Библиотечка Эгоиста (под редакцией Дмитрия Бавильского)

Внимание: опытный музыковед нуждается в Вашем сотрудничестве при составлении расширенного биографического справочника блюзменов городка Думсдэйл. Присылайте сведения об известных Вам музыкантах. Самые активные помощники в качестве вознаграждения получат в подарок эксклюзивное издание словаря.

Кириллу Кобрину

Экспонат первый (бумажный носитель). Мой милый мальчик
Уолтер. Как ты бросался ко мне, когда я возвращалась с работы,
забирая тебя у овдовелой и снулой сестры, развлекавшей тебя, как
котенка, вязальными спицами, клубком шерсти и нескончаемыми, будто
пряжа, рассказами про войну, которая, я надеюсь, всплывет лишь
в твоих песнях… С детства ты подыгрывал всем, кого ни встречал,
голосом, как шестом, пробуя вечность. Твоя мечта разбилась, будто
пластинка — когда тебе предложили записать соло, ты все провалил.
А потом к нам в деревню прибыл фольклорист, собирающий блюз. Казалось
бы, судьба уже согласилась стать официальным распорядителем торжества,
послав навстречу коллекционеру твоего школьного друга… Но как
раз тогда, выбираясь из долговой ямы, в которую засадил нас твой
приемный отец (уже отбывший в яму другую), ты заложил усилитель
с гитарой в ломбард. Как-то инженер по звуку по ошибке затер две
твои песни. А затем кому-то другому приписали самый удачный твой
хит.

Когда умер Лерой, мой единственный внук, случайно посланный своей
матери (но неслучайно забранный у нее), женщине, которую и близко
нельзя было подпускать к малышу (она не укутывала его ни добром,
ни теплом, и он заболел), ты, продав губную гармошку с гитарой,
чтобы вместо погремушек приобрести для малыша гроб, совсем перестал
выступать. Жена, наказанная за недогляд за ребенком, увяла в психушке,
а ты перебрался ко мне и в саду вырастил дерево, на ветви которого
нанизал разноцветные склянки. В соответствии с африканским поверием,
достучавшимся до здешних земель, злые духи забираются в эти бутылочки,
приманенные их красотой, и поэтому не залетают в наш дом. Но мне
все равно. Кому нужна теперь эта ничем не взбаламученная череда
(вереница, цепочка, наручники) дней? Мне очень хочется тебе сделать
подарок, Уолтер. Вот копия письма, отправленного мной составителю
словаря. Лучшей песней я бы назвала ту, которую ты написал, когда
тебе было двадцать, ты помнишь? Ты озаглавил ее «Мама, ну почему?».

Пожалуйста, внесите в Ваш список: Уолтер Уолш.

Экспонат второй — Слепой Джим (негатив, бумажный носитель).
Лабал так горячо, столько выплеснул из себя блюзовых шлаков, выдул
в гармонику столько слюны, так измочалил наэлектризованные зудящие
пальцы, что, сойдя с передвижной сцены, оборачивающейся сзади
зеленой травой, по которой носились, спотыкаясь и бросаясь камнями,
привычные к музыке родителей курчавые дети, подозвал первого встречного,
шатаясь, почти упал на него и спросил, где туалет. Запутавшись
в узелках его указаний, прислонился к передку ржавой машины, на
которой приехал, и пил, пил, задыхаясь от эмфиземы и своих физических
габаритов, жадно пил пиво. С момента выпуска рекламной агитки
с его единственным фото, где он запечатлен зубастым и зрячим (вторично
ослеп после того, как муж пассии зашвырнул ему в глаза витриол,
а первый раз — от любви), прошло тридцать лет.

После нескольких гигов ² предпочитавший
костюмы в крупную клетку и сморкавшийся в такие же клетчатые,
скатерной фактуры, платки, Слепой Джим исчез, а когда его, благодаря
доброхотствующему «Мешку, набитому ритмом и блюзом», отыскали
для участия в музыкальной солянке, он ютился на чердаке, сражаясь
за пищу с истощавшим котом. Как раз тогда им был сочинен хит «В
мой потолок вбит крюк, на моей кухне — паук». Его попытка стать
избирателем была неуспешной. Только он заявился в избирательный
пункт, как ему задали вопрос: сколько на небе находится звезд?
(так проверяли в то время грамотность черных ³).
Растерявшись, Слепой Джим не знал, что ответить и поторопился
уйти. С окраины леса раздался хлопок. Слепой Джим, скривившись
от боли, упал. В поселке знали, кто стрелял в «ниггера», но снайпера
не нашли. Закатилась звезда.

Экспонат третий — Бесси Блу (бумажный носитель). Подростком
написала элегию «Когда я умру» и, вышибая слезу, исполняла ее
вплоть до кончины. А дотянула до девяноста пяти. Сбывая с рук
краденое, сошла со сцены и оказалась на нарах. Подралась с охранницей,
после чего ей набавили срок. Антрополог Адам Л. вспоминал: «В
тюрьме я навестил неотразимую Блу, чей блюз “Боже, как я презираю
слабаков вроде тебя!” угодил в яблочко лучших хитов. К моему вящему
сожалению, она чувствовала себя со мной неуютно и отказалась что-либо
петь».

А это не попало в печать: «Я ширококостна, из Теннесси. Сколько
себя помню — пою. С десяток белых барышень, покинутых мной, темными
ночами рыдали в подушку. Милочка, если хочешь заиметь мои брюллики,
полюби и мой блюз!».

***

носила фрак
говорила fuck   4
жила с девчонкой, дымила
в пятидесятых годах опубликовала статью «Мама, меня излечили!»

МакКарти, эпоха охоты на ведьм

Экспонат четвертый: Чак Пичфорд «Гордец» (бумажный носитель).
Играл на скрипке, был басистом, бас-боем ⁵,
прислугой. Воспоминания детства: арахис, хлопок и сено — так пах
отец. Когда отца линчевали, мать совсем потерялась и за воспитание
Чака взялся его собственный дед.

Оставил дом, когда ему было тринадцать. Покидал дома любовниц
под утро, когда исполнилось двадцать. В тридцать принялся утаивать
возраст и что был дважды женат. На одном из его сольников из-под
барабанной бури доносится свара: его «избранницы», разбранясь
меж собой, ворвались в студию и учинили скандал. А его привлекали
те, кто был недоступен — к примеру, авторесса блюза «Как же я
ненавижу мужчин». Отправив ей учтивый привет, он получил письмо,
простроченное суровыми нитками: НЕ БЕСПОКОЙТЕ МЕНЯ.

За два доллара он начинал играть в восемь, за два двадцать пять
и бутыль приходил в семь. За стойкой повздорил с каким-то блюзменом,
а через неделю забрел в тот же бар и достал револьвер. Остепенившись,
затих. И тут валом повалили несчастья: расстроилась печень, жена
и дочка, отправившись собирать полевые цветы, попали под поезд,
повесилась мать. Когда Сэмми Ли «Слон» наткнулся на Чака, тот
еле дышал. И Сэмми Ли зарыдал, увидев, во что он превратился.

Экспонат пятый: Кукурузный Король (некролог). Настоящее
имя Честер Винчестер, 1888–1955. Невзирая на грузное нездоровье
(его дразнили «Набитым блюзом мешком»), объездил весь свет. Его
концерты походили на бутерброд: между ломтями свинины шли песни.
Мясо неизменно выбирал пожирнее — пил и пел, пел и ел, а жир помогал
не пьянеть.

В шестьдесят лет зарекся от блюза: «всю жизнь я рассказывал о
печали, ничего не получая взамен, кроме нее. Что видел — то пел.
Мои песни были вровень с моей нищетой. И поэтому, видимо, я не
сдвинулся с места». Став проповедником, Честер был сбит машиной
и пролежал полгода в больнице (врачам пришлось собирать его по
кусочкам), а выйдя оттуда, устроился в мастерскую по ремонту автомашин.

Когда перехожий калика притащил ему шестиструнку, он враз утерял
хладнокровие, и песни теплом растеклись по жилам как кровь. Да
и как можно было оставаться спокойным, ведь если верить бродяге,
владельцем гитары был трагически погибший Морган Хьюз, более известный
под прозвищем «Модника Макса»! Через два дня Честер почувствовал
странную слабость, а через неделю его разбил паралич (врачи сказали,
что это вполне могло быть последствием автомобильного инцидента).
Умер Кукурузный Король. Слепой певец, нашедший инструмент легендарного
блюзмена, куда-то исчез, и реликвию отдали могильщику в благодарность
за труд. А вот одно из писем, пришедших уже после кончины Кукурузного
Короля: «твоя музыка, Честер, достает меня до самого дна. Без
тебя не было бы и меня. С поклоном, Грег Г.».

Экспонат шестой: Арета Райс (бумажный носитель: плакат, расписка,
дневник).

В пятницу в шесть тридцать вечера наше заведение облагодетельствует
своим присутствием блюз-примадонна Арета, любимица Бесси, автор
хитов «Старый справный вагон», «Напутственный блюз», а также

Если бы ты слушала, что говорит тебе мама
Если бы ты послушалась маму
Ты не оказалась бы здесь

***

Дана расписка в том, что в баре на 12-й улице 15-го августа было
исполнено две дюжины песен, а также выпито алгокольных напитков
на сумму _ центов (замарано), в результате чего на руки получено
_ долларов (неразборчиво), а также выдано самогоном
и колбасой (рядом с подписью расплылось пятно).

***

Тогда Лютер еще был со мной (это потом он, не выдержав неоплаченных
счетов, пеленок и плача, исчез, но перед тем, как пропасть, успел
изрядно попортить мне нервы). Несмотря на мое положение в обществе
(я пользовалась большой популярностью) и то, что я была в положении
(хотя животик еще был небольшой), он меня колотил. Однако, вопреки
слухам, я вовсе не «числилась в любовницах» Бесси. Да, мы дружили,
да, вместе пели — но не делили постель. Мужчины к ней липли как
мухи — она их не переносила на дух. Когда какой-то мальчишка приперся
в пивную, где мы выступали и, перепутав нас, всунул мне черно-белую
карточку негра в цветастой рубахе (на обороте были посвященные
Бесси стихи), мне стало так грустно! Ну почему и женщины, и мужчины
— все ей? И я ответила вместо нее: «не тревожьте меня».

Непронумеровано: Невозможно было предугадать, когда
она снова появится здесь. Целый день можно было провести в ожидании,
в сотый раз подкидывая в воздух кривобокую грушу или подбирая
волшебно скапливающиеся под прилавком безупречно круглые центы,
прицениваясь к цитрусовым, церемонясь с торговцем цуккини, миндальничая
с продавцом миндаля — и уйти с рынка ни с чем. Вполне возможно,
что как раз в это время она вытягивала из мешка-кокона складной
стульчик и, присаживаясь, расправляла складки своего оранжерейного
платья, как крылья, в каком-нибудь другом городке. Бижутерия ее
в прямом смысле слова была собрана с миру по нитке — браслеты,
купленные у американских индейцев, африканское ожерелье, перуанские
бусы, мексиканская брошь. Когда она появлялась в сопровождении
несусветного сикха в чалме, скорее соседа по квартире, чем мужа,
который подбирал для нее несуетное место в тени и испарялся, в
то время как она пришпиливала к груди микрофон и принималась петь
непроснувшимся отлежавшимся голосом, набирающим силу с первыми
лучами солнца и чашкой какао, невозможно было оторвать от нее
глаз. Но покупатели, зашоренные жизнью и ошарашенные своими детьми
(ошарашенные жизнью и зашоренные своими детьми) сомнамбулически
проплывали между рядов, и лишь иногда какая-нибудь китаянка, приволокшаяся
сюда в стоптанных туфлях, почему-то приводящих на ум рассказы
о том, что в Китае всем младенцам женского пола стягивали ступни
изуверскими башмачками, имитируя императорскую одалиску, танцевавшую
перед владыкой, преодолевая ужасную боль, вставала напротив и
раскрывала недоверчивый рот. А Людмила в это время щипала гитару,
пробуждая ее ото сна и доставала из плетеного бочонка бочонок
размером поменьше, к которому крепилась картонка с разлапистой
фразой «Подайте на жизнь, Счастливого Рождества» (сбоку была пририсована
елка) — и хотя Рождество было отпраздновано месяц назад, никто
не осмеливался об этом ей сообщить. Какой-то польский писатель
писал, что в оленях столько загадок, столько залежей тайны, что
этот излишек сказки, этот избыток чуда пророс и превратился в
рога. Так и Людмила: ее сущность, не умещаясь в теле и пробиваясь
сквозь кожу, проявлялась то шутовским колпаком, раздобытым при
посещении поставленной в парке пьесы Шекспира, то раскидистой
татуировкой с изображением русалки в ветвях, то павлиньими перьями,
которыми она любила себя украшать, невзирая на то, что перья павлина
приносят несчастье. Сама она не могла себя видеть — зато позволяла
видеть другим. Рядом с ней люди, которым благополучие казалось
мечтой, неожиданно ощущали себя королями удачи. Порой маленький
мальчик или девочка угловато подбегали к бочонку, запихивали в
него бумажные доллары и устремлялися прочь. Взрослые же платили
покорную дань и, не дослушав романс до конца, поднимали пластиковые
пакеты с земли. В этой женщине было что-то, чего они, проводя
время на кухне с тупыми ножами или тупыми мужьями, бежали. Возможно,
им казалось, что давая ей деньги, они выкупали себя. Но все было
бесполезно, воздушно, ненужно: и сама Людмила, вызывающе нездешняя
здесь, и ее песни, которые нельзя было положить на весы и упаковать
в целлофан, и этот отрывок из повести, что я вам посылаю, не удосужившись
объяснить, что Людмила, как и я, из Москвы... Но могу вас заверить,
что, приходя в восторг от всего нового — путешествий, мелодий
(мне довелось наблюдать на платформе людей, которые, застыв как
истуканы, в свою очередь в ступоре следили за тем, как из вагона
сначала осторожно, как смычок дирижера, появляется белая палка,
за нею невообразимый кокошник, а затем поддерживаемый проводником
локоток), она без труда разучила бы несколько блюзовых песен и
смогла бы приехать в Думсдэйл — ведь она музыкант с большой буквы,
певица от Бога, и мой друг, у которого с детства больные глаза,
всегда зачарованно глядит на нее и наглядеться не может, опасаясь,
что и он когда-нибудь станет слепым.

Экспонат седьмой: «Сипатый Уилли» Уотсон (бумажный носитель).
Убил человека и был осужден, а затем, передав прошение о помиловании
губернатору штата, записанное на обороте пластинки, был отпущен
на волю (впоследствии сын губернатора так впечатлился этим рассказом,
что стал составителем книги про блюз).

Уотсон дивился славе будто младенец: «как-то, запасшись бухлом,
я несся по городу на своем «Кадиллаке» и отовсюду лились мои песни.
И мне казалось, что я в раю, что я уже мертв». Но вскоре он был
позабыт. Когда его разыскал меломан из Парижа, Уилли перебивался
с макарон на мякину недалеко от притона, превратив в дом брошенный
грузовик. Его поклонник принадлежал к негласному сообществу собирателей
«плит» ⁶. Это был исхоженный вдоль
и поперек граммофонной иголкою мир — годовыми кольцами или вехами
на стволе жизни являлись пластинки, а сама жизнь полнилась счастьем,
когда удавалось пополнить собрание статей о любимом певце. Винил
пьянил почище любого вина.

Поклонник, скупив все записи Уилли, устроил ему гастроли в Европе,
однако, расхлябанный хистрионик ⁷
Уилли ни в Париже, ни в Амстердаме не преуспел. Возвратясь домой,
он заболел пневмонией и умер. Говорят, что как раз в тот самый
день Поклонник, чьи следы позднее затерялись где-то в Восточной
Европе, еще не зная о смерти Уилли, проигрывал его последний альбом.
А когда прознал, то на вечере в честь Уилли сказал: «я не зря
его тогда слушал — видимо, он неспроста мне звучал».

Экспонат восьмой: Яишница Джек (бумажный носитель, чехол).
Незадолго до смерти поселившись у бывшей жены, как-то ночью вытолкавшей
его на мороз, Уилли сдружился с квартировавшим у нее поваренком,
которого за игру на гармошке, а заодно за глазунью, похвалил сам
Сэмми Ли «Слон».

Когда Уилли предложил Джеку вместе с ним прошвырнуться в бордель,
тот неделю где-то скрывался — ведь он даже гулящих девок стеснялся,
что уж говорить не о блядующих, а о блюдущих себя! После того,
как Сипатый Уилли рассказал ему про блюзмена, продавшего Дьяволу
душу, Джек неожиданно стал серьезным, как смерть. Заранее облюбовав
показавшийся ему знаменательным перекресток (вокруг отрешенно
шептались деревья), он спозаранку явился туда и плюхнулся в пыль.
В полдень из-за горизонта выехали неприметные дрожки. С них соскочил
громаднейший негр. Он вразвалку приблизился к Джеку и, чуть не
потеряв равновесие, пнул ботинком валявшийся рядом с Джеком чехол.
Джека била мелкая дрожь. Незнакомец взял у Джека гитару и настроил
ее на свой вкус, а затем исполнил диковинный блюз, в котором невозможно
было разобрать ни единого слова, однако Джек догадался, что блюз
был про него. После этой встречи он стал знаменит.

Экспонат десятый — Модник Макс (бумажный носитель).

Когда дела на земельном участке пошли совсем плохо (все валилось
из рук), взял в руки гитару. Стал терзать ее по нужде, а в результате
прогремел на весь свет. Не умея читать, сам сделал себя (self-made
man), сам собрал инструмент (а иногда мастерил диддли
бо ⁸ прямо на сцене). Когда обрывалась
струна, он завязывал ее узелком. Пробавлялся массовкой, а жил
под мостом. Шум входил в одно ухо и выходил из другого. Музыка
внутри него звучала так явно, что перекрывала весь шум. А по голове
шли поезда.

Сорок восьмой, воскресенье, два часа ночи, возвращался из бара.
Выбит глаз, череп проломлен. Пропали шестиструнка, шляпа, часы.
Позже болтали, что рядом с местом ограбления видели проезжавшего
на велосипеде здоровенного негра с гитарой, напоминающей ту, на
которой играл Макс. Ему было тридцать четыре. Речь пузырилась
на его рту. Ввалился к подружке: «Бог, будь милостив». Мертв.

Экспонат девятый: Грег Глузман (диск для ПК, аудио: интервью,
воспоминания старшего брата).

— Сочиняя, пью только соки. Обмываюсь три раза в день прохладной
водой. Ломкие волосы, блеклая кожа, дряблые десна... малейший
изъян в себе выбивает меня из седла. Когда я пишу, я должен быть
божеством.

Перед нами Грег Глузман, белый блюзмен. Его мать умерла, когда
он был совсем молодым, а отец дожил до того возраста, когда стал
выглядеть одних лет со своим сыном. И не переставал костерить.
Грег перепробовал — и перепортил — кучу профессий: стоял за прилавком,
ночью спал под тем же прилавком, не умея играть на пианино, грузил
пианино, и все это время не переставал совершенствовать свое мастерство
[...]

***

Карьера брата подходила к концу, но из него по-прежнему пытались
выжать все деньги. А вот что писали газеты: «на сцену
выполз немощный старичок, которому рев фанатеющих рэйверов, казалось,
не внушал ничего кроме страха. А ведь когда-то Грег Глузман запускал
ложку во все вкуснющие джем-сессии искусников блюза, не говоря
уже о том, что шафером на его свадьбе был сам Сэмми Ли “Слон”!».

Под брата подкапывались все, кому было не лень. Однажды его обвинили
в том, что он торговал на черном рынке поддельными воспоминаниями
бывших рабов. Разумеется, это было неправдой. Теперь — про последний
концерт. Грег исполнил пять песен и его унесли. Таблоиды налились
гневом и краской. На следующий день он пошел за молоком в магазин
и, увидев злобные заголовки, упал. «Я чувствую себя хорошо» —
так назывался один из его самых удачных хитов.

Непронумеровано: Малкольм Браун, представляется «Лестером».
Год рождения 1931, место рождения — город Нью-Йорк. Род занятий:
выступает на свадьбах и в барах. Подыгрывает сам себе на гитаре,
поет. Участвует в благотворительных выступлениях в домах престарелых.
Посещает музеи и пляжи, имеет библиотечный билет. Шрамов нет,
принимает лекарство от сердца. На плече наколка с женским именем
«Бланка». Опасен, страдает аллергией на пенициллин и на мед. Разыскивается
за нападение на инкассатора банка. Звоните по телефону (662) 621-21-21.

Экспонат одиннадцатый: Билли Делта (бумажный носитель).
Этот блюзмен родился бродягой — страсть к перемене мест у него
бродила в крови. Убегая от правопорядка, несколько раз менял свое
имя, но не изменил своей музыкальной звезде. Играл в пятнашки
с законом, но не запятнал свою честь. Однажды, когда его товарища
ошибочно посадили, Билли сам пришел с повинной к судье. Популярностью
пользовался его блюз о шерифе, упекшем его в каталажку. Нечистый
на руку полицейский был за руку схвачен и произошла рокировка
— пока с Билли заигрывали владельцы радиостанций, коп ⁹ кормил клопов в местной тюрьме.

Когда какой-то пьянчуга обозвал его манеру играть на гитаре «говняной»,
произошла перестрелка. Раненный в ногу, Билли запил. Продавал
виски. Вывеска и прилавок — вот и все, из чего состоял магазин.
Завидев на пороге клиента, Билли просил его обождать, а сам хромал
за спиртным в ближайший ларек. Когда испанка унесла живущую где-то
далеко, на расстоянии писем, семью, у него не осталось ничего,
кроме собственных песен.

Его подобрали на улице. Он лежал в ослепительно белом костюме
на белом снегу. В непростительную непролазную темень ковыляя домой,
он заблудился и, обессилев от борьбы с поземкой и ветром, замерз.
Неизвестно, где он похоронен, и поэтому на двух кладбищах города
установлены мемориальные доски. Рядом с ними всегда лежат медиаторы
и сидюки начинающих музыкантов, надеющихся, что сильные мира того
как-то посодействуют им обрести мгновенный успех. Одна из условных
«могил» соседствует с захоронениями Кукурузного Короля и Модника
Макса и если вы чуть задержитесь тут, то как из-под земли вырастет
вдруг шебутной мужичок и расскажет про то, как, разыскивая пропавшую
во время разбойного нападенья гитару и отправив на поиски своего
друга-могильщика, Модник Макс заполучил ее к себе на тот свет.

Благодарственное письмо музыковеда, отправленное всем предоставившим
биографии блюзменов, за исключением господина, приславшего экспонат
#9:

Здравствуйте, дорогие друзья!

Мне хотелось бы поблагодарить Вас за помощь, а также довести до
Вашего сведения, что музыканты, чьи свидетельства о рождении,
жизни и смерти Вы предоставили нам, завалив весь пол и столы нашей
редакции гранками, грамотами, граммофонными трубами и семейными
фото —

и те, кто родился в

селе, маленьком городке

семье сезонных рабочих

собирателей риса и хлопка

почитателей книг

и те, кто был ребенком

из многодетной семьи

нежданным, но подающим надежды

появившимся на свет на холщовом мешке

нелюбимым, но долгожданным

И те, кто работал

на каучуковой фабрике, в казино, в кафе, канителился в кабаках
и борделях,

в составе паровозной бригады или раскатывал с вошью в кармане
на грузовых поездах

И те, кто, не выдержав

славы или отсутствия оной

оставил музыку, став пастором, пастухом, парией, трактористом

отринул призванье блюзмена, боясь потерять свою душу

не перестав исполнять музыку Дьявола, церковью был отлучен

И тот, кто был/стал слепым

с детства, и поэтому ничего больше не оставалось, кроме как петь

из-за плохого питания, бедности, по болезни (вместо темных очков
носил абсолютно простые чистые стекла с таким выражением, будто
пытался что-то разглядеть вдалеке — интересно, что он там видел?)

И те, кого в суматохе ударили

ножом в печень

в плечо

в живот, но так, что мучился еще несколько часов, холодеющими
губами произнося «Господи, помилуй, спаси, пощади»

в кисть руки, да так, что не смог больше играть

по голове, но почему-то жена, увидев убитого, но все еще хрипящего
мужа, не вызвала неотложку, а лишь сплюнула «да что поделаешь
с алкашом»

Или те, кто был отравлен

каким-нибудь мудаком

музыкой, мегаломанией, мнительностью, мускатным вином (мечтал
умереть прямо на сцене, но когда вдруг представился такой случай,
правда, не при помощи высших сил, а от яда из рук разведенки,
струхнул)

И те, кто

обменял порося на гитару

проголодавшись, заложил шестиструнку в ломбард

приобрел ее за один доллар

по дешевке умудрился за три

или те, чью гитару однажды сперли в районе, куда белым лучше не
соваться даже посреди самого белого дня

или тот, кому не заплатили за две с половиной недели, хотя он
полностью оттрубил положенный срок и затем, отчаявшись, умыкнул
инструмент, а когда в помещении суда кто-то сказал, что, дескать,
«не можешь без музыки — ну так сыграй!», он принялся наяривать
так вдохновенно, что его без лишних звуков и слов оправдали —

все эти люди были, безо всяких сомнений, очарованы блюзом, являясь
кумирами элиты, любимцами черни, предметом гордости своих домочадцев
или наслаждением истинных знатоков... тем не менее, опасаясь расстроить
Вас, мы все же должны заявить, что, пытаясь найти их записанные
обычно на негодных устройствах альбомы (ведь «рэйс-рекордс»
¹⁰ это тебе не «роллс-ройс» и никто
на них не спускал сумасшедшие деньги), мы облазили все библиотеки,
сельские клубы, архивы, музеи, посетили распродажи и антикварные
лавки, навестили дилеров и самых дельных диджеев в надежде обнаружить
пластинки из шеллачных смол, валики или покрытые тонким слоем
воска диски из цинка, но ничего не нашли.

30 декабря 2002

¹ Слайды или «слайд-гитара» — особый
способ игры на гитаре, нашедший распространение в блюзе.

² Гиг (английское gig) — представление,
шоу.

³ Например, другого черного, попытавшегося
зарегестрироваться для последующего участия в голосовании, спросили,
сколько мыльных пузырей приходится на один кусок мыла.

⁴ Обсценная лексика.

⁵ Bus boy (англ.) — помощник официанта.

⁶ Так на слэнге одно время назывались
пластинки.

⁷ Хотя это слово образовано от прилагательного
histrionic (англ.), обозначающего человека, любящего быть в центре
внимания, а также психиатрическое заболевание, связанное с данным
личностным аспектом, здесь оно используется в качестве существительного.

⁸ Однострунный музыкальный инструмент,
пользующийся популярностью в южноамериканских штатах, аналог африканской
умаквейаны.

⁹ Полицейский (разговорный американский
язык).

¹⁰ Уничижительное название пластиночной
индустрии для черных.