Жизнь как есть

Болота, топи, кочкарник – это особая среда обитания, часто отделённая от большого мира.

Их часто считают опасными, таинственными, мрачными, туманными… С блуждающими огоньками, загадочными свечениями и всполохами… Со звенящей тишиной, создающей гнетущее впечатление. С призрачными видениями. Со своими скрытыми под ряской тайнами, с обязательным беспричинным страхом… Иногда и с причинными страхами, рождаемыми внезапным бульканием пузырьков газа, бормотанием, клокотанием болотистой зоны, с затягивающей трясиной, непролазными, непроходимыми дебрями, путаницей протоков, ручьёв, речек, озёр и озёрец…. А потому в деревнях, что среди зыбунов или поблизости стоят, рождаются сказки и легенды… Ведь в каждой болотине «чёрт сидит»…

А меж тем болота изучают. Есть раздел болотоведения в биологии,  в физической географии существует такой раздел. Гидрология подробно изучает эти объекты.

Много болот существует в Африке, на Филиппинах, в Северной Америке, в Амазонии… И у нас в стране их – уйма.

Можно говорить о таких, малоизвестных природных образованиях, которые и названия-то имеют только местные, скажем, карельские «Гнилая ламбина» и «Поганая суо», или тувинское «Шалбаа»…  А можно проявлять интерес к таким, как известные в мире: Васюганские тундровые в Сибири; Сестрорецкое в Ленобласти; Череповецкие болота на Вологодчине; Старосельский мох в Тверской области; Тюгурюкское на Алтае…

Богатый животный мир, пышная и разнообразная растительность существует в этих краях.

В болотистой местности, среди непроходимых, на первый взгляд, болот живут люди. Множество деревень можно встретить в глуши болот. Одни забрались сюда, прячась от врагов, оберегаясь от недругов; а иных влекут эти заросли обилием грибов, ягод, рыбы…

Время от времени задаёшься вопросом, как же они там живут, в глухомани? Чем занимаются? Каков их быт? Почему живут среди болот?

Подобные вопросы, если не мучили меня, то иногда появлялись, а надежд в какой-то степени удовлетворить такой интерес, не было.

Неожиданно я получил возможность пожить в одном из таких поселений, а заодно и получить какие-то ответы на свои вопросы. Может быть, не приоткрыть тайну жизни на болотах, но хоть что-то понять. Узнать лишь какую-то грань такого существования.

Помог случай. Мне, как заядлому рыбаку и азартному грибнику, было предложено приобрести дом в таких местах. В европейской части русского Севера.

Я согласился и вот уже несколько лет подряд, каждый август, когда исчезает мошка и спадает волна комарья, когда грибы появились, а рыба нагуляна, приезжаю в эту местность.

Жизнь затерянной деревни в этом медвежьем углу, в забытых Богом дебрях, как и во многих равнинных деревнях, диктуется чередой необходимых работ: торфоразработки; сенокос; огородничество; заготовки рыбы и лесной продукции, постоянное обустройство гатей через топкие места… 

Несколько домиков, если не утоплено в болотах, то поднято над колыхающейся кочковатой почвой. Поднято столбами, насыпью или на природных косогорах и пригорках. Некоторым жителям повезло – они дома поставили на каменные лбы.

А так всё обычно … птицы поют, деревья растут. Не мачтовые леса, нет, пожиже. Но стоят…

Двери домов здесь не запирают – приставляют лишь палку, показывающую, что дома никого нет…

Тут лошади, коровы не живут. Несмотря на богатый травостой. А вот отдельно на Чёрном острове и паре других островов существует выпас для них.

О болоте тут напоминает всё. Прежде всего, сырость, зыбкость почвы, деревянные дорожки, слеги и брёвна над зыбучими местами. Отсутствие дорог и обилие воды в болотинах, реках, протоках, бочажках…

Дом мне достался «не ахти». Надо было менять часть венца, полностью заменить одну стену… Да и других дел хватало… Предстоявшие непривычные работы мне – городскому жителю – не позволили в первое лето даже выбраться на какую-либо тихую охоту. Забот и дел по восстановлению дома было столько, что только успевай… И приходилось успевать. Какую-то часть инструментов, гвоздей и крепежа я привёз с собой.  Доски, на своё счастье, я нашёл на чердаке. Залежалые рулонные материалы на кровлю удалось купить в сельском магазине.

Дом, по моей просьбе, был приобретён ещё до моего приезда. Иначе ушёл бы… другим охотникам… Приобретён за сто рублей и две бутылки водки. Такая смешная цена была тогда в тех местах. В распитии водки, как это положено тут при покупках, принял мой приятель. Мне оставалось лишь по приезду оформить дом, составив купчую крепость и внеся запись в похозяйственную книгу сельсовета, располагавшегося в леспромхозе, где жила и бывшая хозяйка дома Анна Ивановна Кряжева.

Купленная изба стояла на отшибе. Рядом жили лишь Муравьёвы. Остальные жилые строения были на удалении в несколько сот метров.

По поводу подгнившего венца сосед мой Фёдор Флегонтович Муравьёв заметил:

- Тут всего-то одно бревно требует замены. Есть у меня порубочный билет. Через месяц я буду заготавливать лесоматериалы. Перевезу по воде, что смогу. Тебе бревно я оставлю на просушку возле твоего дома. За год как раз подсохнет. А там помогу тебе вывесить угол и заменить бревно.

С ним вместе мы осматривали купленный дом, и Фёдор Флегонтович обратил внимание на способ сплачивания брёвен:

- Видишь: без гвоздей дерево соединено. Скорее всего, и не было под рукой гвоздей. Смотри, какие хитроумные гнёзда вырезаны; дереву некуда деться. А пригнаны как! Пригнаны так, что даже без мха холод и морось не проникнут. Твой дом строили зеки в тридцатых годах. В деревне несколько домов поставили. Они голодали и для приработка посылали бригады по деревням и сёлам….

Один недостаток у поставленных ими строений – низко крылечки поставлены. Не учли, что тучи снега у нас бывают зимой. Заваливает вход так, что приходится друг друга откапывать.

Помню самую первую встречу с Флегонтовичем, с которым с годами я крепко подружился.

Мы тогда готовили пищу на костре возле дома, ведь и печь наша требовала ремонта. Столом нам служил огромный пень, который до этого торчал на берегу реки у самой воды, сидели на бревнах….

Так вот к нам подошёл Фёдор Флегонтович, как мы узнали позже, познакомившись с ним. Простое, приятное и открытое лицо. Фёдор Флегонтович снял кепку и держал её в руке на отлёте. В наших кинофильмах «Максимка» и «Адмирал Ушаков» так показывались матросы российского флота. В другой руке Фёдор Флегонтович держал миску с выловленной рыбой.

Судьба Фёдора Флегонтовича, жизненный путь его прямы и ясны. Родился в Вологодском селе. С детства всё время в работе. Подростком в войну возглавлял сельскую бригаду.

- Разговоры вести у меня не получалось. Я работал, и за мной шли все, кто хотел работать. Подгонять кого-то, укорять, не приходилось.

Настало время, когда Муравьёва Ф.Ф. призвали во флот. Службу он проходил на Белом море на базе Северного флота. Познакомился с Ириной Николаевной Зеленцовой, после службы женился, работал крановщиком на алюминиевом заводе в этих же краях. По состоянию здоровья вышел на пенсию. Перебрались жить в деревню Родники, где в огромном доме жила родня жены; здесь у них появились сын и дочь, внук и внучка…

Фёдор Флегонтович мог всё.

Мог и лодку сшить, и дом справить, печь сложить и тележку сделать или что иное нужное из скудного набора деталей. Все деревянные дорожки вокруг дома и к колодцу протянуты им.

В деревне народ рукастый; в Родниках при мне было несколько классных мастеров. Славными строителями слыли Леонид Петрович Деревнин и его свояк Павел Ефимович Крысанов. Печником и мастером на все руки был Чалков Константин Сильвестрович. Каждый из них мог ещё и лодки шить. Сейчас это умение, это мастерство теряет востребованность. В продаже появилось много пластиковых и металлических посудин. Фёдор Флегонтович тоже слыл в деревне известным мастером. В гараже у него на козлах всегда висело несколько лодочных моторов, принесённых ему менее умелыми владельцами, в основном, городскими жителями.

В то, первое лето, мне пришлось использовать двенадцать килограммов гвоздей. Колотил с утра до вечера. В тёмное время, когда ложился спать, слышал равномерные удары топора. Долго думал «Кто же это стучит? Неужели кроме меня ещё кто-то?» Прислушался и не сразу, не сразу понял, что это мой пульс не даёт мне уснуть.

В первый мой сезон приходилось, конечно, ещё много пилить и дрова рубить… Фёдор Флегонтович приходил, минуту смотрел на меня. Затем отбирал у меня топор или пилу, смотря чем я работал. Оставлял мне принесённый им инструмент. Разницу я понял сразу: у него всё наточено. Если пила, то «сама пилит», если топор, то «сам рубит»…  Такое ощущение.

Валентин – свояк Фёдора Флегонтовича – как-то пояснил:

- Федя не выносит, когда кто-то работает тупым инструментом, не может слышать. Места себе не находит. Выводишь ты его из себя, - добавил он, усмехаясь.

Со временем я научился точить свои пилы и топоры. А когда, в какое-то лето, привёз точило, то предлагал и соседям наточить им ножи, топоры…

Как-то, в какой-то очередной приезд, я подошёл к нашей речке и вдруг услышал работу лодочного мотора. На берегу меня встретил радостный Фёдор Флегонтович:

- Вот, оживил. Год мотор стоял без движения. Уж и не знал, что делать. Знаешь, что было? Поршневое кольцо лопнуло.

- И как же вы его заставили работать? - спросил я, указывая на работающий мотор.

- Несколько месяцев я всё голову ломал. А помнишь, я у тебя длинный-длинный гвоздь брал? Ну, так вот. У того гвоздя я остриё откусил. Обжал гвоздь вокруг поршня. Лишний конец гвоздя со шляпкой срезал. Гвоздь как раз в канавку улёгся. Готово! От фабричного кольца одним отличается: у того срез – квадрат, а у меня – круг…

И это не единственный случай, когда в условиях дефицита, Федор Флегонтович придумывал хитроумную замену фабричному изделию, а то и изобретал новое.

Так в другое лето Флегонтович удивил меня тем, как сделал окантовку своей металлической лодки. Он так говорил об этом:

- Если обратил внимание, когда мы ходили на рыбалку, при наборе хода, при ветре брызгами всегда заливало нас. И вот из нержавейки я вырезал крылья, которые приклепал к лодке. А чтобы не порезаться об острые края этих крыльев, разрезал резиновую изоляцию кабеля и вот она, оболочка,  становится кантом лодки.

В дальнейшем на полном ходу лодки брызги уже не попадали во внутрь посудины.

А вот ещё случай. На третье или четвёртое лето мне удалось закупить и привезти в Родники лёгкую пластиковую лодку «Пелла-Фиорд». До неё на рыбалку я ходил с Федором Флегонтовичем по его приглашению. Обычно он говорил:

- Снасти свои дам, у меня на всех хватит.

И слава богу. Мои тонкие лески, а мы, все горожане, стремились тогда приобрести лески потоньше, желательно японские, которые легко запутывались, к нашему удивлению. А у Фёдора Флегонтовича были толстые отечественные лески, которые не путались в узлы, а широкими кругами ложились на воду и затем легко и без узлов сматывались.

Наш малый флот использовался тогда для рыбалки на нашей безымянной реке. Река эта впадала в озеро Долгое. Озеро тоже было богато рыбой. Озеро насчитывало в длину больше пяти километров. И на озере часто не было затишья. Место тут открытое, а потому ветер всё время разгуливал. Это навело моего соседа на мысль:

- Я на моторе хожу по реке и протокам. Долгое – водоём очень мелкий, зарастающий травой. На винт всё время наматываются водоросли. Поэтому приходится мотор поднимать, а передвигаться на вёслах. А ты попробуй – оседлай ветер. У тебя лодка лёгкая, осадка малая. Наверняка в городе можно достать парус. Как пёрышко тебя понесёт под ним.

И в одном из городских спортмагазинов я купил парус. Парусное вооружение включало в себя, кроме шёлкового полотна, алюминиевые мачту и растяжки. В городе я подготовился к летней поездке. В одной мастерской заказал металлический подпятник для мачты. Летом приклеил его к днищу лодки, посадив на эпоксидку. Тонкие алюминиевые растяжки с помощью исполненного на одном из заводов крепежа крепились в уключинах.

Возникала лишь следующая проблема. Для сочленения мачты и растяжек я никак не мог придумать жёсткого фиксатора. Такого, чтобы узел сбора мачты и растяжек был неподвижен, непоколебим. И придумал выход из ситуации Федор Флегонтович. Он предложил между мачтой и растяжками установить металлическую площадку, к которой скобами притянуть и прижать вертикальный ствол и горизонтальные расчалки.

Однажды Фёдор Флегонтович показал, как сказали бы сегодня, мастер-класс. Я пыхтел, делая ворота в лодочном сарае. Мой любимый сосед сказал:

- Вот, тебе надо соединить эти доски, укрепив на них поперечину. Покажу, как в старину шили лодки. Забиваем гвоздь. С внутренней стороны высунулся кончик с остриём, а с внешней осталась значительная часть гвоздя. Резким ударом по острию сгибаем гвоздь на девяносто градусов. С внешней стороны вгоняем гвоздь до отказа. Затем изнутри добиваем гвоздь; он впивается в доску. Получается, что гвоздь шёл в одну сторону, а потом с другой, внутренней стороны он пошёл обратно.

Вот таким приёмом и лодки так ладили, чтобы верхняя доска прижималась к нижней. И так в нескольких местах. А по весне остаётся лишь просмолить доски и… вода не страшна.

Как-то весёлый грибной дождик прошёл над деревней, радуга охватила всё бесконечное небесное пространство.

- Пойдём на острова – подосиновик попёр, – сказал Фёдор Флегонтович, одетый в непромокаемый комбинезон.

Пошли мы и принесли полные корзинки грибов.

Я старался, как мог ответствовал Федору: присылал, находясь в городе, и привозил лекарства по просьбе жены Федора Ирины Николаевны. Он не жаловался, а болячек у него было много – сердце, лёгкие… И я радовался, когда оказывался им полезен. 

Многие деревенские жители, имеющие в отличие от нас баню, приглашали мыться к себе. И несколько лет, пока не построил свою, ходил мыться к Муравьёвым. По образцу их бани поставил позже и себе.

Жизнь в деревне Родники никаких особых тайн мне не раскрыла. Да, их и нет, похоже. Я увидел обычную сельскую жизнь обычных сельских тружеников. Жизнь обычная, только на болотах. Под пологом туманов на болотах тайн я не встретил. Кикимор и тех тут не видел. Пугающих до жути уханий, воя не слышал. Встречал лишь пёстрые ковры ягодников и мха…

Зато понял, что у людей здесь свой склад ума, свои особенности и умения…

Отсутствие многих вещей, многих услуг и товаров, непроходимость путей большую часть года, прямо влияют на изобретательность и изворотливость ума местного населения.

Главное, что мне удалось познать в Родниках – крепкую дружбу и взаимовыручку.