Жизнь как есть

 

 

 

 

 

Вечером 21 апреля 1996 года Джохар Дудаев выехал в предгорья Гехи-Чу для телефонных переговоров. В поездке его сопровождала супруга. Алла Дудаева очень беспокоилась за мужа: ей постоянно снились недобрые сны. «Если умрем, то умрем вместе», – думала она. К тому же на этот раз ей хотелось связаться с американским радио «Свобода» и прочитать свои последние стихи:

 

 

Легковушка, окрашенная в зеленый защитный цвет, въехала на неприметную поляну и встала между двумя небольшими холмами. Деревья на склонах почти полностью закрыли машину – сверху ее невозможно было разглядеть. Джохар поставил дипломат со спутниковым телефоном «Инмарсат» на капот автомобиля и вытащил кабель антенны.

– Отойди к оврагу, – попросил он супругу. – Ты еще успеешь покорить слушателей своей поэзией.

Свита уже находилась на почтительном расстоянии, чтобы не слышать с кем и о чем говорит президент. Дудаев поймал сигнал  спутника и набрал номер телефона Борового.

– Здравствуйте, Константин Натанович. Как самочувствие?

– Спасибо, Джохар Мусаевич. Меня сейчас очень волнует ситуация с началом мирных переговоров.

– Я вам должен сообщить, что вчера закончился Общенациональный конгресс чеченского народа. На нем принято решение о невозможности переговоров с теми, кто совершил преступления против человечности на территории Чеченской Республики Ичкерия.

– Кто конкретно имеется в виду?

– Списки этих преступников будут опубликованы в ближайшее время.

– Каково было настроение на конгрессе?

– Очень радикальное. Большое количество молодых людей объединились в организацию «Джихад» и готовятся к мести, к приведению в исполнение приговоров против военных преступников.

– Мне кажется, что это очень опасно. Сейчас наметились пути разрешения кризиса, начало переговоров.

– Я уже много раз вам говорил, что это не чеченский кризис, а русско-чеченская война.

– Возможно ли, что начнет налаживаться диалог с теми, кого вы называете национал-предателями? Эти люди готовы на цивилизованный контакт.

– Я знаю. Они уже ищут прямых контактов со мной. Завгаев, Хаджиев и Автурханов уже ползают вокруг… Кстати, в ближайшее время может быть очень горячо в Москве. Вы сами-то в центре живете?

– В центре. Более того, в соседнем доме с Министерством внутренних дел.

– Лучше бы вам сменить на время место жительства.

– Для меня это неприемлемо, Джохар Мусаевич.

– Россия должна пожалеть о том, что она делает…

Разговор неожиданно прервался.

 

 

 

Алла Дудаева отошла к глубокому оврагу. Из оврага тянуло холодом и сыростью. Вечернее солнце медленно опускалось за горы. Верхушки деревьев золотились теплым солнечным светом. Птичий хор радостно звенел в весеннем воздухе. И только одна птица издавала странные звуки, напоминавшие то ли плач, то ли стон.

– Ваха, ты же старый охотник, все горы облазил, – обратилась она к президентскому охраннику. – Что за птица так плачет, так надрывается?

Охранник прислушался, но ничего не сказал – отошел к легковушке. Из-за высоких облаков донесся тонкий, еле различимый гул. Над горами кружился самолет дальнего радиолокационного дозора. Он ловил электронные излучения, исходящие со спутникового телефона, и передавал точные координаты. Получив целеуказание, подлетевшие к месту штурмовики выпустили две ракеты с лазерными головками наведения. Первая ракета попала в легковушку и разнесла ее в клочья. Вторая ракета воткнулась в землю рядом, но не разорвалась.

Взрывная волна сбросила женщину в овраг. Боковым зрением она успела увидеть лишь желтое пламя, вспыхнувшее над машиной. Выбравшись из оврага, Алла Дудаева оглянулась – на поляне никого не было. И легковушки зеленого защитного цвета тоже не было – вместо нее дымилась груда искореженного металла. Ничего не видя, она двинулась вперед. И вдруг словно споткнулась – перед ней лежал Джохар. Его лицо было бледным, глаза недвижно застыли, а с губ слетал последний вздох. Она ощупала все тело – повреждений нигде не было. И только на голове, с правой стороны затылка, зияла огромная кровоточащая впадина. Джохар Дудаев умирал – молча, не издав ни единого стона.

Подошел охранник, стал на колени.

– Это плакала кукушка, – тихо сказал он. – Она предрекала смерть.

 

 

 

В горном селении Гехи-Чу начался тезет – обряд чеченских похорон. Джохар лежал на ковре в чистой, проветренной комнате. Его бледный лоб украшала зеленая лента с арабской вязью, опаленные волосы были убраны под белую ткань. На левой стороне лица горела огненная печать от ракетного удара. В ногах сидела Алла Дудаева и шептала печальные стихи:

 

 

Проводить в последний путь приехали соратники Джохара Дудаева. Вице-президент Зелимхан Яндарбиев присел у изголовья и прочитал короткие суры из Корана. Полевой командир Шамиль Басаев долго плакал и молился. Один за другим, не переставая, приходили боевые товарищи Джохара, отдавали ему честь и заходили к вдове – выразить соболезнование.

Алла Дудаева вспоминала, как давным-давно муж поведал ей о родной чеченской земле, в которой хотел бы найти последний приют:

– В долине Ялхорой есть гора со срезанной вершиной. На вершине горы лежат развалины моей родовой башни. А неподалеку расположилось родовое кладбище. Если я умру, пусть похоронят меня в долине Ялхорой – там, где я появился на свет.

Она рассказала устроителю похорон о последней воле Джохара.

– Эта долина – очень открытое место, – ответил он. – Враги знают, где находится башня и родовое кладбище Джохара. Если вас не разбомбят по дороге, то разбомбят, когда будете хоронить. В долине Ялхорой нельзя предавать земле.

Джохар Дудаев был погребен ночью на сельском погосте. Присутствовали только вдова и племянники. Первого чеченского президента похоронили тайно, похоронили без народа, которому он присягнул на Коране и которому служил до конца.

 

 

 

Борис Ельцин находился с официальным визитом в Хабаровске. Он торжественно возложил цветы к вечному огню, зажженному в память о воинах, погибших на фронтах Великой Отечественной войны. Было холодно, с широкого Амура дул сильный ветер, и Ельцин захотел согреться. Кремлевская делегация прошествовала в резиденцию, где уже были накрыты праздничные столы. Но опрокинуть заветную стопку Борис Николаевич не успел: президента пригласили к аппарату правительственной связи. Звонил директор Федеральной службы безопасности Михаил Барсуков.

– Докладываю, что только что ударом двух ракет был уничтожен террорист Дудаев.

– Это железно?

– От него только кусочек одежды остался.

– Это правда?

– Так точно!

– Ну, спасибо, Михаил Иванович. С меня – звезда героя!

Борис Ельцин возвратился к столу, приплясывая. Он отставил в сторону стопку и до краев наполнил водкой хрустальный фужер.

– Сегодня у нас праздник! – произнес он. – А вот какой праздник – не скажу. Об этом вы узнаете завтра.

На следующий день информационные агентства сообщили: убит Джохар Дудаев. Известие о гибели первого чеченского президента было воспринято по-разному. Одни со страхом ожидали, что нападения на колонны и блокпосты возобновятся с новой силой – чеченцы начнут мстить за убийство своего лидера. Другие надеялись, что вооруженное сопротивление боевиков ослабнет и кровопролитие, в конце концов, прекратится.  Спустя три дня Москва заявила, что после смерти Дудаева нет никаких сомнений в легитимности правительства Доку Завгаева, который и проведет переговоры с полевыми командирами.

Однако полевые командиры не желали брататься с московским ставленником, заявив, что теперь независимую республику возглавит Зелимхан Яндарбиев, который будет исполнять обязанности президента на законных основаниях. Получалось, с устранением Дудаева положение только осложнилось – Москве предстояло иметь дело с менее сговорчивым собеседником. В итоге лично Борису Ельцину, скрепя сердце, пришлось принимать в Кремле Зелимхана Яндарбиева и вести с ним задушевные беседы.

Правда, после победы на выборах российский президент как будто позабыл о щедрых обещаниях, которые расточал накануне. И тогда перед самой инаугурацией, назначенной на 9 августа 1996 года, полевые командиры, ведомые Зелимханом Яндарбиевым и Асланом Масхадовым, напомнили о себе, проведя удачную операцию «Джихад» и захватив город Грозный. Униженный Ельцин еле-еле упросил Александра Лебедя, своего соперника на выборах, провести мирные переговоры с непокорной Чечней. И тогда генерал Лебедь, вопреки предыдущим патриотическим заявлениям, согласился на все условия, выдвинутые чеченской стороной, и 22 августа 1996 года подписал в Хасавюрте позорные мирные соглашения. Российские войска покинули Чечню. Северокавказская республика фактически стала независимой.

А генерал Михаил Барсуков не дождался обещанной награды. Его с треском отставили от должности – честный служака умудрился схватить двух активистов предвыборного штаба Ельцина с коробкой, полной сомнительных долларов. Золотая звезда так и не нашла своего героя.

 

 

После трагической гибели в Чечне возник религиозный культ Джохара Дудаева. Его почти обожествили и возвели в ранг святых. Приближенные к первому чеченскому президенту стали считаться людьми, «освященными» знакомством с ним. «Так считал Дудаев», «так хотел Джохар» – эти слова становились последним аргументом в спорах, и никто не мог ими пренебречь. «Мы – истинные последователи Дудаева, мы продолжим его путь!» – клялись тогдашние чеченские политики, и эта клятва превратилась в священный ритуал. Чеченские поэты слагали стихи в честь своего кумира. Среди них пальма первенства принадлежала члену Союза писателей России Мусе Гешаеву:

 

 

В едином порыве город Грозный был переименован в город Джохар-кала. Поддерживая это деяние, газета «Путь Джохара» писала в марте 1997 года:

«”Доведите дело до конца” – так прозвучал последний завет бессмерт­ного сына Кавказа, проложившего победоносный путь многовековых чая­ний народов, терпящих имперский гнет. Главная цитадель этой империи – крепость Грозный – сгинет в небытие и займет должное имя твое, Джохар. Именно ты бросил вызов империи зла, перед величием и мощью кото­рой смирился весь мир, Джохар. Ты, словно вершины Кавказа, символизируешь терпение и выдержку на тернистом пути к свободе, Джохар. Ты стал девизом войны во имя мира, ибо только война могла принести мир, Джохар. Ты назвал себя “жертвой” в истории и как нарт-орстхоевец Пхьармат (Прометей), похитив огонь, отдал его людям, Джохар. Ты следовал нахской поговорке “Камень остался, вода ушла”, и ты в сердцах людей навсегда остался, Джохар. Ты появился, словно ослепительный жовхар, дополнив плеяду звезд ис­лама в бездонном небе вселенной, Джохар. Возвратись же с небес на белом сияющем скакуне с саблей турпала Али в руке, Джохар».

Конечно, эта газетная передовица была преисполнена религиозного почитания, и имела мало общего с действительностью. Однако слепая вера, как известно, никогда не требовала ни рационального объяснения, ни достоверных доказательств.

 

 

 

 

Это было на заре чеченской свободы. Каждое утро к Президентскому дворцу в Грозном подходил стройный юноша. Он жадно вглядывался в лица тех, кто выходил из священного чертога. Он очень надеялся встретить своего кумира – первого чеченского президента Джохара Дудаева. Увы, знаменательная встреча не состоялась. Джохар Дудаев так никогда и не увидел своего преемника – будущего президента Чеченской республики Рамзана Кадырова.

«Дудаев был умным руководителем, – вспоминал Рамзан. – Народ Дудаева сильно поддерживал. Я любил его, и уважал, и ценил. Чтобы увидеть Дудаева, я выходил на остановку, ехал на автобусе в Грозный и до вечера там ждал, пока он выйдет. Я целый день голодал, но упорно хотел дождаться, чтобы увидеть его!»

Рамзан был молодым человеком, когда его отец – муфтий Чечни Ахмат Хаджи Кадыров – делал нелегкий выбор между войной и миром. И в этом ему помогли мудрые наставления великого чеченского святого Кунта Хаджи:

«Война – это дикость, – говорил святой. – Удаляйтесь от всего, что напоминает войну. Ваше оружие – четки, а не ружье и не кинжал. Всякое оружие – признак неуверенности в том, что Всевышний Аллах придет на помощь в нужный час. Кроме того, это ведь шайтан тянет вашу руку к рукоятке кинжала или прикладу ружья. Вы становитесь жертвой шайтана. Погибать в схватке с врагом, который намного сильнее, подобно самоубийству. Самоубийство – самый тяжкий грех.  Помните: никто не в состоянии осилить вас и вашу правду, если вы не свернете с пути своей веры – тариката».

Беседуя с сыном, Ахмат Хаджи Кадыров не раз приводил в пример деяния великого святого, который не побоялся выступить против всесильного имама Шамиля и осудить его слепую воинственность. И отец, и сын Кадыровы с большим почтением относились к Джохару Дудаеву, но когда Аллах перенес его на небеса, перед ними встал вопрос: кто и куда поведет чеченский народ? Три года после гибели Дудаева в Чечне царила свобода и независимость, но не было ни благоденствия, ни покоя. Даже новоизбранный президент Аслан Масхадов был вынужден ходить по своей земле окольными путями, опасаясь нападений недружелюбных полевых командиров. А фанатичные пришельцы из далеких арабских стран, известные под именем ваххабитов, только и призывали к священной войне – против неверных, против инакомыслящих, против всякой власти, которая отходит от предписаний шариата. Аслан Масхадов не смог им противостоять, но муфтий Ахмат Хаджи Кадыров считал себя сильнее духом, ибо опирался на помощь Аллаха и народную поддержку.

Закономерно, что в этой справедливой борьбе Кадыровых поддержал Джохар Дудаев – поддержал своими глубокими пророчествами. К примеру, Дудаев предсказал, что война прекратится при новом президенте России. Так оно и произошло. Своевластный Борис Ельцин покинул державный пост, а страну возглавил другой человек, который был открыт новым идеям и доступен людям. Он не только оказал полное доверие духовному лидеру Чечни, но и сам стал глашатаем традиционных ценностей, закрепленных в обыденном сознании известным перечнем – не пить, не курить, на совесть трудиться, заниматься спортом, уважать стариков, молиться. Это всецело соответствовало многовековым чеченским обычаям. И после десятилетия кровавого хаоса чеченский народ сделал выбор в пользу мира и добрососедства, а вместе с ним этот выбор сделал и Ахмат Хаджи Кадыров, ставший первым президентом Чеченской республики в составе России. Тогда же осуществился и давний замысел Дудаева, который еще осенью 1991 года предлагал Борису Ельцину тайный план установления твердой пророссийской власти в Чечне, непримиримой к радикальным сепаратистам. Ельцин отверг этот план султанизма, а его молодой преемник претворил в жизнь.

Противники такого политического обустройства обычно ссылались на чеченский менталитет, согласно которому древний чеченский тотем – волк – олицетворял, наряду с отвагой и дерзостью, неистребимое стремление к свободе. «Сколько волка ни корми, а он всё в лес глядит», – приводили известную пословицу, доказывая, что как невозможно приручить дикого хищника, так невозможно и горца удержать в начертанных пределах. Но они ошибались: приручить волка можно – если самому стать вожаком.

 

 

 

 

Акт первый — появление на свет. В 1944 году. В том самом проклятом чеченцами году, когда решением Сталина горцев-мусульман выселили с родного Кавказа в Среднюю Азию и Казахстан. В ссылку.

За что?

Советское объяснение: за сочувствие и помощь гитлеровским захватчикам.

Было ли такое сочувствие?

Темный вопрос. Может, и было – в ответ на наши обвинения. Да и помощь немцам – если была, то не вследствие какой-то изначальной к ним приверженности, а потому, что немцы ее провоцировали стратегически – упирая на мусульманскую веру.

Мусульман мы в 1944 году и приговорили. Рассекли народы. Карачаевцев и балкарцев – в ссылку. А черкесов и кабардинцев не тронули – православные! Чеченцев и ингушей – в ссылку, всех, безоговорочно.

Едва успевший родиться в родных горах, Джохар Дудаев вырастает в «павлодарской глуши».

По возвращении в родные места обнаруживаются психологические шрамы.

Вот впечатления диагноста:

«Он никогда не жил в республике, не имел там корней, не знал нашего языка и культуры. Вся его жизнь прошла в гарнизонах. Он даже не умел толком по-чеченски говорить. Никакого отношения не имел к исламу. Типичный советский генерал. Но для кавказского менталитета генерал — это нечто».

Это нечто не только не помешало, но даже помогло дослужиться до генерала Советской Армии. Пришлось, правда, в какой-то момент написать в анкете: «национальность – осетин», иначе не взяли бы в Академию Генштаба. Сошло – взяли.

Насчет ислама тоже не без казусов: уже став вождем независимой Ичкерии, напомнил соотчичам, чтобы не забывали молиться три раза в день. Кто-то шепотом поправил: не три, а пять раз в день. Нашелся мгновенно: «Молитесь пять раз, хоть чем-нибудь будете заняты».

Так кто же он? Чеченец? Мусульманин? Ни в том, ни в другом – ни следа мелочности или крохоборства.

Чеченец, которого лишили родины, – вот кто он, Джохар Дудаев. Это и определило окончательный выбор пути. Вернуть родину! Душа потребовала возмездия!

С чем это разительно перекликается – так с признанием российского генерала Лебедя, что тот воюет против Ичкерии «не столько за целостность территории, сколько за целостность российской души».

Вот это точней всего: и с той, и с этой стороны – боль души, уязвленной развалом страны, унижением народа. Чеченского с одной стороны, российского – с другой. Такая война для обеих душ священна. Какое тут может быть примирение?!

Джохар Дудаев, генерал-лейтенант Советской Армии, меняет фронт и возглавляет отделившуюся от Советского Союза Ичкерию.

Он воюет против России из принципа – без надежды на победу. На все пять лет войны оскорбленному сердцу хватает ярости. Вплоть до финала. То есть до гибели. От наших рук.

Финал – это окончательный отказ России от договора с отделившейся Чечней. И приговор Дудаеву, вынесенный в Москве.

Найти его оказалось непросто. Города были потеряны: ставку он дислоцировал в малонаселенных местах. Выследили, вычислили по номеру мобильного телефона. О нависшей атаке Дудаев не подозревал. Жену Аллу отослал в близкий овраг – чтобы содержание телефонного разговора не действовало ей на нервы. Отослал – и тем спас от гибели.

В жизни ее мужа, обреченного Джохара Дудаева, это финальная точка.

Сопрягая начало и конец его трагедии, обращаюсь теперь ко второй, поворотной точке его судьбы – к тому моменту 1991 года, когда он повернул эту судьбу на 180 градусов и – фактически – объявил от имени своей новообретенной Чечни войну России.

– Да здравствует развал империи! – прозвучал призыв.

Той самой империи, в армии которой он стал генералом и даже успел отбомбиться по вражескому Афганистану.

И вот сменил фронт.

Что это: измена присяге?

Нет, все тоньше и острее.

Я опираюсь в этих заметках на повесть «Чеченский волк», которую опубликовала «Нева» (№ 2 за 2016 год), один из самых интересных литературных журналов нынешней России.

Автор – Евгений Лукин – поэт, прозаик, эссеист и переводчик, тоже успевший послужить в армии и – что важно – повоевать на Кавказе…

Чего можно было ожидать от биографа чеченского лидера? Если оставаться во власти идеологических стереотипов – в зависимости от ортодоксального или либерального прицела, – то отнестись к нему или как к предателю России, или как к герою, выступившему за свободу от такого государства.

Так вот: ни к тому, ни к этому заушанию Евгений Лукин не причастен. Биографию своего героя он пишет с подчеркнутой, выверенной, безупречной объективностью. Перед нами не предатель (предвидя свой выбор, генерал Дудаев загодя уволился из армии, чтобы вопрос о верности присяге не вставал). Перед нами индивид, отвечающий за свои индивидуальные решения. И это более соответствует кавказской специфике, где спокон веку объектом интереса был не столько солдат (генерал) сплоченного воинства, сколько вольный воин, абрек, ищущий успеха в непредсказуемом волчьем чересполосье.

А если находит, то что находит?

Что обнаруживает новоиспеченный вождь отделившейся независимой Чечни? Что надо срочно заключать двусторонние соглашения с соседними северокавказскими республиками. Ибо в одиночку не выжить – при всей своей нефти. А в идеале – прихватить землицы от Ставрополья, от Ростовской области, и столицу перенести в Краснодар…

И что же, мировая политическая система сможет стерпеть такие новации? Да уж скорей присобачит чеченского волка если не к российской упряжке, то к всеевропейской, а то и ко всеамериканской. Свобода дорого стоит, тут не деньгами – жизнью надо расплачиваться.

Да и в самой новоиспеченной Чечне не вдруг с ней управишься.

Почему?

«Народ у нас неоднородный, огородился в тейповых ячейках. Его трудно объединить… Большинство хочет жить с Россией. Но это – пассивные люди. Они заняты своими делами – им не до политики! Только малое меньшинство мечтает о суверенном государстве Ичкерия. Но это меньшинство – молодые люди, более активные и более организованные. Они способны увлечь за собой пассивную часть вайнахов – у многих из них большой зуб на Москву. Ситуацию можно качнуть в любую сторону: сбить волну абреческой самостоятельности или раздуть огонь…»

Это рассуждение хочется откомментировать.

Оставим в стороне чеченцев, огородившихся в покойных тейповых ячейках. При старой власти этот покой звался обывательским и пребывал у интеллектуалов в презрении. Так вы хотите вырвать из этого презрения молодые силы и раздуть огонь, в них дремлющий? И это будет та революционная армия, ради которой нужен переворот к независимости?

Что же за армия возникает на этой волне абречества?

И что вы именуете в этой ситуации свободой?

Свобода предпринимательства? Свобода воровства, грабежа, именуемого бизнесом? Свобода независимости, в которой нет ни благоденствия, ни покоя?

И если бы только это… Куда страшнее ватаги юнцов, вырвавшихся из тейповых ячеек, а заодно и из школьных классов.

«Ко мне ворвались четыре старшеклассника, – рассказывает тридцатилетняя беженка из Грозного (не исключено, что учительница). – Они потребовали вступить с ними в половую связь. Я возмутилась. Они ударили меня пистолетом по голове и, пользуясь моей беспомощностью, вчетвером изнасиловали. Затем под угрозой убийства принудили меня совершить половой акт с моей собакой».

Вот так легендарные волки побратались с собаками.

«Выросло целое поколение, живущее отныне по закону: у кого больше патронов, тот и хозяин жизни».

Вы этого хотели, раскачивая Российскую Империю и добиваясь ее распада?

А участь русских в этой независимой Чечне?

«Русские пытались продать свои квартиры, но даже за бесценок их перестали покупать. На улицах повсюду появились надписи: "Не покупайте квартиры у Саши и Маши, они все равно будут ваши". А на выезде из Грозного начертан такой призыв: "Русские, не уезжайте — нам нужны рабы"».

Не оценив юмора, «русские в страхе побежали из Чечни — десятками, сотнями тысяч. А тех, кто остался, ждала страшная участь…»

Лучше всего об этой безысходности сказала в стихах Алла Дудаева:

 

 

Алла Дудаева – верная жена чеченского лидера. До встречи с ним (молодым советским офицером) в 1969 году – выпускница художественно-графического факультета Смоленского педагогического института. Алевтина Куликова. Художница. Поэт.

Если в окружении Дудаева был самый верный, самый неподкупный человек, то это его русская жена.

Та самая, которая отошла к недальнему оврагу, чтобы дать мужу возможность поговорить по телефону. Вспышка пламени и грохот взрыва вернули ее. Прибежав, она увидела горящие остатки разнесенной ракетой легковушки и распростертого Джохара с развороченным черепом.

Из всех действующих лиц этой трагедии наибольшее сочувствие вызывает у меня эта женщина.

А как же те тихие чеченцы, которые хоронились в тейповых ячейках, пока их не выбило на площади взрывом независимости? Может, было бы лучше оставаться народу в этой нетронутой тишине?

Нет! Не получилось бы! Потому что в этой тишине всегда дремлет энергия, ждущая выхода.

Удержать эту энергию – немыслимо. Она – в природе. Вырываясь, сметает все скрепы и запреты. В том числе имперские.

Храбрость и мужество чеченцев после таких взрывов входит в легенды.

Входит. Что дальше?

«Тяга к бесшабашному абречеству сильнее тяги к станку или плугу…»

Дальше, дальше!

«…Что с этим делать?»

В эпилоге повести — ответ на этот вопрос:

«Это было на заре чеченской свободы. Каждое утро к Президентскому дворцу в Грозном подходил стройный юноша. Он жадно вглядывался в лица тех, кто выходил из священного чертога. Он очень надеялся встретить своего кумира – первого чеченского президента Джохара Дудаева. Увы, знаменательная встреча не состоялась. Джохар Дудаев так никогда и не увидел своего преемника – будущего президента Чеченской Республики Рамзана Кадырова».

Войну, распад и разгул – попробовали?

Попробуем – мир, труд и сплочение?