 

Твердая сильная рука Толяна помещала Саньки вскочить со стула.

 

– Ты будешь играть. Бу-де-шь! Хорошо меня понял? Бу-де-шь! – шипел Толян, глядя с ненависть теперь уже на своего кореша.

 

Вздохнув обреченно, Санька остался за столом. Толяну он перечить не мог.

 Тем временем Олег произвел раздачу карт, и началась новая партия. На этот раз проиграл Санька. Все тут же заполонили его вопли. Он орал, что не будет этого делать, что он не дебил, что идите вы все на хер…

 Сильной пощечиной Толян прекратил припадок друга.

 

– Никто и не собирается рулетить. Ты, что всерьез собрался стреляться? Пусть стреляется этот имбицил – Толян указал пальцем на Олега – а мы с тобою не придурки. Успокойся! Пойдем отсюда. А с тобой, ботан, я еще поговорю. Санька, вставляй патроны и пошли.

 

Успокоившись, Санька сел за стол и взял в руки свой револьвер. То же сделал и Толян. Не спеша, вставляя первый патрон в емкость барабана, он услышал звук взводимого курка. Взгляд Толяна стал медленно подниматься в сторону Олега. Кучки патронов последнего уже не было, пространство стола рядом с колодой карт пустовало. Подняв взгляд еще выше, Толян словно бы напоролся на остроту зияющей бездны направленного на него револьверного ствола.

 

– Мужики, карточный долг – долг чести! Я жду.

 

Стальные ноты произнесенных Олегом слов, как холодной водой окатили Толяна, но не остановили приступа бешенства.

 

– Ты, сука, а ну положи пушку…

 

Толян начал медленно приподниматься, занимая позицию удобную для броска, не веря угрозам Олега. Его охватило желание если и не убить, то избить того до полусмерти.

 Однако ситуацию взорвал Санька. Перепуганный действиями Олега, он направил револьвер на того и трижды истерично нажал на спусковой крючок. Все три раза оказались в холостую – в револьвере по прежнему был только один патрон. Четвертый раз нажать на спуск Санька не успел. Олег, подавшись сильно вперед через стол, ударил револьвером по правой руке Саньки и выбил оружие. Но в следующее мгновение ему пришлось податься резко вправо, уходя от броска Толяна. Отпрянув назад вправо, Олег с силой ударил ногой по столу, отделявшего его от обоих партнеров. Это действие на мгновение остановило Толяна. Но этого хватило, что бы отскочить в сторону и вновь взять его на прицел.

 

– Сидеть! – приказал Толяну Олег.

 

Тот лишь зло хмыкнул и направился в сторону, намереваясь обойти стол.

 

– Ты сам напросился – сказал Олег и выстрелил в сторону Толяна, метя чуть выше его головы.

 

Выстрел, произведенный в закрытом помещении, оглушил всех. Толян и Санька с перепугу упали на пол. В ступоре от неожиданного эффекта находился и сам Олег. Но он первым пришел в себя и начал осмыслять ситуацию. Однако раздумье прервали злобные рычания положенных на пол коллег. Что же, пронеслось в голове Олега, доведу все до конца, а там пусть будет, как будет. Он подошел к лежащему Саньке и железным тоном приказал ему встать. Тот повиновался беспрекословно: тут же встал, сел на указанный стул и застыл в ожидании дальнейших распоряжений – заряженный револьвер с взведенным курком в руках человека от которого невесть что можно ожидать, являлся достаточным аргументом для повиновения.

 Толяну Олег приказал сесть на стул стоящий в стороне от стола и не пытаться приблизиться к столу или выйти из помещения. Толян нехотя повиновался. Он сел на стул, сверкая угрожающим огненным взором, но не решаясь что-либо высказать.

 

Когда все успокоились, Олег начал, обратившись к Саньке:

 

– Саня, ты проиграл и должен заплатить свой долг. Сейчас ты возьмешь свой револьвер, прокрутишь барабан, подставишь ствол к виску и выстрелишь. А там, как повезет. Вы козлы хотели развести меня. Что ж, развели. Теперь моя очередь.

 

– А не пошел бы ты на х…

 – Хорошо, – ответил на отказ Олег – есть другой вариант.

 

Он нацелился прямо в лоб промеж глаз Саньки.

 

– Считаю до 30-ти. Если за это время ты не выполнишь должного, я разнесу тебе череп сам. Но если в первом случае у тебя есть шанс, и очень не плохой, уцелеть, то, во втором, ты подохнешь наверняка. И поверь, рука у меня не дрогнет. Ты ведь трижды «стрелял» в меня. Терять мне больше нечего, сам понимаешь, так что выбирай. Считаю до 30-ти, отсчет начат. Двадцать семь…

 – Но, ты же… тридцать…

 – Двадцать восемь…

 

Санька испуганно завертел головой, ища поддержку у своего друга. Но тот лишь угрюмо молчал.

 

– Двадцать девять…

 

– Олег, ты чего, не надо… я не смогу… я тут не причем, это он – Санька указал на Толяна – он все придумал, я был против… но, куда мне, ты же знаешь, против Толяна переть…

 – Тридцать…

 

Рука Олега напряглась, глаз сузился, указательный палец правой руки тихо и плавно стал подаваться назад, нажимая на спусковой крючок. Санька от ужаса открыл рот, пот выступил по всему телу, глаза расширились и вылезли из орбит. Он задрожал всем телом так, что мог запросто рухнуть со стула на пол.

 

– Я все сделаю – завизжал он истово и громко, до срыва голоса – я все сделаю. Только не стреляй! Не надо.

 

Дрожащими руками он поднял с пола револьвер и, забыв от страха, что от него требовалось, стал в тупом ступоре озираться по сторонам, все больше глядя на Олега, ожидая, по-видимому, дальнейших указаний.

 Олег отвел свой револьвер к левой руке, сымитировал кручение по ней барабана, поднес ствол к виску, изобразил нажатие на курок и резко произнес «Пуфф», так что Санька в испуге вздрогнул.

 В тот же момент Санька трясущимися руками раскрутил барабан, уткнул ствол в висок и… с силой швырнув револьвер в сторону, вскочил и дико взревев побежал к двери. Вновь оглушая все вокруг, раздался выстрел, вслед за которым послышались еще более истошные вой и рев обезумевшего Саньки, открывшего дверь в коридор и помчавшегося по его запутанным извилинам не то к свободе, не то неизвестно куда. По мере его удаления затихал и нечеловеческий рев, издаваемый всем его существом.

 

– Да… ну и что дальше? Тебе пи...ц. Тебя или посадят, или еще раньше я тебе шею сверну, гнида – шипел Толян. К нему возвращалось самообладание, и он уже начинал вновь обдумывать свои действия: наброситься ли на Олега или дожидаться помощи.

 – Говоришь, что делать? Думаешь, Санька приведет подмогу? Может быть, а может быть и нет. Не думаешь, что дружба с головою у него закончилась. Хотя, может он и покрепче. В любом случае мы сейчас с тобой поиграем в господ дальше.

 – Чево? Что ты там буровишь? В каких, на хер, господ. Готовься лес рубить, собака. Ну, это если выживешь, если не зашибу раньше того.

 – Так вот, мерин толстолобый, слушай сюда внимательно. Сейчас ты дозарядишь свой револьвер. Затем отойдешь в другой угол склада, – да, пушку засунешь в кобуру, – и на счет «три» попытаем счастье – кто кого. Пошел.

 

Толян встал, приблизился к столу и стоя загнал патроны в барабан. Рука рвалась выстрелить в Олега. Но направленный на него готовый к бою револьвер в таком случае ему не оставлял шансов на успех, а подыхать не хотелось. Поэтому он, как того и требовал Олег, вложил ствол в кобуру и отправился в указанный угол. По дороге не оборачиваясь, он спросил у Олега:

 

– А ты сам-то наган в кобуру положишь? Или как?

 – Да. Не дрейфь.

 

Толян подошел к стене. Медленно повернулся в пол оборота через левую ногу, так что бы оставить закрытыми от Олега кобуру с пистолетом и правую руку. Револьвер он до конца не опустил в кобуру, а теперь еще и держал всю рукоять в сжатой ладони и палец на спусковом крючке, но не с взведенным курком – боялся, что звук взведения услышит Олег и выстрелит в спину. Повернувшись еще немного, он посмотрел на Олега. Тот демонстративно стоял с руками сложенными в замок, как бы прикрывая низ живота, и со вставленным до конца в висящую на правом боку кобуру револьвером. Злая улыбка появилась на лице Толяна. Он понял, Олег не оставляет себе шансов. По скорости он успевает сделать выстрел первым, пока тот будет доставать револьвер, пока он направит ствол на него и выстрелит сам. Жаль, конечно, что фора у него, у Толяна, лишь на один выстрел, но хватит и его. Уж что-что, а стрелял Толян отменно – и таланта, и опыта в стрельбе хватало.

 Когда Олег только лишь начал отсчет, Толян не стал дожидаться продолжения и на счете «один» с поворотом влево резко выбросил правую руку с оружием для выстрела. Но выстрелить не успел, так как его опередил Олег, державший в своей правой руке готовый к бою револьвер Саньки, который он предварительно, когда Толян оглушенный вторым выстрелом ничего не соображал, подобрал с пола, поставил единственный патрон под боек и засунул со стороны спины за брючной ремень. Спинка стула, за которым стоял Олег, закрывала револьвер, находившийся уже в его руке, от взгляда Толяна, поэтому тот ничего не увидел в руках противника, что и предрешило исход поединка. Стрелял Олег не хуже Толяна. Пуля пришлась тому прямо в лоб над левым глазом. Смерть наступила мгновенно.

 Окровавленное лицо, медленно сползавшего вниз по стене Толяна, темно-красные кровавые кляксы на фоне белой стены и краснота потемневшего на мгновение взгляда у самого Олега превратили пространство в инфернальное багровое марево. Но Олег оставался необычайно спокойным. Ясность сознания, возникшая еще при игре с револьвером, не покидала его и как будто только усиливалась, обретая неведомую до сего мгновения четкость и глубину.

 Олег положил револьвер на стол, сел рядом и стал с присущим ему хладнокровием ожидать уготованную судьбой развязку. Только теперь к спокойствию добавилось еще нечто – до сего времени по-настоящему неведомое состояние чистоты проявления своей сущности, названное великим Философом AMOR FATI. Он весело засмеялся так, как никогда прежде, потому, что это был впервые настоящий смех человека, а не мясной куклы, погруженной в сон инерции. Все остальное стало уже не важным.