Жизнь как есть

Евгений Лукин. На палачах крови нет. Типы и нравы Ленинградского НКВД. Сборник документальных очерков и статей. Издание второе, дополненное. Санкт-Петербург, 2022.

© Лукин Е.В., текст. 2022

В журнале «Крокодил» (N 33, 1989) литературовед Е. Биневич опубликовал статью о сотруднике редакции известных в свое время детских журналов «Еж» и «Чиж» Генриэтте Давыдовне Левитиной и ее муже Вячеславе Ромуальдовиче Домбровском. В конце 20-х – начале 30-х годов эту молодую семью часто посещали талантливые писатели и поэты Николай Заболоцкий, Даниил Хармс, Александр Введенский, Николай Олейников, Евгений Шварц. Гости беспечно веселились, пили дорогой коньяк и посвящали милым симпатичным хозяевам стихи.

До сих пор вечеринки в шикарной петербургской квартире Домбровских представляются нашим литературоведам в идеальном розовом свете. А между тем, для некоторых гостей это беззаботное времяпрепровождение имело трагические последствия, о которых они и не догадывались. Однако документы из архивов НКВД готовы рассказать правду.

Но сначала приведу выдержку из статьи Е. Биневича: «Улица Чайковского, / Кабинет Домбровского, / На столе стоит коньяк, /У стола сидит Маршак, – сочинение одного из постоянных гостей Домбровских, известного в ту пору шахматиста и математика А. Я. Моделя. Потом приходил со службы Вячеслав Домбровский, и с гостем садились играть в шахматы. А если бывал Д. Д. Шостакович, то они устраивались у рояля и играли в четыре руки. В. Р. Домбровский, – пишет далее Е. Биневич, – был командующим погранвойсками Ленинградского военного округа, имел четыре ромба, что не мешало ему быть и хорошим музыкантом. В юности он окончил консерваторию и юридический факультет. Он являлся потомком прославленного Ярослава Домбровского, героя Парижской коммуны, и сыном Ромуальда Домбровского, известного русского революционера. Когда-то дед Шостаковича, Болеслав Петрович, организовал побег Ярослава Домбровского из московской пересыльной тюрьмы. Теперь дружили их внуки. Вячеслав продолжил революционные традиции семьи. Весной 1917 года он был призван в армию и направлен в юнкерское училище. По его окончании его посылают в Ташкентскую крепость, где в 1918 году Домбровский с товарищами возглавил знаменитое восстание, за что в девятнадцатом его награждают одним из первых орденом Красного Знамени. Когда организовывалась Туркестанская ЧК, Домбровский оказался единственным человеком в гарнизоне с юридическим и военным образованием, и его назначают начальником Чрезвычайной комиссии. Тогда же он вступил в партию большевиков. Дружил с Фрунзе, позже, в Ленинграде, с Кировым».

Прошу прощения за длинную цитату, но она необходима для того, чтобы читатели смогли сравнить и убедиться: вышеизложенное имеет мало общего с действительностью. Итак, кто такой Вячеслав Домбровский и каким образом он продолжал славные традиции своей революционной семьи?

Его родители – Ромуальд Генрихович Домбровский и Анна Львовна Гинцбург – долгое время состояли в партии эсеров, неоднократно сидели в тюрьмах. Вячеслав окончил Красноярскую гимназию в 1912 году и поступил на юридический факультет Томского университета, однако успел прослушать лишь три курса (об учебе в консерватории в личных документах Домбровского нет ни слова). В 1916 году его призвали в царскую армию и направили в Иркутское военное училище. Накануне Февральской революции новоиспеченный прапорщик очутился в 1-м Сибирском полку в Ташкенте, где 1 марта 1917 года возглавил батальонный солдатский комитет и был избран членом Ташкентского Совдепа. Тогда же Домбровский вступил в РСДРП, примкнув к интернационалистам.

     Дальнейшая его карьера головокружительна: комиссар крепости, ответственный секретарь, член бюро и заведующий агитационным отделом ЦК компартии Туркестана. В промежутках командовал карательными отрядами специального назначения, подавлял Бухарское и Термезское восстания против большевиков. Наконец, в начале 1920 года постановлением ЦИС республики Домбровский назначается председателем Туркестанской Чрезвычайки. «Основной задачей работы ЧК, – вспоминал он позднее, – являлась в первое время основательная чистка Ташкента от бандитских организаций как уголовного, так и политического характера. В этой работе принимал личное непосредственное участие, то есть ездил неоднократно на операции, нередко проходившие в ожесточенной перестрелке, лично руководил облавами и т. п.»

       По крайней мере, сил своих Домбровский не жалел и здоровье свое в революционной борьбе поднадорвал, о чем и сообщил 23 марта 1921 года Феликсу Дзержинскому, попросив перевести его куда-нибудь из Туркестана. Дзержинский поинтересовался у коллег мнением о Домбровском. Артур Артузов отозвался сдержанно: «Не уживчив». Глеб Бокий охарактеризовал так: «На меня производил впечатление неглупого, способного, с административным опытом, с хитрецой и неискреннего». Ну а Яков Петерс был бескомпромиссен: «В работе проявляет много прожектерства... дает возможность приютиться вокруг себя разным проходимцам... работник ничего себе, если лучше нет».

     Лучше – не было. В. Р. Домбровский возглавляет Ярославскую губчека, затем – Карельскую. В середине 20-х годов перебирается на берега Невы и вскоре (1929 год) становится начальником Секретно-оперативного управления Ленинградского ГПУ.

Тайная слежка за инакомыслящими, подсылка стукачей в различные кружки и общества, многочисленные аресты среди русской интеллигенции, ведение дутых следственных дел – вот та область деятельности ГПУ, которой руководил Домбровский в Ленинграде почти четыре года. И надо сказать, весьма рьяно. Вот лишь некоторые результаты.

     1929 год. Разгром философского кружка «Воскресение». Арестованы 70 человек, в том числе историк культуры Н. П. Анциферов, литературовед М. М. Бахтин, знаток русской иконописи А. П. Смирнов, художник П. Ф. Смотрицкий и др. Руководитель «Воскресения» оригинальный богослов А. А. Мейер (кстати, друг и единомышленник философа Г. П. Федотова) определял задачу кружка как борьбу с интернационалистическими взглядами: «Лозунги Интернационала непримиримы с пониманием национальной культуры и любовью к Родине... Интернационал – это суррогат великого вселенского братства, который, соблазняя малых сих правдой мира и единения, делает из себя особую державу, подданные которой неизбежно становятся изменниками делу национального и всякого вообще творчества». Эти слова едва ли не стоили А.А. Мейеру жизни: ему грозил расстрел, и лишь вмешательство видного большевика А. С. Енукидзе остановило палачей. За свою любовь к России богослов получил 10 лет концлагерей.

1930 год. Разгром русской исторической школы. Заключены под стражу С.Ф. Платонов, Е. В. Тарле, Д. П. Лихачев, М. К. Любавский, В. И. Пичета, С. В. Рождественский, В. Н. Бенешевич, десятки талантливых ученых. В застенках Ленинградского ГПУ из них создается мифическая организация «Всенародный Союз борьбы за возрождение свободной России». Активно сотрудничающий с фальсификаторами Е. В. Тарле цитирует им слова философа Л. П. Карсавина, как-то назвавшего С. Ф. Платонова «выразителем русской национальной идеи». Семидесятилетнего академика, бывшего в свое время преподавателем истории в царской семье, пытаются психически сломать и заставить сыграть роль руководителя монархического «Всенародного Союза». Через три года С. Ф. Платонов умирает в ссылке, а Е. В. Тарле приглашается в Кремль, о чем позднее вспоминает: «Блестящий, очень теплый прием. Все прекрасно...».

1931 год. За тюремной решеткой оказываются поэты Даниил Хармс, Александр Введенский, Александр Туфанов, Игорь Бахтерев и другие. На допросе один из арестованных признается: «Я убежден, что Советская власть угнетает русскую интеллигенцию, поскольку не дает развиваться внутреннему "я" интеллигента, насилует его волю, заставляя отказаться от самостоятельности его существования, от права на свободную, согласно мировоззренческим установкам, творческую деятельность. Я высказывал неоднократно ту точку зрения, что моим политическим идеалом является конституционная монархия с участием в управлении страной всех слоев населения, с широкими избирательными правами, монархия, в которой конституционный монарх является выразителем стремлений и желаний всех слоев населения страны». Остальные участники «антисоветской группы писателей в детском секторе Ленгосиздата» разделяют эти взгляды: кто-то из них объявляется монархистом, кто-то – великодержавным шовинистом, что и фиксируется в протоколах.

Томящиеся в застенках Хармс и Введенский и не догадываются, что их судьбой теперь распоряжается В. Р. Домбровский, еще недавно любезно потчевавший их коньяком и голландским сыром. Он подписывает обвинительное заключение на несчастных узников. А вечером, усталый, идет домой, где его встречает обаятельная Генриэтта Давыдовна, незадолго до ареста поэтов уволившаяся из редакции, видимо, по совету мужа. И снова звучит в кабинете Домбровского музыка Шостаковича, двигает фигурки на шахматной доске Модель, пьет вино дипломатический агент Наркоминдела Вайнштейн...

Что ж, коллеги Дзержинского были правы: Вячеслав Ромуальдович оказался человеком неискренним, с хитрецой, да и прожектерства у него в работе, как видно, хватало.

В 1932 году Домбровский награждается знаком Почетного чекиста – видать, за упомянутые «достижения». К слову, орден Красного Знамени он получил к десятилетнему юбилею ВЧК в 1927 году, а не в 1919-м, как пишет Е. Биневич.

Впоследствии потомок героя Парижской коммуны командует поочередно Ивановским, Курским и Калининским областными управлениями НКВД. О том, как он продолжал славные революционные традиции на этих постах, пусть расскажут местные «мемориальцы»: материал наверняка найдется.

Открываю только что вышедший в издательстве «Советский писатель» стихотворный сборник Николая Олейникова, и меня не покидает горькое чувство, когда читаю веселые стихи, написанные опять же не Моделем, а Н. Олейниковым совместно с Е. Шварцем:

К кому же вы ходили в гости, невинно убиенные поэты?

_____________________

Газета «Литературная Россия» от 1 ноября 1991 года