Лаборатория бытийной ориентации №80. С тобою остаться в небе
Несколько дней назад я решил проверить хорошо ли моя кавказская
овчарка Паша заботится о своем щенке. Я напялил на лицо
Маску-Череп и пополз к щенку на веранду, издавая угрожающие звуки.
Щенок воспринял меня нормально, даже не испугался. Но с улицы
огромными прыжками (шерсть дыбом) заскочила Паша, а за ней
ее друг Атос, который потом от избытка чувств даже нагадил
на веранде. До того, как мне откусят голову, оставалась
секунда, я успел сдернуть эту дурацкую маску, мы встретились с
Пашей глазами, она меня узнала, но ее и мои глаза были полны
(как написал в свое время Бабель, а потом у него слямзил это
выражение В.С. Высоцкий) «гибельным восторгом». Мы с Пашей
словно бы приобщились к чему-то высокому и даже застыли в
вечности и в небе. Приходящие туристы видят скульптурную группу
«Дядька и собака».
В начале 60-х годов мой дедушка Дмитрий, подполковник медицинской
службы, купил домик в деревне Воронино. Я проводил там почти
все лето: катался на велосипеде, бегал по улице. И как-то
сама собой сложилась у меня опасная привычка есть на ходу и на
бегу: возьму хлебушка черного, на него — зеленый лук, посолю
и бегу с таким бутербродом сам не знаю куда. И вот однажды
побежал, как с цепи сорвавшись, и — хоп! подавился...
Вдохнуть не могу, сначала страшно, а потом совсем не страшно,
очевидно, от непоступления кислорода в мозг странное такое
состояние, словно ты и на земле, и несет тебя куда-то вверх; и
такое растекание по окружающему, такая чистая любовь, что и
вовсе не любовь... Если бы остановился — конец, задохнулся бы.
Но бежал дальше по инерции, прыгнул бестолковым лягушонком
— комочек хлеба и провалился внутрь каким-то чудом; смотрю,
а я уже дышу. И такое счастье в этот миг, что застыл в
вечности и в небе и такая волна любви стеганула, что аж ладошки
запылали.
Когда я учился во втором классе средней школы № 25, то был у меня
такой друг, хороший толстый мальчик Сережа Федоров. Мы с ним
бегали, играли и предавались разным детским развлечениям. И
вот однажды он пришел к нам и торопит меня на улицу, а мама
усадила меня есть макароны (большие, советские, толстые, что
похожи на папиросы «Беломор»). Мама, конечно, учила меня
хорошо жевать продукты питания, но тут я слегка сжульничал и
проглотил макароны целиком; при этом я почувствовал, что они
пошли куда-то не туда, но особого значения этому
обстоятельству не придал. Мы долго играли и бегали на улице, вечером уже
я пришел домой и почувствовал, что совершенно жутко
засвербило в носу. Ну вот простудился! — подумал я. Я стал чихать и
из носа вылетели шесть штук огромных толстых макаронин. Я
испытал настоящий шок и одновременно с этим некое неземное
чувство, как будто бы я, например, дал начало некой новой
жизни. И еще у меня возникло чувство удивительной гармонии, я
понял, что в мироздании сейчас все на своих местах. И я словно
бы застыл в вечности и в небе и даже, кажется, заплакал от
избытка чувств.
Когда-то я был некрещеным и занимался всевозможными сомнительными
практиками. Как-то мне дали одну мантру и она мне очень
понравилась — звучная такая и хорошо застревает в мозгу. И вот
хожу я и с утра до вечера твержу эту мантру, а потом возникло
такое чувство, что ничего мне не нужно, только произносить и
произносить дурацкую мантру. Читать не хочется,
разговаривать ни с кем не хочется, даже есть не хочется, кажется, что
все это лишнее; то есть могу, конечно, поесть, но не
особенно-то и нужно. Спать тоже как-то скучно стало: и вот гуляю
ночью и читаю, читаю, читаю мантру. Темно, а все вижу в лесу,
глаза стали прямо кошачьи. Иду между деревьев, как
бомбардировщик, и читаю свою мантру. А тело все наполнено
нечеловеческой просто силой: вот, думаю, я весь становлюсь из стали,
попадись мне навстречу человек и он для меня будет
пластилиновым: могу отщипнуть от него кусочек или размять его в руках и
он ничего со мной не сделает, поскольку он — мякиш, а я
сталь. И мысль: а как же я с людьми буду жить? А никак не буду
жить — буду все время бродить по ночному лесу, по серому этому
пространству. Я теперь всегда здесь буду в этом сером мире.
Это что же, и неба я никогда не увижу? А не увидишь,
братец, ни неба, - ни солнышка. А за тем небом — другое небо и
другое солнышко, - и их тоже не увидишь... Э, нет, думаю, нужно
бросать эту мантру, а то я с ней совсем свихнусь! Бросил
мантру читать, а потом и крестился в скором времени.
Когда было мне года два, а может быть три, очень напугал меня один
паук, который спустился на своей паутине прямо мне на лицо. А
я лежал в своей детской кроватке и предавался различным
невинным детским размышлениям о том — о сем. Я ужасно
испугался, закричал, заплакал. Причем это у меня был именно
метафизический ужас: что-то чудовищное, неподвластное моему разуму,
что-то паукообразное сидит во вселенной и плетет свою
страшную паутину (у Гинзберга есть стихотворение о некоем
космическом пауке). И этот маленький паук есть просто копия того
неподвластного разуму страшилища. Потом мне сказали, что паука
этого зовут Сатана и он есть отец всего происходящего зла; он
плетет свои сети (в начале 90-х годов я случайно
познакомился с человеком, написавшим антиинтернетовский текст под
названием «Компьютерные сети Дьявола»). Сатана плетет — Господь
распутывает. Бибихин считает, что и у философии главное
назначение — распутывать те узлы, в которых запутался человек.
Ну, назначение у философии, может быть, и такое, только она
вряд ли своему назначению соответствует, еще больше запутывая
человека новыми узлами и узелками. И пауков я вот с того
самого случая невзлюбил. И дело, еще раз повторю, не в
безобразности паука и не в том, что паук меня испугал. Какие только
животные меня в детстве ни пугали — один раз дедушка Павел
повел меня на прогулку в поселке Яя и какая-то чокнутая
лошадь сорвала зубами панамку с моей головы и сжевала ее
(очевидно панамка была приятного для нее травянистого цвета). Стал
ли я после этого случая бояться или ненавидеть лошадей?
Отнюдь! Любил их и люблю. А вот пауков всей душей ненавижу и
пусть они «природа», по мне лучше б такой «природы» и вовсе не
было.
Я мог бы сделать разные выводы о небесности и вечности в этой своей
статье, но делать их не буду. Если мне удалось немного вас
позабавить, то я и счастлив и другого ничего мне не надо.
Если же, прочтя мое произведение, вы досадливо поморщились, то
простите. В следующий раз напишу о чем-нибудь более
серьезном.
Лаборатория бытийной ориентации:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
