Жизнь как есть

С первого же дня пребывания в летнем оздоровительном лагере я стал выбирать кружок, в котором я мог постигнуть что-то новое, почерпнуть неизведанное и полезное, научиться тому, что я не умел делать раньше.

Был соблазн записаться сразу в несколько объединений. Но тогда можно было столкнуться с накладками, с совпадениями часов занятий… А потом у меня было ещё любимое занятие – футбол. Окружу себя обязанностями, думал я, а на футбол времени не будет. Как тогда быть?

Кружок фотографирования – первое, что меня привлекло. Фотографировать я не умел, а хотелось бы научиться. У ребят, моих одноклассников, только – только стали появляться фотоаппараты «Любитель», «Фэд», «Смена», «Зоркий»...

В то далёкое время не было фотоаппаратов-мыльниц, телефонов с фотокамерами… Не было аппаратов «для дураков», то есть таких, которые берёшь и без установок и наладок, щёлкаешь. Тогда же надо было разбираться во многих вещах. Надо было знать, что такое композиция. Определять фокусное расстояние. Ставить выдержку, устанавливаешь диафрагму… Надо было знать технологию записи изображения с помощью светочувствительного материала. Уметь готовить проявитель и закрепитель…

Все эти вещи в кружке я в теории прослушал. И даже все мы пощёлкали зеркалкой с использованием штатива или просто «с рук».

Мы оборудовали даже тёмную комнату, чтобы священнодействовать: переносить на бумагу изображения, сумев зафиксировать, сохранить их.

Но вот беда: ни проявителя, ни закрепителя, а также необходимых для их изготовления компонентов в продаже не было. Так нам пояснял фотограф…

Лагерная смена коротка. Ждать, когда появятся эти химикаты, я не стал, а записался в изокружок.

Почерпну, думал я, что-то высокое. Живопись, рисунок – видимое изображение этого высокого. Высокого искусства.

Но и в этом творческом союзе, в этом салоне живописи мы столкнулись с дефицитом. Краски были. Приличные акварельные краски ленинградской фабрики – то, что нужно для начинающих художников – были. Наличествовали бумага, картон и «холсты», выпиленные из оргалита – всё, на чём можно было писать. Для создания шедевров почти всё было подготовлено. А вот кистей…, кистей не было. Я не говорю о колонковых кистях. Таких тогда вообще днём с огнём… Кисти из щетины и те отсутствовали. Фактически они были. Но «были» это всё в таком прошедшем времени, что это можно было даже видеть: щетина вылезала из кистей клочьями. Ещё в нашем арсенале были цветные карандаши. Даже не чёрно-графитовые, а цветные. Владимир Александрович, наш художник, считал, что учиться необходимо сразу красками, чтобы человек мог проявить себя творчески, чтобы он стал живописцем. Форму ведь тоже можно показать в красках, считал он... Хороший рисовальщик может проявляться в красках. И не надо, как он говорил, бесконечно и нудно штудировать и прорабатывать модели…И в пример приводил нам великого итальянца XVII века Караваджо, который придумал и применял манеру тенеброссо – использование тени и света в формировании фигур, силуэтов, различных предметов…

Не могу сказать, что время, проведённое в изокружке, было потеряно. Совсем нет. Наоборот – я стал немножко разбираться в живописи, приблизился к высокому искусству…  Теперь я могу во многом безошибочно определить, перу какого художника принадлежит та или иная картина. Дело в том, что у Владимира Александровича было несколько толстых красочных альбомов – Дюрера, Веласкеса и Собрание картин Третьяковки.

Альбрехт Дюрер – немецкий живописец, гравёр и график. Жил и творил он с конца XV по начало XVI века. Много портретов вышло из-под его кисти. Более всего у Дюрера поражает его рисунок. Кажется, что он, не отрывая руки от холста, тонко и аккуратно передавал нам свои впечатления и мысли. Лучшего рисовальщика в мире я не знаю.

А Диего Веласкес – испанский мастер живописи XVI - XVII веков. Тематика его великих произведений широка – от жанровых сценок простых людей («Бодегоны», «Прачки») до исторических полотен («Сдача Бреды»), от шутов, карликов, фрейлин и других представителей двора Габсбургов («Менины») до портретов Филиппа IV, папы Иннокентия X… Любимая моя картина Веласкеса – «Продавец воды». Я был влюблён в гордое усталое лицо главного героя. Восхищался тем, как передана фактура инвентаря. Стеклянные стаканы. Огромный глиняный кувшин был именно глиняным. Кувшин хотелось похлопать по его крутым бокам… Можно было сказать, с какой стороны кувшин прохладный, а с какой нагрет солнцем. И где глина влажная; ведь там стекла капля воды, и эта капля оставила на выпуклом боку кувшина тёмный след.

Из картин, собранных в Третьяковской галерее, особенно поразила меня картина Василия Ивановича Сурикова «Боярыня Морозова». Сани с боярыней ехали, сани катились по снежной колее. Понимаете? Передать движение на картине!

Листать эти альбомы можно было бесконечно. Да ещё в сопровождении комментариев Владимира Александровича… Это давало нам многое.

Но вот как-то вожатая нашего отряда Катя Лабутина стала расспрашивать нас, нескольких человек занимавшихся в изо, о наших делах, о наших успехах. Узнав, что практически живописи и рисованию мы не учимся, она предложила нам вступить в её театральный кружок. У неё тоже есть проблемы. Имеется сборник пьес. Есть сцена в клубе. А вот полного состава труппы актёров нет. По плану мероприятий лагеря первый спектакль должен пройти через полторы недели, а вот такая беда…

- Да, нехорошо. Если ставить «Репку», например, и овощ тянет один дед, то это… провал, - заметил кто-то из нас.

- А что? Вот это – театр одного актёра в чистом виде, - дополнил другой.

- Может вы, ребята, на время перейдёте ко мне? – выражение лица Кати стало таким жалким, таким просящим, что мы прониклись к её просьбе. – Это, ведь, тоже интересно. Тоже творчество. С Владимиром Александровичем я договорюсь. А после спектакля опять, пожалуйста, занимайтесь рисованием. Чтобы успеть подготовиться к спектаклю я вас даже освобожу от дневного сна. Верю, в дополнительно появившееся время вы выучите роли.

Освобождение нас от дневного сна всё и решило. Такие отличия нас, артистов, от основной массы ребят нам, безусловно, нравились. Ещё бы – все спят или пытаются уснуть, а мы предоставлены сами себе. Конечно, мы согласились.

Тексты ролей каждый из нас выписал из сборника. Роли были не сложными. Но в мечтах мы уже видели себя великими знаменитостями.

В первый же день, пожиная лавры будущей славы, в тихий час, мы пошли на футбольное поле погонять мяч. Но старшим воспитателем Верой Ивановной были быстро опущены на грешную землю:

- Ребята! Если вас освободили от «мёртвого часа», это не означает, что вы можете творить, что хотите. Вы ведь мешаете спать своим товарищам! Так что никакого футбола, никакого пинг-понга. Ни-ни!

- Вера Ивановна! А в шашки-шахматы можно?

- По-моему, мой ответ вам ясен. Не так ли?  Учите роли.

Тогда мы поняли, что нельзя торчать на виду. И мы трое, будущие светила, ушли на речку – купались, плескались, загорали… А на обратном пути зашли в запретное место – соседний с лагерем запущенный сад…Но яблоки и груши тогда ещё не созрели.

В отряде, узнав, что мы записались в лицедеи, теперь по любому поводу и на любые наши слова нам твердили: «Не верю!», «Не верю!».

Роли наши действительно были не сложными. У меня – так всего несколько слов. И сюжет пьесы был простеньким. Отряд пионеров с миссией доброй воли идёт в соседний пионерлагерь. Цель похода – предложить провести совместную спартакиаду по лёгкой атлетике и плаванию. И надо было определить те дисциплины спорта, по которым будут проводиться соревнования и сроки встреч. Все данные предложения актёры доносят до зала во время долгого похода по сцене. Поход не простой – такое впечатление должно быть создано по замыслу драматурга. Идти надо было густым лесом. По пути отряд делает привал. В лесу на отряд нападает медведь. Отряд с помощью отважных пионеров отбивается от хищного зверя. Но дети сбиваются с пути. Благодаря же смекалке и знаниям примерного пионера отряд находит потерянную тропу и продолжает свой путь. В конце пути они натыкаются на указатель, помогающий определить, куда идти дальше. Цель похода достигнута.

Роли мы выучили за день.

Времени до спектакля оставалось с неделю. Его мы решили попусту не растрачивать, а использовать с толком. Всей гурьбой мы отправились в библиотеку.

В библиотеке мы, артисты, спросили книжки, посвящённые театру. На полках нашлось много мемуарной литературы известных актёров. Была книга Ч.С. Чаплина «Моя жизнь». Несколько книг С. Юрского. Были книги по актёрскому мастерству, сценической речи, урокам импровизации, мастерству актеров... У авторов этих книг были малоговорящие для меня фамилии. Мне же досталась книга К.Станиславского «Моя жизнь в искусстве».

Прочитал книгу с большим интересом. В книге собраны опыт творческой жизни Станиславского, мысли о художественном и этическом воспитании, жизненные и сценические наблюдения игры великих актёров МХТ, изложены принципы актёрского мастерства и системы ценностей актёра и режиссера с учётом эмоций и вдохновения… Но вот как применить эти знания, я не представлял.

Тем временем неумолимо приближался день дебюта нашего театрального коллектива. Все актёры заметно погрустнели. Лица стали серьёзными и осунувшимися. На двух общих репетициях, проиграв весь спектакль, стали обсуждать, как украсить сцену. Никакого сценического инвентаря у театра не было. За день до проведения спектакля мы придумали. В ближайшем лесочке мы выкопали пять или шесть (сейчас не помню) ёлочек.  Предварительно с помощью узелков мы пометили стороны света; это для того, чтобы после сценического действа посадить деревца как были. Тогда они не погибнут и смогут прижиться…

И вот день Х начался. Мы, актёры, ходили на ватных ногах. Есть не хотелось. Так день и провели – без завтрака и обеда. Поклевали лишь чуть-чуть.

И вот началось.

Занавес разошёлся, и перед зрителями предстал лес. Натуральный лес. По этому лесу шёл отряд пионеров. По пути следования ребята рассказывали о своих планах. Публика зачарованно смотрела за перемещениями отряда. Знакомые им лица творили на сцене некое действо. Это вызывало восхищение зала…

Действие шло, менялась сцена. Отряд делал привал. Огонь на сцене не разведёшь, поэтому мы обходились без костра. И поэтому же даже не делали вид, что собираем хворост.

Но с целью повышения достоверности наших действий и приближения их к жизненным ситуациям наш руководитель Катя ездила на станцию, на базар, и купила красивый большой помидор. Лагерная кухня нам выделила лишь буханку хлеба и луковицу. Это на всех. Помидор же Катя вручила мне.  Рассуждала она, видимо, так: на всех этот овощ был бы мал, а для одного – в самый раз. Катерина положила его в карман моего рюкзака со словами:

- На привале съешь.

Мне чрезвычайно понравился замысел режиссёра. Такой щекастый, такой багровый, такой влекущий замысел. Мне не терпелось держаться установки постановщика. Помидор жёг карман моего рюкзака. Мне хотелось воплотить замысел режиссёра в жизнь, не дожидаясь привала. Но вот он… - долгожданный привал. Мы уселись у края сцены и стали есть. Ребята – хлеб и лук. Я – помидор. До чего же он был вкусный! 

На привале я воочию увидел, насколько велика сила искусства. Только я стал поглощать томат, как тут же активная часть публики бросилась к рампе и заголосила:

- Оставь!

- Дай попробовать!

- Неужели ты один всё съешь?

- Не жадничай!

Ситуация рассмешила меня. Видя протянутые ко мне руки, я невольно смеялся, давился и ел это чудо. Скорее не ел, а глотал. И даже успевал парировать, импровизируя на ходу:

- Без соли он очень невкусен!

Позже мне говорили, до чего натурален я был при этом. Но, думаю, это помидор был натурален, а не я.

Занавес.

На этом месте Катя громко объявляет антракт.

В зале было очень душно, поэтому актёры и часть публики вышли на свежий воздух. Меня тотчас окружили девчонки. И я понял, что это мои фанатки. Они засыпали меня вопросами:

- А в обычной жизни ты кого играешь?

- Давно ты в актёрах?

- А в каком классе ты учишься?

- В каком районе ты живёшь?

- Как вы органично ведёте себя на сцене, - удивилась одна из них.

Когда перерыв кончился всех позвали в клуб.

По ходу действия пьесы на отряд пионеров нападает медведь. Это и понятно, ведь очень дремучим лесом мы шли. В медведя был наряжен один из актёров. Катя смогла где – то достать мохнатый тулуп сторожа полярной станции. Медведь мог издавать устрашающие звуки. А я палкой должен был отогнать хищника. Что я и делал, лупив без устали по шкуре зверя. Конечно, у «медведя» остались не самые лучшие впечатления от выхода на сцену. Но когда входишь в раж, то ничего вокруг не замечаешь.

Зверь был отогнан, но отряд при этом сбился с тропы. Наш актёрский коллектив проявил неподдельное мастерство, показав, что заблудились через эмоции на лице. Мы изобразили растерянность и испуг. Но это длилось недолго. Один из пионеров смог, используя часы и солнце, определить стороны света, и мы вышли на тропу.

Бодро идя по тропе, мы вышли к указателю, который, как оказалось, бывает в дремучих лесах. На табличке со стрелкой было написано «Пионерский лагерь «Волна». Наше дружное «Ура» было финалом пьесы.

После спектакля я был окружён благодарной публикой. Я даже ужинал в кругу улыбающихся мне лиц.

Не успел я в полной мере насладиться славой великого актёра. На следующий же после триумфа день родители внезапно прервали мою лагерную смену, достав путёвку на море.