Жизнь как есть

Сугубо личные заметки. Молотов – Пермь – Москва. И Ракетные войска стратегического назначения

15. Экзотика.

В 1971 году в Москве, в Большом кремлевском дворце при участии Генерального секретаря КПСС проходил Первый всесоюзный слет студентов. Мероприятие задумывалось как пропагандистское, призванное активизировать творческую деятельность советского студенчества, повышение качества образования. Для Перми квота была установлена по одному человеку от ВУЗа. От Пермского ВКИУ делегатом на слет был назначен я.

И назначение и сама поездка оказались для меня очень интересными. Я учился себе, ни сном, ни духом. Правда, по итогам трех лет обучения я уже имел кое-какие регалии – я получил Ленинскую стипендию. Для гражданских студентов это было весомо: стипендия составляла 95 рублей в месяц (для сравнения: студенты в университете получали 35 рублей). Правда, для меня это имело чисто символическое значение. К тому времени мы закончили казарменный период содержания и вышли на «вольный режим». На этом режиме курсанты жили в общежитии (местные – по домам), приходили на занятия и на самоподготовку как на работу, питались самостоятельно (кто где). Для самостоятельной жизни курсанты получали денежное довольствие 95 рублей в месяц. При казенном обмундировании, бесплатном доступе к учебникам, и учебно-материальной базе это были по тем временам баснословные деньги. Так что Ленинская стипендия для меня – чистые понты. Но вот для руководства училища – весомый аргумент. Я потом узнал, что в делегацию от Перми назначались студенческие функционеры, в основном из числа членов комитетов ВЛКСМ. Но руководство ВКИУ этого не знало. И они назначили на слет студентов (наивные!) лучшего, по их представлению, военного студента. Меня вызвал заместитель начальника училища по учебной и научной работе и приказал – «Собирайся!». Вопросов у нас задавать было не принято. Я ответил – «Есть!» и пошел.

Собирали меня всем курсом. Про свою шинель я уже рассказывал: широченная и длиннющая кавалерийская шинель из серого ворсистого грубого сукна заготовки военной поры. На стрельбы, в караул или на уборку территории – незаменимая вещь. Но для тусовки по столицам – не айс. Тем более, что некоторым курсантам достались шинели поновее. Там и сукнецо потоньше и поплотнее, и покрой поуже, и шлица чисто символическая. С кителями – та же петрушка. Кому что досталось. Мне достался китель какого-то неказистого покроя из полушерстяной диагонали с подкладкой из хлопчатой дерюжки. А кое-кому повезло: им даже пошили парадные мундиры из габардина с лавсаном и подкладкой из лоснящейся саржи. И вот поглядел на меня начальник курса, поцокал языком и приказал приодеть меня, чтобы я не позорил курс в столицах. Шинель мне со своего плеча скинул Слава Ракитин, парадный мундир – Коля Алексеев. Ну, уж фуражку я надел свою.

Поехали. Тут, в поезде, я стал потихоньку понимать суть явления «общественной активности». В смысле – привлекательности выборных должностей в комсомольской тусовке. Я уже упоминал, что делегатами на слет «студентов» со всех пермских ВУЗов назначили из комсоргов, членов и секретарей комитетов комсомола. И возглавила делегацию – первый секретарь пермского обкома ВЛКСМ Элеонора Копысова. Таки вот, хотя билеты в командировки студентам, ежели и оплачивали, то исключительно в плацкарте. А комсомольским функционерам билеты приобрели в купе. И таких «мелочей» в жизни комсомольского и партийного актива (это я приметил уже позднее) набиралось достаточно много. Но курочка (кому это интересно) клюет по зернышку…

Ну вот, набились мы в купе к Элеоноре все 15 человек и стали знакомиться. Когда дошла очередь до меня, я представился. Уточнили: в каком комитете я состою? Когда выяснилось, что ни в каком, кто-то искренне недоуменно выпалил: «А как ты в делегацию-то попал?». В студенческую, по ходу, делегацию. Повисла неловкая пауза… Я тут смекнул, что уже тогда вся «общественная» активность обеспечивалась только функционерами. И комсомол был только ступенькой к попаданию в номенклатуру. А попадание в номенклатуру – это и была цель всех «активистов».

Я включил дурку, прикинулся тупым солдафоном: «Да и не разбирался. Мне приказали – я поехал.» Выручила Элеонора: она проинформировала, что я, по ходу, – Ленинский стипендиат (единственный, кстати, в делегации; среди всех этих комсомольских тусовщиков) и член партии. А членов партии в этой комсомольской братии и было-то всего двое: первый секретарь обкома ВЛКСМ Элеонора Копысова и аз, многогрешный. Комсомольцы втянули языки и больше ко мне не приставали.

В Москве всё было круто. Всех встречали на вокзале, к каждой делегации были прикреплены кураторы из шустрых московских студентов, которые занимались нашим размещением и досугом.

Разместили нас в гостиницах ВДНХ. Это был такой гостиничный городок из бюджетных гостиниц, построенных к московскому фестивалю в 1957 году. Номера были многоместные, удобства в коридоре, но сами по себе здания были добротными и пафосными. Кстати, эти гостиницы фунциклируют и по сю пору. Когда мы с нашими немецкими друзьями останавливались в Москве в 2011 году в более новой гостинице «Байкал», это было как раз возле тех гостиниц. И мы ходили с ними как-то ужинать в тамошний ресторан. Дворы – уютнейшие, с раскидистыми яблонями, тихие. И используются эти гостиницы как интуристовские (ну, для массовых туристов, разумеется).

Там я стал присматриваться, что такое порядочная организация массовых мероприятий. Пригодилось мне это, правда, много позже. Лет через 30. Когда пришлось организовывать общегородские мероприятия. И участвовать в организации мероприятий на уровне федерального округа. За что и получить благодарственное письмо полномочного представителя Президента РФ. Но это будет потом. А пока я наблюдал, как делегаты слёта доставлялись из гостиниц ВДНХ (тогда это была далекая окраина города, возле станции окружной железной дороги) колонной автобусов в сопровождении ГАИшных машин с мигалками – безо всяких остановок прямо в Кремль.

Заседания слета проходили в Большом Кремлевском дворце, в зале заседаний Верховного Совета СССР, то есть в самом почетном зале Дворца. Меня поразило тогда качество оборудования и отделки помещений. Никакой мишуры и позолоты. Всё сдержанно, но с высочайшим качеством и тщательностью. Акустика в зале – великолепная. Множество маломощных, незаметно вмонтированных динамиков. Ничего не бухает, звуковые волны не наслаиваются друг на друга, не резонируют; передача звуков естественная – как будто оратор говорит не повышая голоса в 2 – 3-х шагах, хотя место нашей делегации досталось на балконе.

Уровень выступающих – высочайший: с докладом – Генеральный секретарь КПСС, в прениях – Президент Академии наук, Первый секретарь ЦК ВЛКСМ, министр образования и науки, космонавты, спортсмены… Ну, а содержание – стандартное: научно технический прогресс, дорогу молодым, ответственность на вас, давай-давай, etc…

Самое интересное – в кулуарах. Атмосфера была радостная, оптимистичная. Лица – бодрые. Бодрило само нахождение в самых главных залах страны. И общая фотография в Георгиевском зале Большого Кремлевского Дворца. Да и вокруг: обеды – в банкетном зале Кремлевского Дворца съездов, в ресторане «Арбат» (тогда – только что запущенный Проспект Калинина), концерт в зале «Октябрь» на том же Проспекте Калинина и всё такое. Военных делегатов повезли в Центральный дом Советской Армии на площади Коммуны, напротив Театра Советской Армии (это где нынче проходит КВН). Там доклад Заместителя Министра Обороны, встреча с космонавтами. У меня с этой встречи автограф космонавта Горбатько на билете участника слета.

После возвращения у меня был шанс войти в политическую тусовку, и кто бы знал, как могла повернуться моя служебная судьбина. Мы перезнакомились друг с другом, ходили на комсомольские конференции во все институты. А после конференций – на закрытые банкеты для партийно-комсомольского актива. Были интервью в газетах, агитационные выступления по военным заведениям: в Военном авиационно-техническом училище и в училище МВД на Гайве. Стоило только посуетиться в выборных органах… Но я этим шансом не воспользовался. Чем-то мне всё это показалось мелковатым. А, может, зря?.. Вон, один мой старинный друг прошел через должность секретаря парткома крупного завода – в банкиры вышел… И это не случайно. Надо было стать своим в этой тусовке… И я был какое-то время «своим». И предлагали меня во все эти выборные должности… А я всё отпихивался. В адъюнктуру подался… Промохал «счастье»…

Ну, счастье в предыдущем абзаце я не случайно поместил в кавычки. Это касалось карьеры. А участие моё в слете студентов было судьбоносным для меня. Но – всё по порядку.

Вернувшись из Москвы, я неожиданно для себя стал ощущать свою «значимость». Да и ко мне некоторые стали относиться немного иначе. В частности, мы как-то потеснее сдружились с Мишей Савостьяновым и Володей Овчинниковым. Они были москвичи, и я ощутил их интерес. Мы стали чаще общаться, вместе планировать какие-то текущие дела. В числе прочих, одним из таких будничных вопросов года было налаживание нашего быта.

Напомню, в октябре 1971 мы вышли на «вольный режим». Мы с Мишей Савостьяновым стали жить по домам, а Вова Овчинников – в общежитии. Завтракали и ужинали мы – тоже дома. А вот с обедами надо было что-то решать. В окрестностях училища были столовая Военторга, домовая кухня в доме как раз напротив училища и столовая на Советской (в просторечье – «Три пескаря»). Естественно, в обед все они были забиты. Но мои же друзья – москвичи. Им же невместно по очередям таскаться. Да ещё – в столовках.  А тут как раз недавно открыли ресторан «Центральный» и днем в нем стали предлагать комплексные обеды (по нынешнему – «бизнес-ланч»). Народ эти ресторанские «комплексные обеды» презрел: пустые понты и дорого (примерно 0,80 – 1,20 рублей; по сравнению с 40 – 50 копейками в столовках). Но москвичи ни разу не презрели. Они уже тогда стали готовиться к офицерской столичной жизни. В ресторан можно было зайти не торопясь, сдать шинель в гардероб, где её примет солидный швейцар в пиджаке с галуном, без толчеи подойти к кассе, отбить чек на первый или второй вариант, сесть за стол с белой скатертью и, не торопясь, величественно отдать чек официанту. И не беда, что принесут те же жидковатые щи, что и в «Трех пескарях». Но – принесут! Ну, и я увязался за ними. Так мы стали завсегдатаями в «Центральном».

Мы познакомились с несколькими официантами (и официантками). Нас стали обслуживать быстро. Мы визуально заметили ещё некоторых завсегдатаев. Приметили и группу девиц из Художественной галереи.

Однажды – это было 15 сентября 1972 года – мы втроем, как обычно, пришли обедать в «Центральный». Не успели мы разобрать стулья, как вдруг откуда-то сбоку подскочила какая-то статная девица в простом платье кофейного цвета с гладко зачесанными волосами, собранными в тугой узел на затылке и туфлях-лодочках. Она стремительно села за свободный стул (он оказался напротив меня) и так же стремительно подала свой чек тут же подошедшей к нам знакомой официантке Люсе.

Люся быстро принесла первое. Ну, а пока ожидали второе и компот – разговорились. Девица призналась, что за наш столик её толкнули коллеги из Галереи. Которые тоже нас заприметили и объяснили, что нас быстро обслуживают. А девица, оказывается, задержалась на экскурсии и припозднилась на обед. Познакомились: девицу звали Лена.

С обеда вышли все вместе. Девица пригласила нас в Галерею. Миша с Вовой замялись – вроде, неудобно отказываться. Время до развода ещё было – пошли. Девица нам показала русский отдел и икону. Объяснила, что такое Строгановская школа иконописи. И пригласила в ближайшую субботу на открытие выставки европейской карикатуры. Ребята вежливо улыбнулись. А я-то знал: Миша женат, а у Вовы в невестах дочь заместителя начальника училища по науке. На выставку пришел я один.

Вы, конечно, уже обо всем догадались.