Жизнь как есть

Сугубо личные заметки. Молотов – Пермь – Москва. И Ракетные войска стратегического назначения

26. Защита

Но, невзирая ни на какие житейские и служебные перипетии, диссертацию-то после первого семинара на кафедре надо было завершать. Сама она не сверстается.

Так что всё лето 1979 года я каждый день пропадал в академии. Отеческие замечания профессором были, конечно, бесценными, но воплощать их рекомендации в строки и главы приходилось самому. И, без опыта-то, это давалось тяжело. А ещё я готовил иллюстрации – чертил расчетные схемы, графики с результатами расчетов, блок-схемы программ. И тут опять добрым словом вспоминал Леопольда Оттовича Триллера, который своим красным карандашом научил меня держать и карандаш, и линейку, и рейсфедер. А ведь многие (да большинство) соискатели нанимали для этого лаборанток за собственные деньги.

А ведь надо было ещё печатать диссертацию, вписывать туда формулы (тогда это делалось вручную), готовить и рассылать автореферат… Тут как нельзя кстати оказались три месяца за штатом и очередные отпуска за 1979, а потом – и за новый 1980 год, оформленные мне уже как преподавателю Пермского ВКИУ. Так что из академии я окончательно убыл только в середине февраля. Естественно, что «отпуска» прошли чисто номинально. Не всякий аврал, и даже в Красной Армии, дается так изнурительно, как эти «отпуска». Но тогда как-то не задумывалось о том, что рабочий промежуток с предыдущего отпуска летом 1978 года затянется до лета 1981. Некогда было рассусоливать…

За это время напечатали текст диссертации, естественно, в машинописном бюро первого отдела, со строгим учетом каждого листа. Пока печатался текст, я готовил автореферат и расчет его рассылки. Тоже оказалось нетривиальное занятие. Вспомнилось хрестоматийное письмо Льва Николаевича Толстого: «… извини, времени нет совсем, поэтому пишу длинно…» И оказалось совсем не просто адекватно изложить содержание 200 страниц диссертации (без приложений) на 20 страницах автореферата (с учетом рисунков). А ещё более нетривиальной задачей – подготовить перечень полутора десятков адресов, куда надо будет этот автореферат разослать. Ну, сами адреса-то профильных организаций найти – задача нехитрая. Но ведь надо, чтобы там эти авторефераты не выбросили в архив, а прочитали. Да не просто прочитали, а нашли время (самое главное – захотели бы найти) написать отзыв. Да лучше бы – не разгромный. Тут я пробежался по кафедре: у кого где не потерялись связи с однокашниками и сослуживцами? И это нашлось. Причем, тогда всё было честно: никого не упрашивали пойти против совести. Просто известили, что это автореферат не «с улицы». А наши ракетные войска – очень маленькие. Да и, опять же, через академию практически все ключевые специалисты практически во всех частях и учреждениях прошли. И каждый специалист держит в голове, что когда-то кому-то тоже подкатит нужда сделать «звонок другу».

И вот к началу февраля 1980 года все формальности были соблюдены. И начальник кафедры полковник Феоктистов повел меня к председателю диссертационного совета представлять диссертацию к защите. И опять я был поражен степенью ответственности и серьезности руководства академии к подготовке научной смены. Председателем совета был тогда заместитель начальника академии по учебной и научной работе, доктор технических наук, профессор, Заслуженный деятель науки и техники РСФСР, генерал-лейтенант Александр Васильевич Солодов. Я не случайно перечислил все его звания и титулы. Круг его обязанностей был необъятен. Но, тем не менее, он считал необходимым лично прочесть диссертации всех соискателей руководимого им совета. И подробно побеседовать с каждым из них. Меня восхитила степень его эрудиции и научного чутья. Он был специалистом по системам управления ракет. Чистым электриком. А у меня в диссертации рассматривались течения жидкости и газа в магистралях, процессы воспламенения и горения в камерах сгорания жидкостных ракетных двигателей. И вот во время беседы он стал задавать вопросы по тонким, не совсем явным аспектам математических моделей и организации процесса расчетов. Он с ходу выявил слабые места диссертации, да ещё и подсказал, как мне надо будет готовиться отбиваться от возможных каверзных вопросов. Квалификация! И опять – Школа!

Всё. Мне пора было покидать Дзержинку окончательно. Но до защиты оставался ещё без малого год. Все действия по доведению содержания диссертации до кондиции были сделаны. Оставались процедурные формальности. Необходимо было дождаться отзывов на авторефераты и своей очереди. Защиту мне назначили на ноябрь 1980 года. Могли бы и пораньше, но тут вмешалась Московская Олимпиада. На время её проведения было «рекомендовано» не отвлекаться на мероприятия, не связанные непосредственно с обеспечением «образцового» проведения мирового праздника спорта. И тут опять подставили плечо младшие адъюнкты кафедры Юра Шкурин и Слава Нездоровин. Они взяли на себя хлопоты по сбору отзывов, служебной переписке и хранению моих грифованных документов. Так же, как годом ранее это делал я, обеспечивая защиту соискателей из других ВУЗов ракетных войск, защищавшихся по профилю кафедры. Эта система взаимной поддержки работала безотказно. Опять сработало то самое войсковое товарищество, которое воспитывалось во всех нас с первого года службы.

А пока ребята собирали отзывы, я обживался в Перми. Трудно обживался. И в какой-то момент даже захотелось всё бросить. Особенно когда начальник кафедры, на которую я был назначен, изрек пророческую фразу, ставшую через сорок лет мемом best of the best: «Денег нет, но ты как-нибудь давай!» И ведь формально он был прав. Все командировки и расходы по защите диссертации по закону должен нести соискатель. Правда, большинство начальников кафедр, которые всерьез думали о подготовке научно-педагогических кадров, находили какие-то решения. Обычно, они быстренько издавали приказ о привлечении диссертанта в качестве исполнителя какой-нибудь научно-исследовательской работы и посылали его в командировки по этой статье. Денег-то лишних у молодых офицеров никогда не было. И мой начальник был прекрасно осведомлен, что я без квартиры, переживший переезд из другого города (а пословица: «Два переезда равны одному пожару» – это хрестоматия), да ещё с грудным ребенком. Но…

Но тут своё слово сказала моя героическая половина. Она – не знаю уж, какими своими силами! – решительно взяла на себя все домашние хлопоты и ни разу не попрекнула меня никакими лишениями, которые выпали на её долю в тот год. Мы оба понимали, что, коли маховик «подготовки научно-педагогических кадров в академии» запущен, то было бы непростительным малодушием этим обстоятельством не воспользоваться. Малодушно, в том числе, и с точки зрения организации нашего будущего быта.

Дело в том, что включение защиты диссертации в план академии автоматически обязывало всех её должностных лиц из всех подразделений способствовать выполнению этого самого плана. Именно поэтому и специалисты из научно-исследовательского отдела, которые отвечали за работу диссертационного совета, своевременно вели переписку, и начальник кафедры теребил офицеров со звонками своим сослуживцам по поводу отзывов на автореферат, и сам начальник кафедры подключал свои связи, чтобы договориться с оппонентами. Всё катилось к защите. Мне надо было только не терять темп. Пусть и из последних сил. Но если этот маховик остановится, то запустить его заново уж точно не хватит никаких сил. Примеры такие мы с огорчением тоже не редко наблюдали.

Незаметно пролетело лето. И я засобирался на защиту. Разумеется, за свой счет. Тут никаких случайностей и не могло быть. Механизм академии работал как часы. А я это помню как в тумане. Пацаны подготовили все мои документы, развесили плакаты. Я подготовил, выучил наизусть и отхронометрировал свой доклад (генерал-лейтенант Солодов не терпел, когда соискатели слюни жевали и превышали лимит времени, отпущенный соискателю на монологическое высказывание по теме работы), начальник обзвонил и лично встретил первого оппонента. Это был авторитетнейший специалист КБ «Энергомаш» по нестационарным режимам работы ЖРД, доктор технических наук Анатолий Давидович Дарон. Мои рецензенты – Игорь Михайлович и Юрий Георгиевич – сообщили мне, какие вопросы они мне зададут, если кто-нибудь из членов совета или сторонней публики «догадается» в конце дискуссии огорошить меня каким-нибудь неудобным вопросом, на котором я «поплыву». Опытные ученые, они объяснили мне, что, как бы я ни отбивался по разным вопросам (удачно или не очень), на последний вопрос я должен ответить блестяще! «Запоминается последняя фраза.» ©  Если всё пойдет штатно, они просто промолчат. Они промолчали. Счет был 19 : 0!

Оставалось всего-ничего. Оставался банкет. Но и тут меня подстерегала засада. В очередной раз в стране разгорелась борьба за «здоровый образ жизни». Опять началась антиалкогольная кампания. И по московскому гарнизону была издана директива о жестоком пресечении употребления спиртных напитков, особенно на рабочем месте. И по комендатуре – жесткие инструкции выявлять и пресекать случаи появления офицеров в нетрезвом виде, особенно в центральных районах города Москвы. Может быть, это не выветрился ещё угар Олимпиады. А новый начальник кафедры не хотел никаких осложнений с начальством. И он категорически запретил организовывать банкет. Ни под каким видом. Он предложил ограничиться бокалом шампанского по окончании защиты. Нет вопросов. Я заготовил пару бутылок шампанского, вазу апельсинов и коробку конфет. Но я твердо знал, что гештальт не будет завершен!

С одной стороны, я ни коим образом не хотел подвести начальника кафедры, который организационно поддержал меня сверх меры. А с другой стороны я знал, что если – паче чаяния! – я уклонюсь от банкета, то безвозвратно потеряю лицо среди офицеров кафедры. А – напомню! – Ракетные войска очень маленькие. Поэтому я заблаговременно отрядил младшего адъюнкта с соседней кафедры № 14, моего сослуживца по Пермскому училищу, Вову Гуськова в ресторан «Загородный», который помещался в лесопарке на Соколе. Этот ресторан мы все очень любили. Он находился рядом с остановкой трамвая № 28, и нам всем было удобно добираться на этом трамвае от ресторана до Серебряного бора, где жили все адъюнкты и некоторые офицеры кафедры. Вова получил от меня некоторую сумму, подробные инструкции по меню и поручение выбрать в зале ресторана удобное место. Незадолго до начала защиты Вова позвонил на кафедру и доложил, что всё готово. И я со спокойной душой отправился на заседание совета.

После заседания адъюнкты, преподаватели и оппоненты шумной гурьбой заполнили «Куликово поле» и подняли по бокалу за новоиспеченного кандидата наук. Повспоминали перипетии защиты, поздравили и похлопали по плечу. Но я не мог не заметить какие-то кисловатые лица преподавателей. И поздравления от них были какие-то дежурные. Повисла некоторая недоговоренность. На наше счастье радостный начальник кафедры (радостный от того, что он предотвратил возможные неприятности по поводу «бытового разложения подчиненных») пожелал нам всего хорошего и отбыл проводить оппонентов. Ну, а я тут же пригласил всех присутствующих отметить защиту так, как предписывали это делать традиции Академии, Ракетных войск и Красной Армии. И тут подполковник Вячеслав Васильевич Асеев – балагур и весельчак, душа кафедры – не стал скрывать восторга: «Я знал! Я верил в тебя Александр! Конечно же – да!» И тут наступил момент истины. Часть офицеров поулыбалась и, ещё раз поздравив меня и поблагодарив за приглашение, деликатно объяснили, что у них как раз вот сегодня оказались неотложные семейные дела. Я не удивился. И даже примерно угадал по персоналиям, когда прикидывал, на сколько персон надо будет заказывать банкет. Но это никак не омрачило радости. Поскольку все адъюнкты и «твердые искровцы» из числа преподавателей с воодушевлением стали собираться.

Вечер в «Загородном» 3 ноября 1980 года удался!