Жизнь как есть

Сугубо личные заметки. Молотов – Пермь – Москва. И Ракетные войска стратегического назначения

21. Парад на Красной площади

Зримым образом значимого государственного праздника является, конечно же, военный парад. Это величественное, торжественное и вдохновляющее действо! Так было летом 1945 года, так остается и посейчас. Но только для зрителей. А для участников – это монотонный изматывающий труд. Но всё-таки – с позитивным результатом. В 1970-х годах  военные парады на Красной площади проводились только на годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.

Обычно в парадах на Красной площади участвовали только слушатели академии. Но в 1976 году командование Московского военного округа приняло решение увеличить масштаб парада. Квота для Дзержинки была увеличена до трех коробок, прошлись мелким бреднем по кафедрам и к параду привлекли всех молодых офицеров строевой кондиции: начальников отделений, научных сотрудников и адъюнктов. Вот так я и попал в парадный расчет.

Коробки были сформированы по 220 человек: 10 шеренг по 22 человека. На парад должны были выйти 200 человек, а 2 человека в каждой шеренге были резервом. Они должны были проходить всю подготовку в составе шеренги, без всяких скидок и заменить выбывшего из строя бойца в любой момент. Каждая шеренга была пронумерована. Номер шеренги был крупно написан на повязке, которая была повязана на правом рукаве шинели каждого правофлангового. В каждой шеренге был назначен командир из числа постоянного состава академии, который имел персональный список шеренги, вел учет прибытия и обязан был всеми средствами обеспечить явку каждого участника расчета. А каждый военнослужащий должен был знать по имени, воинскому званию и в лицо двух соседей справа и двух слева в шеренге.

Начали с 10-го сентября. Каждый день часа по четыре. При любой погоде. Осень тогда была дождливая, сапоги и шинель не просыхали все два месяца. После тренировки шинель и сапоги ставились к батарее, но они до утра не успевали высохнуть, так что на службу ехали в мокром обмундировании. Не знаю, как слушатели, а мы – адъюнкты и начальники отделений с кафедр – переодевались в своих кабинетах в параллельные брюки, ставили сапоги к батарее, вешали шинели на калориферы в лабораториях. К обеду они только высыхали, и была одна мечта: лишь бы сегодня не было дождя. Мы переодевались в сухое и – счастливые – шли на тренировку. И тут опять – начинало сеять с набрякших облаков.

 Одиночную подготовку проводили на плацах академии. Ну, это просто так называется – «одиночная». А стояли мы в шеренгах, на своих штатных местах и отрабатывали элементы строевой стойки и строевого шага.  Шеренги были разомкнуты на интервалы и дистанции в два шага. Вначале отрабатывали строевую стойку на 16 счетов. Каждый элемент по отдельности: разведение носков на ширину ступни, положение рук, головы, втягивание живота (да-да! не смейтесь.). Инструктора ходили вдоль шеренг и КАЖДОМУ  поправляли эти положения частей тела. Примерно как в балетном классе у станка.

После строевой стойки отрабатывали элементы строевого шага: подъем колена, предплечья, угол руки при взмахе и отмашке. Причем, отмашка отрабатывалась только для правой руки. Левая прижата к боку. На параде она должна была придерживать кортик. Каждый элемент отрабатывался одновременно всей коробкой под барабан. Вначале малый барабан рассыпал дробью – «Внимание!», и вдруг – «бух!» большого барабана. И взлетали руки и колени всех 220-ти бойцов. В таком положении мы застывали, пока инструктора не дадут замечания каждому. И снова барабан!

Слаживание шеренг и коробок проводилось на Болоте с первого октября. Здесь мы ходили в сомкнутых шеренгах. Недели две – раздельно по шеренгам.  Отрабатывали равнение, чувство локтя, единообразный поворот головы, взмах рукой. В движении это не так просто. Через секунд 30 после команды «Равнение направо!» начинало ломить глаза, которые выворачивали, чтобы видеть «грудь четвертого человека, считая себя первым».

Там мы прочувствовали применение «высоких технологий» в строевой подготовке. Контроль уровня слаженности осуществлялся по видеомагнитофону. Такой еще катушечный, с широченной лентой. Микроавтобус привозил здоровенную камеру на треноге, телевизор и ящик собственно магнитофона. Все это устанавливали на трибуне. После прохождения мы все сбивались перед телевизором (там же – на Болоте) и начальник строевого отдела прокручивал прохождение каждой шеренги (номер её на рукаве правофлангового ясно виден на экране). Ежели он замечал у кого рука или нога не на той высоте – трансляцию останавливают, прямо по экрану считают – который провинился, и тут же раздают по "заслугам". А за слом равнения взыскивают с командира шеренги. И – по новой! "Учет и контроль" ©

Тяжелые будни тренировок скрашивала драгоценная половина. Частенько она приезжала на Болото с дочкой (тогда – ещё единственной) из Беляево, где мы тогда снимали квартиру. Это было удобно: там была прямая линия метро, без пересадок до «Новокузнецкой», оттуда мимо Третьяковской галереи по Кадашевским переулкам. На площади был парк с памятником Репину (он и посейчас там). Там они гуляли и глядели на шеренги бравых ракетчиков. А после команды «Разойдись!» жена выглядывала хитро из кустов и являла мне свой прелестный лик. Тренировка заканчивалась около 18.00, так что у нас было время прогуляться по Пятницкой на «Новокузнецкую» или по Якиманке на «Октябрьскую». А там – на метро домой. Если не было дождя, то променад мог быть и подлиннее – через Большой каменный мост к библиотеке Ленина и на Новый Арбат.

Через две недели стали ходить в коробках под оркестр. Тут глаза надо было вообще расколбасить. Одним глазом глядишь на «грудь четвертого человека» в своей шеренге, а другим – на спину бойца из впереди идущей шеренги. А третьим глазом соблюдаешь «диагональ». В общем – это только по телевизору красиво. А внутри коробки – изнурительная муштра. Да еще общегарнизонные тренировки на Центральном аэродроме,  да еще ночная репетиция на Красной площади, где-то 2-3 ноября. Так что, находились.

За время подготовки к параду всех нас заставили заново пошить парадные шинели. Наши – младшего офицерского состава – не годились: сукно на них было другого оттенка. Поэтому всех по графику посылали в ателье в высотке на Котельнической набережной. Там нам «в счет будущей носки» пошили парадные шинели из шикарного мягкого сукна глубокого серо голубоватого оттенка. На шинелях были нашиты золотые погоны и бархатные петлицы с окантовкой, да еще аксельбанты из латунной канители. Вообще-то, по уставу на парадных шинелях полагались серые плетеные погоны и бархатные петлицы без окантовки. Но для парада – понты.

Шинели всем пошили заведомо длиннее положенного. В одну из тренировок, где-то к самому концу октября, когда шинели были пошиты для всех, провели строевой смотр. Мы пришли в парадной форме и новых шинелях. На смотру вдоль каждой шеренги проходил начальник вещевой службы с линейкой. На одном уровне от земли делалась отметка мелом, а портной, следовавший за начвещем, тут же на месте отрезал излишек. Просто и действенно. На смотру проверяли и иную экипировку: фуражки, перчатки, брюки, сапоги. У кого не было исправных сапог, тут же выдавали «в счет будущей носки» новые. Эту шинель я и проносил всю оставшуюся службу. Она и нынче висит в кладовке. Слегка траченная молью.

И вот наступило 7 ноября. Супруга с дочкой остались дома, я вырядился, нацепил кортик и поехал в академию. В центре из метро уже никого не выпускали. За исключением нашего брата – в парадных шинелях с аксельбантами. Нашей академии повезло: она расположена практически рядом с Красной площадью, так что можно было не выходить заранее.

Сбор всех парадных расчетов был на Васильевском спуске. Академия дошла минут за пять. Разошлись «оправиться и перекурить». Для этого было все предусмотрено. Были подогнаны передвижные туалеты в вагончиках, к которым подведена вода, отопление, а в канализационные колодцы брошены гофрированные рукава.

На спуске колыхалось море стальных шинелей, расцвеченное околышами фуражек и всполохами Боевых знамен. Послышались отдаленные звуки оркестра из Замоскворечья. Я поднялся на Большой москворецкий мост. По мосту мерной поступью двигались коробки десантников. Коробки в парадной форме цвета хаки терялись на фоне серой брусчатки моста и охры соседних зданий. Это было нечто, неясно осциллирующее в мороси ноябрьского утра. И только белые перчатки в отмашке ритмичной строчкой вскидывались на каждый шаг. Иностранный легион отдыхает.

И тут среди стального моря поплыло к проходу между Василием Блаженным и зданием тыла Министерства обороны знамя Академии Генштаба. Знамя замерло, и в море обозначились ручейки. Никакой команды не было. Каждый знал свое Знамя и, увидав на исходном, потянулся к нему. За Знаменем, как будто сквозь брусчатку, стали проявляться коробки. Они сразу стали ровно (все-таки два месяца тренировок), но как-то расслабленно. Вдруг, будто проскочил импульс тока, коробки вздрогнули и замерли! Фуражки синхронно рванулись направо – прямо. Знамя склонилось «На плечо!», и монолит коробки, мерно колыхаясь из стороны в сторону, двинулся вверх по спуску.

Некоторое время площадка перед спуском пустовала. Но вот на неё поплыло следующее Знамя. Процедура повторилась, и очередная академия пошла на обозначенное на площади линейными место. Эта безмолвная, но архичеткая организация огромной, на первый взгляд стихийной, массы завораживала.

По настоящему тяжеловато было, пожалуй, только непосредственно на площади во время  парада. Не столько физически – как из-за напряжения. Наша академия традиционно шла третьей: после академии Генштаба и общевойсковой академии имени Фрунзе. Поэтому нас выводили на площадь рано. Там с полчаса стоишь до парада. Да во время приема парада Министром обороны стоять еще минут десять. Всего приходиться стоять минут сорок. Причем по стойке "смирно". Нам объяснили, что на экранах любое шевеление очень заметно. Так и простояли. А когда прозвучала команда "К торжественному маршу...!", один парень из второй шеренги "поплыл". Но такая ситуация была предусмотрена. Его соседи на локтях довели до поворота, а у Исторического музея во время захождения плечом его заменили. Там от каждой академии стояли запасные. От каждой шеренги по 2 человека. Они отходили всю подготовку вместе с нами. Парня вывели, шеренга сомкнулась, запасной встал двадцатым. Все под контролем.

А само прохождение от Исторического музея до Василия Блаженного заняло минуты три. От силы. Там не до впечатлений. Я ничего за эти три минуты вообще не видел, кроме груди четвертого человека и спины капитана из второй шеренги перед собой.

Так 7 ноября 1976 года я прошел по площади торжественным маршем в третьей шеренге второй коробки Военной, орденов Ленина, Октябрьской революции и Суворова 1 степени, академии им. Ф.Э. Дзержинского. Незабываемые впечатления. На память о них осталась парадная шинель шикарного сукна, сбитые в хлам хромовые сапоги и благодарность от командующего Московским военным округом.

***

Многие из гражданских, которые видели этот текст, НИКАК не понимают моего пафоса. Даже иронизируют над ним. И я по глазам вижу – втайне презирают меня за «примитивное самоуничижение» (по их терминологии; встречал и таких).

Им бессмысленно возражать. Я, со своей стороны, жалею их. Им не открылось чувство человеческого единения. А это именно чувство. Его невозможно рационально сконструировать. Его можно только ощутить в действии. В совместном действии. В ощущении, что в одиночку ты сделать этого в принципе не сможешь. И в ощущении своей непреодолимой силы, когда ты это нечто делаешь ВМЕСТЕ.

Вполне вероятно, что методы строевой подготовки есть некое «нейро-дактильное программирование». Но весьма действенное. И – самое главное!  – весьма позитивное. Надо прислушаться к разговорам в толпе этих молодых мужиков, которые гурьбой растекаются по близлежащим станциям метро и остановкам автобусов. Там жизнерадостный гомон, подтрунивание друг над другом, обсуждение планов на ближайшие выходные… Там что угодно, только не унылое говно. Там жизнь! В радостном взаимодействии друг с другом. И в предощущении всего самого благоприятного. И какие-то сбитые сапоги и промокшая шинель путаются где-то там, в череде досадных мелочей, никак не могущих поколебать это полное и бурлящее ощущение ЖИЗНИ.

И это ощущение не стирается с годами. Даже когда к этим «досадным мелочам» добавляются хвори и горечь утрат. Ощущение общей жизни и общей судьбы пульсирует в каждом, кто выбрал для себя профессию – «РОДИНУ защищать».

(Продолжение следует)