Жизнь как есть

Сугубо личные заметки. Молотов – Пермь – Москва. И Ракетные войска стратегического назначения

14. Такова армейская жизнь

Марш-бросок. В лесах за Камой. 1970-е годы

Учеба – учебой, но я ведь попал не просто в высшее учебное заведение. Я ведь оказался в армии. Со всеми её прелестями: службой войск, караулами, учениями и физподготовкой.

Но с самого начала – с курса молодого бойца – мы начали осваивать рабочие профессии. И первая из них – дворник. Ещё в летнем лагере мы начали учиться мести дорожки, сгребать листья. Эти навыки мы продолжили совершенствовать и в пункте постоянной дислокации. Уборка плаца, летом – от листьев и грязи, зимой – от снега и льда. В итоге – каждый из нас работать лопатой, метлой, скребком и ломом может вполне профессионально. То же самое – с мытьем полов и натиркой их мастикой.

Ну, и квинтэссенцией клининга был, конечно, парко-хозяйственный день. В субботу после обеда и до ужина весь курс разверстывался на работы: на генеральную уборку казармы с выгребанием мусора и пыли из каждого закутка, травлением кислотой «чаш чугунных клозетных» в туалете, мытьем и натиркой полов в казарме; на генеральную уборку территории во дворе училища или на прилегающих улицах; на уборку закрепленных за курсом лекционных аудиторий и классов. Направлялись бригады и на «подшефные» предприятия. Туда, чаще всего – в качестве погрузочных команд. Например, таскали мы и картины в соседствующей с училищем Пермской государственной художественной галерее.

Вишенкой на торте парко-хозяйственного дня было построение увольняемых. В парадной форме, со свежеподшитыми подворотничками, в наглаженных синих бриджах и ушитых «в рюмочку» мундирах, в надраенных до блеска хромовых сапогах… Красота! Все атрибуты формы перечисляю подробно. Поскольку старшина безжалостно рвал на глазах всего строя увольнительную записку, если замечал малейшее упущение хотя бы в одном из элементов парадного обмундирования.

Для меня с моим однокашником Серегой Лежневым увольнение несло с собой ещё одну, дополнительную радость. Так получилось, что за нашим столом оказалось два женатых курсанта. А «женатиков» отпускали в увольнение сразу после завершения работ, не дожидаясь ужина.  А на ужин по субботам давали традиционные макароны по-флотски. И вот мы подходили к столу, не заморачиваясь равномерным дележом сахара и масла, и НЕ ТОРОПЯСЬ, как в ресторане, накладывали себе ВДОВОЛЬ вожделенных макарон, потом НЕ ТОРОПЯСЬ намазывали хлеб толстым слоем масла и накладывали ВДОВОЛЬ колотого сахара… Именины сердца!

Не забывала армия совершенствовать и другие наши трудовые навыки. Лучше сказать – не забывала использовать то, что ей досталось уже готовым. Во время лагерного сбора на втором курсе наши командиры решили не зарывать в землю трудовые навыки нашего брата – техникумовских выпускников и использовать их для ремонта казармы. После недельных тактических занятий и стрельб из нас сформировали бригаду и под руководством старшины-сверхсрочника отправили в училище. Там нас вооружили инструментами, четырьмя флягами разноцветной краски и поставили задачу приведения казармы в божеский вид к возвращению курса из лагерного сбора.

Наряду с работами, постоянным задельем в училище была служба войск. Ежедневно на курсе четыре человека заступали во внутренний наряд. Никто этому не радовался. Наряд – это сутки толком не присядешь. И самое легкое в наряде – это пост «на тумбочке» у входа в казарму. Ну, стоишь себе, посторонних не пускаешь, командиров наблюдаешь и подаешь им команду «Смирно!» Всего-то делов. А вот дневальные «свободной смены» (название-то для них придумано в Уставе внутренней службы как будто в издевку) – это сплошная пахота. Натирка прохода мастикой после ухода курса на занятия, мытье туалета, умывальника, судорожная чистка снега на территории, если туда забрел дежурный по училищу и устроил выволочку дежурному по роте… В общем – не сахар.

Несколько иное дело – караулы. Это – настоящая служба. По отдельному Уставу гарнизонной и караульной службы, с правом применения оружия. И с уголовной ответственностью за нарушения при реализации этого права. Это внушает. В караулы курс заступал раз в месяц. Для этого в расписании на этот день не планировались занятия. Каждая учебная группа заступала в разный караул. Либо собственно в училище (пост у Знамени училища, охрана секретной библиотеки), либо на втором объекте (охрана складов и технической зоны), либо на третьем объекте (это участок в лесу за Камой гектаров в 200 с площадками, на которых размещалось реальное ракетное вооружение). Самым же неприятным был караул на гарнизонной гауптвахте.

Мне караульная служба досталась не тяжелая. Почему-то с первого караула меня стали назначать разводящим. Это значит – не стоять на посту под ветром, снегом и дождем, а только выставлять часовых на посты. Правда, командовать сослуживцами, не имея сержантского звания, было сложновато. Но зато как-то сразу начинают мозги тренироваться в правильном направлении. Тут не порасслабляешься. Надо каждый момент соответствовать. По Гамбургскому счету. За права, предоставляемые воинским званием, не спрячешься.

И в повседневной деятельности, и при несении службы в плоть и кровь начинала входить привычка жить по Уставам. Правда, тогда мы относились к этому достаточно саркастически и придумывали всякие частушки, типа:

И вот чего было ехидством исходить? В Уставах были сформулированы и «отлиты в граните» © наиболее рациональные стереотипы поведения и порядок взаимодействия в воинских (равно как и в производственных) коллективах. Мне лично эти стереотипы были понятны и приемлемы. Правда, идеологи вольной гражданской жизни всегда утверждали, что эти стереотипы годятся только для специфических армейских условий. Подтверждение глубоких заблуждений этих критиков я получил много позже.  

В начале нулевых мне довелось получать экономическое образование в продвинутом либеральном учебном заведении. На занятиях по менеджменту, при изучении темы управления личным составом, преданные неофиты универсальных западных ценностей с придыханием открыли нам, неразумным, сокровища мировой управленческой мысли, которые, по вдохновенным словам неофитов, «были сокрыты от нас на протяжении ста лет». Но вот когда преподаватель менеджмента начала диктовать нам принципы организации производственной деятельности, сформулированные основателем западной теории этой достойной науки Анри Файолем (вообще говоря – замечательные постулаты! нет вопросов), я в каждом новом тезисе узнавал что-то знакомое. И когда в тетради огненными письменами засияли все 14 канонических начал менеджмента, меня осенило – да ведь это ВСЁ у нас – армейских офицеров – давно сидит в печенках! Это же Устав внутренней службы Вооруженных сил СССР! Вкупе с Дисциплинарным уставом. Которые разработаны на основе трудов выдающегося русского военного теоретика – генерала от инфантерии Михаила Ивановича Драгомирова.

Так что ни от каких «сокровищ управленческих знаний» мы не были отлучены. По крайней мере – кадровые военные. И в их действенности мне пришлось за полвека трудовой деятельности убедиться многажды. Другое дело, что слишком многие руководители в России этими принципами манкировали в своей повседневной деятельности. К сожалению.

Наша служба расцвечивалась и забавными казусами. В 1970 году в Советской Армии решили поменять форму одежды. Канула в небытие легендарная гимнастерка, служившая нашей армии сто лет. Отменились закрытые парадные кителя со стоячим воротником (усмешка истории – Сергей Кужегетович вновь их ввел в армию через 50 лет). А в Ракетных войсках решили уж заоднем ликвидировать царившую до того «партизанщину» в форме одежды. Она досталась ракетчикам со времен образования РВСН, которые формировались на основе и авиационных, и артиллерийских, и танковых, и инженерных частей. С соответствующими петлицами и эмблемами. Ракетные войска приводились к единообразной артиллерийской форме. Но, видать, решение такое родилось не сразу. И у нас на плацу появились картинки, на которых курсанты были изображены с погонами и петлицами красного цвета. Какой шум тут среди курсантов поднялся! «Как?! Из авиаторов в пехоту! Ни за что! Подаем рапорта на отчисление!». Дурные же мы были… Правда, через месяц картинки перерисовали, цвет заменили на черный, эмблемы – на артиллерийские. Успокоилось… И через год начали мы переодеваться…

Ну, а как не вспомнить общевойсковые учения? Они проводились для всего училище дважды в год: в конце зимы и осенью. Начинались они подъемом училища по боевой тревоге. Офицеры и курсанты старших курсов прибывали в установленное место. Этим проверялось действенность системы оповещения. Казарменные курсы после сбора совершали марш-бросок за Каму с полной выкладкой. Во время марша непременно «преодолевали участок зараженной местности» в противогазах (отчего-то всегда – бегом), отражали нападения «диверсантов» и разворачивались в атаку. Вот такой марш и изображен на фотографии в заставке этого раздела. По прибытии к месту развертывания обычно отрывали окопы полного профиля. Кстати, по окончании учений, окопы рекультивировали. Заботиться о сохранении природы нас командиры приучали в рабочем порядке. Уже тогда, когда Грета ещё с ума-то народ не сводила.

Во время первого же зимнего учения, развертываясь в атаку на болотистом поле, после первой же перебежки, плюхнувшись в снег, я почувствовал под локтями сырость. Поднялся – весь мокрый. Думал – отморожу промокшие ноги. Но тут же поймал лайфхак. Курсовой офицер, увидав, что вся наша группа попала в промоину и промочила ноги, приказал нам распаковать общевойсковые защитные комплекты (ОЗК) и надеть поверх сапог чулки от них. На ноге образовывается этакий термос, и в таком состоянии можно бродить по пояс в снегу, не начерпав его в сапоги и не отморозив ноги. Полезная штука. И нынче чулки от ОЗК я держу в багажнике постоянно.

И ещё. Всё наше житье в казарме нас каждодневно сопровождал спорт. Военный спорт. Цель военного спорта – оттренировать каждого военного не обязательно на высшее достижение, но приготовить его организм для того, чтобы каждую секунду он (организм) был в состоянии «выполнить задачу в любых условиях обстановки» © (Боевой устав РВСН).

Начиналось это всё с утренней зарядки. Каждый день. 40 минут при любой погоде. За исключением проливного дождя летом и температуры ниже -25°С зимой. А потом – две пары в неделю занятий по расписанию. На этих занятиях мы тренировали комплексы гимнастических упражнений на снарядах, приемы рукопашного боя, технику передвижения на лыжах, основы методики обучения подчиненных. А ещё дважды в неделю после обеда у нас бывали тренажи по физподготовке, когда мы в спортгородке училища под «ласковые» подбадривания старшины или курсовых офицеров просто до кругов в глазах «качали» пресс, бицепсы и трицепсы. Но и это ещё не всё. В казарме, перед входом в умывальник, была установлена перекладина. А в самом торце на помосте стояло несколько пудовых, полуторапудовых и двухпудовых гирь. Это для тех, кому зарядки, занятий и тренажей было недостаточно, чтобы довести уровень своей физической подготовки до требований военно-спортивного комплекса. А тем курсантам, которые не обращали внимания на эти спортивные снаряды и не могли продемонстрировать надлежащий уровень своей физической готовности, предоставлялась возможность дополнительных тренировок вместо очередного увольнения.

Ну, а для поддержания высокого эмоционального настроя каждое воскресенье в училище с утра организовывался спортивный праздник. На ступеньках сквера у Художественной галереи выстраивался оркестр. Солдаты спортвзвода напротив констрольно-пропускного пункта (КПП) устанавливали тумбы с флагами, обозначавшими створы «Старт» и «Финиш». Преподаватели физподготовки деловито раскладывали протоколы и раздавали номера. Начальники курсов выводили свои подразделения к старту.

Старт! Оркестр грянул бравурную полечку или кадриль. Очередная группа рванула на дистанцию 3 километра. Трасса кросса (всю трассу можно хорошо видеть на первой фотографии в самом начале этих записок; где общий вид училища со стороны Камы) начиналась от КПП. Вначале очередной забег бодро бежал 200 метров в сторону речного вокзала, потом заворачивался на пологий спуск, столь же бодро опускался через проезд под железной дорогой на набережную и двигался под автодорожный мост. На этом пути некоторые, особо «хитрые», пытались юркнуть в кусты на набережной и отдышаться там, срезая с полкилометра. В районе грузового порта проходили поворотный пункт и, уже растягиваясь в длинную вереницу (силы-то у всех разные), забег потянулся обратно. И вот тут «хитрецы» выскакивали из кустов и пристраивались где-нибудь в середине группы.

Термин «хитрецы» я не случайно заключил в кавычки. Поскольку начальником физической подготовки и спорта Пермского ВКИУ служил подполковник Виллен Миронович Гольдберг. Экзотичный был начальник. Внешне неказистый, но азартный, шумный, решительный и беззаветно преданный делу повышения физической готовности личного состава. Он всяческих хитрецов видел насквозь, и все их потуги пресекал на корню. Виллен Миронович выходил с морским биноклем ко краю обрыва напротив КПП, откуда вся трасса до поворотного пункта была видна как на ладони, и громовым голосом командовал секретарю: «Забег …дцатый! Номера …, …, … – незачет!» И тут же, после финиша, лишал иллюзий, а заодно и очередного увольнения, нечестивцев, пытающихся посягнуть на священные устои НФП-66 (Наставления по физической подготовке в СА и ВМФ от 1966 года).

Но до финиша ещё надо было добежать… А для этого надо было преодолеть подъем от набережной до Галереи. Это метров с 400. С перепадом высот метров 40 (смотри упомянутую фотографию). Вбегали мы на этот подъем уже из последних сил. Ну «вбегали» – это, пожалуй, слишком сильно сказано. Под железнодорожный мосток, от которого начинался этот подъем, мы, скорее, вползали, еле волоча ноги. А дальше время как будто останавливалось. Сквозь круги в глазах видна была только пара метров асфальта. В гортани как будто кто-то елозил железным ершиком. Каждый шаг давался через «не могу». И когда – казалось – через полчаса этой пытки удавалось поднять взор горе, надеясь увидеть окончание подъема, этот спасительный поворот оставался на том же самом месте. Как горизонт. А между тем, прошло-то никаких не «полчаса», а всего полторы минуты. Именно столько времени тратилось на этот подъем. Ну, и в завершение забега, когда мы еле приползали к КПП на автопилоте, оркестр издевательски заводил «Девочку Надю». Финиш!

Это бывало весной и осенью. Но Show must go on! А зимой этот праздник спорта кафедра физподготовки организовывала для нас в сосновом бору за Камой, сразу за станцией Блочная. Стартовая поляна была примерно там, где нынче автостоянка у отворота на комплекс Политехнического университета. На неё подгоняли пару КУНГов с печками, термосами с горячим чаем и черным хлебом с солью. А до поляны все казарменные курсы, с лыжами на плечо, через мост направлялись пешим порядком. Это километра три по прямой. А там – кросс 10 километров на армейских лыжах. Эти «изделия» из сплошной доски с загнутыми носами, надеваемые на сапоги, с очень большой натяжкой можно было назвать «лыжами». Изодранная поверхность их, никогда не видавшая лыжной мази, упорно не желала скользить. Это были, скорее, гиряки весом по паре килограммов на каждую ногу. И с этим отягощением требовалось преодолеть 10 километров за 40 минут. По факту – просто добраться до финиша. Вот на фотографии наша группа как раз после финиша такого кросса.

Десять километров позади. Теперь добрести бы как-нибудь до казармы. Февраль 1970 года.

В принципе – всё нормально. Настроение бодрое. Тогда мы все скрипели на начальника курса, на подполковника Гольдберга, на армейские «лыжи», на станцию Блочная. Но вот с таких кроссов, тренажей и перекладины в казарме и начиналось нормальное самочувствие. Лично я до сих пор с благодарностью вспоминаю и тот скрипучий голос нашего начальника физподготовки, и громовой рык начальника курса. Только в результате этого самого армейского спорта к третьему курсу мне удалось выполнить норматив военно-спортивного комплекса первой степени, а потом до самого увольнения из Вооруженных сил играть в волейбол и бегать лыжную эстафету за сборную факультета. Да и потом пригодилось.

На этой фотографии я на той самой стартовой поляне. Через 40 с хвостиком лет. Только сосенки поднялись. И борода поседела.