Литературная критика

/Мишель Уэльбек “Платформа”, М., “Иностранка”, 2003/

УМ - это Умеренный Мизантроп, или же Уэльбек Мишель, провоцирующий
своими романами культурные скандалы с эпицентрами во Франции.
Тот самый автор, который в своих писаниях целиком и
полностью сосредоточен именно на западном уме, помещенном в жесткую
поляризованную систему “Эрос - Танатос”. Автор сухой,
откровенный и восприимчивый. Как, в принципе, и сам западный УМ.

Роман “Платформа” стал бестселлером естественным образом, благодаря
остро конфликтной (и не обязательно при этом полемичной)
фигуре Уэльбека. Сама по себе эта книга, то есть те мысли и
соображения, что имеются в ней, вряд ли вызвала бы столь
широкий резонанс. В этом смысле можно было бы сказать, что новая
“Платформа” состоит из уже успешных “Элементарных частиц”.
Стиль романа очень сух и сдержан, ощущение
протокольно-телеграфного сообщения витает практически над каждой страницей.
Главный герой вполне под стать используемым языковым средствам
- он местами действительно сильно напоминает “Постороннего”
А.Камю, разве что с поправкой на нынешнее время и нынешний
“эсхатологический” антураж. Чиновник из Министерства культуры
вполне способен оспаривать первенство в “анемичности” с
путешествующим дизайнером из “1979” Крахта. Нынешний модный
европейский герой - умная марионетка, отстраненно существующая
в пространстве трансглобальных страстей. Структурно все
расположено так: смерть отца, затем обнаружение пути в утерянный
психосоматический рай, непосредственное попадание в этот
рай, прохождение в этом раю через ад и гипотетическая смерть.
Именно так Уэльбек разворачивает свой очередной проект
“заката западной цивилизации”. Строго по стопам Гогена. Однако,
главный герой - его зовут тоже Мишель - пропитавшись
эротическим счастьем и танатосовым отнятием в равной мере, остается
все той же марионеткой. Почти весь роман состоит из
медленной подготовки читательского сознания, из экскурса в видение
современного мира, из скучных и унылых бизнес-подробностей,
из ряда безрадостных деталей-улик. И только в самом конце
наступает блаженный покой, холистическое равновесие, баланс
физики и психики, “внешнего” и “внутреннего” - и уже в этом
состоянии мечта крушится при помощи автоматов и динамита,
мизантропия берет верх. Однако, анестезия счастьем оказывается у
Уэльбека достаточно велика, эта анестезия просто плавно
перетекает в бесчувствие, прострацию и неоткликаемость. Главный
герой приходит, в конце концов, к изоляции, которая в своей
наиболее полной фазе видится им как смерть.

Именно в последних главах “Платформы” автор ставит как бы мимоходом
наиболее хлесткие диагнозы: “К Западу я не испытываю
ненависти, только огромное презрение... Мы создали систему, в
которой жить стало невозможно; и хуже того, мы продолжаем
распространять ее на остальной мир.” И еще много в таком же духе.
Чуть ли не с рождения затурканный своей цивилизацией европеец
реализует себя в открытии тропического рая. Прибыв туда, и
прибыв, собственно, не один, а со всеми действующими
институциями западной цивилизации - в романе основой “платформы”
служит т.н. “секс-туризм” - он обнаруживает, что аборигены с
той же самой силой стремятся в рай европейской цивилизации.
“Их заветная мечта - американский образ жизни, сколько бы они
ни утверждали обратное; их агрессивность - лишь проявление
бессильной зависти.” Уэльбек - мастер поворачивать, в
общем-то, не новые парадоксы так, что культурная и просвещенная
Франция, а уж за ней и остальные миры, подергиваются рябью
этического шока. “Платформа” с ее секс-откровенностями и
жестокой правдой-маткой, мягко говоря, революционным или
бунтарским произведением не является. Все опять-таки происходит в
рамках все той же евро-цивилизации, в прежней парадигме, а
Уэльбек Мишель - так теперь называется еще одна культурная ниша.
Как же не быть скандалу, когда очень четко, просто и
насущно озвучивается расизм, когда на глазах общественности
демонстрируется онтологическое презрение к исламу и особенно,
когда соотечественникам-французам между прочим бросают в лицо
слова о том, что во Франции сексуальность не живет и граждане
этого государства не способны по-настоящему получать
сексуальное удовлетворение, не говоря о любви. А в Таиланде и дети
воспитаннее, и девушки мягче и женственнее, и климат с
ландшафтом - райские.

Вообще всем, кого каким-то боком интересуют расовые проблемы роман
“Платформа” может добавить, скажем, осведомленности. Сквозь
лучезарную призму туристического бизнеса перед глазами у вас
промелькнут и нынешняя Куба (немало в чем-то напоминающая
многие периферийные области СНГ), и Египет, и юго-восточная
Азия. Взору так же предстанет картина, наблюдаемая умным и
цивилизованным парижанином: цветные предместья во власти
нарастающих бандитизма и беспорядка, смуглые подростки битами
забивают интеллигентных пенсионерок, белых девушек насилуют
прямо в вагоне электрички. При этом “на Западе дорогая жизнь,
холодно и проститутки некачественные. На Западе не разрешают
курить в общественных местах и почти невозможно достать
наркотики; там много работают, много машин и шума, а безопасность
обеспечивается плохо”. Гнусная, в общем, жизнь, о чем и
предуведомляет читателя эпиграф из Бальзака.

Кстати, один мой друг, гражданин Н.Зеландии недавно отдыхал в
Таиланде. Судя по его впечатлениям, в этой избежавшей колонизации
стране дела обстоят неплохо, по крайней мере, в
туристическом секторе. Практически в свободной продаже кофе с опиумом,
сильнейший гашиш, насчет массажных салонов он не написал
подробностей, зато можно пройти курс буддийской медитации в
монастыре, а затем взять напрокат прекрасный во всех отношениях
мотороллер (прав не требуется) и поехать к морю, где
фантастический мир коралловых рифов сможет убедить любого, что
консенсусная реальность порой может быть изощренней всех
галлюциногенных действительностей. В “Платформе” Уэльбек
приблизительно так же описывает неземной счастливый покой таиландского
острова Майа - кстати говоря, о буддизме...

Ну и нельзя не отметить то, что Уэльбек в сущности производит свою
прозу из сугубо рационального, логически-направленного отсека
своего эго. Его произведениями руководит исключительно ум,
поэтому в них больше хлестких замечаний и безжалостных
обобщений, чем той особой “виртуальной” красоты, что свойственна
именно литературе. Социальные корчи с точки зрения
прагматичного интеллекта никогда не будут красивыми. Если представить
себе некие абстрактгые книжные полки, расположенные
сообразно литературным периодам, то на каждой такой полке можно
условно начать расставлять книги определенных авторов -
полярного стиля или стратегии - соответственно с левого и с правого
края, чтобы в середине полки литературный ряд временного
периода смыкался. Я представляю себе одну полку, на которой
экзистенция растет слева от Киркегора, а справа от Камю. На
другой полке уже чуть более разношерстно - предположим, справа
начать Борхесом, а слева Берроузом. Ну а на еще не сильно
заполненной полке, где слева стоят, допустим, Чак Паланик со
Стюартом Хоумом, справа мы можем поместить Мишеля Уэльбека.
Думаю, это будет оправданно хотя бы с точки зрения баланса -
чтобы полка не покосилась.

Отдельно стоит отметить вероятно не слишком трудоемкий в случае
Уэльбека, но определенно гармоничный перевод Ирины Радченко.
Именно ей пришлось переливать в родную речь конструкции вроде:

“ - Когда я была маленькой, - сказала она, - я даже курицу не могла убить.

По правде говоря, я тоже; но мне казалось, что человека застрелить проще”.

“Увы, отсутствие желания жить не приводит автоматически к
возникновению желания умереть.”

Умеренный Мизантроп.