Тропы Антропоса. Происхождение физики из духа живописи.
 |
По существующей традиции принято считать, что науку Нового времени
создали ученые: так, филологи создали филологию, археологи - археологию,
а физики - физику. При этом нимало не смущаются тем обстоятельством,
что "физики" тоже появились не вдруг, а в определенных исторических
условиях, в условиях уже сформированной "ментальности" /М.М.Бахтин/.
Попытки уйти от прямого вывода физики от физиков вовлекают в круг
детерминирующих факторов генезиса физики различные явления культуры:
от влияния магии и оккультизма до признания решающей роли атеизма
и свободомыслия. В последнем случае предполагается как само собою
разумеющееся, что ум, освобожденный от теизма и теологии, автоматически
переключается на познание природы, на «физику» и "физиологию".
И, точно так же, освобождение от средневековой схоластики автоматически
открывает дорогу опытному знанию и его математическому оформлению.
Но именно то, что кажется очевидным физику, описывающему историю
физики, для историка является наиболее проблематичным. "Свобода
от..." не совпадает со "свободой для...", между ними всегда располагается
пространство собственно исторического события, которое и выступает
предметом исторического исследования.
При историческом подходе к вопросу о происхождении физики самым
важным является определение того события, на периферии которого
оказался новый феномен - физика. Наибольшая трудность в решении
этой задачи связана с тем, что область протекания искомого события
нельзя определить a priori. Оно может свершиться где угодно: в
экономике, в политике, в обнаружении древних рукописей, в организации
досуга, в развитии военного дела, религиозных идей, философских
направлений, - и только конкретный анализ может выявить чудо исторического
события: неповторимого, индивидуального, случившегося лишь однажды.
И какими бы неожиданным не казался полученный результат, его должно
признать в качестве установленного исторического факта. Что же
касается возможной его неочевидности, то хорошо высказался по
этому поводу французский академик Л.Леви-Брюль:
"Правдоподобное редко бывает истинным".
Афоризм Леви-Брюля как нельзя лучше выражает ситуацию, сложившуюся
вокруг проблем генезиса науки. Так, по мнению английского математика
и философа А.Уайтхеда, старшего коллеги Б.Рассела по Кембриджскому
университету, появление и развитие физики было бы невозможным
без соответствующего развития математики. "Момент, который я хочу
подчеркнуть, - пишет А.Уайтхед, - состоит в том, что данное преобладание
идеи функциональности в абстрактной математической сфере вылилось
в математически выражаемые законы природы. Вне этого прогресса
математики были бы невозможными достижения науки XYII века. Математика
обеспечила основу для интеллектуального воображения, с помощью
которого люди науки взялись за наблюдение природы. Галилей вывел
формулы, Декарт вывел формулы, Гюйгенс вывел формулы, вывел формулы
Ньютон..." /А.Уайтхед. Избр. работы по философии науки. М.,1990,
с.88/.
В этом высказывании английского ученого все - правдоподобно, но
едва ли не все - неверно /с исторической точки зрения/.
Начнем с того, что все физические законы Галилея, Декарта, Гюйгенса,
Ньютона - и вообще всех первых физиков, - имеют вид пропорции
или ее частных случаев. И этот факт не может быть простой случайностью.
Конечно, для математика или физика XX века пропорция выступает
лишь частным случаем функциональной зависимости. Но для историка
не это имеет значение, а то обстоятельство, что к моменту формулировки
первых законов физики понятие пропорции рассматривалось в качестве
канона, но никак не функции, само понятие которой утвердилось
в науке лишь после работ Г.Лейбница и И.Ньютона.
Понятия пропорции и функции по своему происхождению, как правильно
подчеркивал О.Шпенглер, абсолютно несводимы друг к другу из-за
их укорененности в разных культурах. Понятия пропорции и функции
опираются на разные понимания того, что такое число. "Вся античность
без исключения, - отмечал О.Шпенглер, - понимает числа как единицы
меры, как величины, отрезки, поверхности" /О.Шпенглер. Закат Европы.М.,1993,с.215/.
Понятие функции связано с отвлечением от телесности, так что "функция
меньше всего представляет собою расширение какого-либо из существующих
понятий числа; она есть полное их преодоление" /там же, с.228/.
"Из фундаментальной противоположности античных и западных чисел,
- отмечает далее Шпенглер, - проистекает столь же коренная противоположность
связи, в которой находятся друг к другу элементы каждого из этих
числовых миров. Связь величин называется пропорцией, связь отношений
содержится в понятии функции. Оба слова, вне сферы математики,
имеют величайшее значение для техники обоих соответствующих искусств,
пластики и музыки", причем, пропорция имеет значение в пластике,
а функция - в музыке /там же, с.240/.
Понятие пропорции, одно из основных понятий античной эстетики,
вновь появляется в эпоху Возрождения в своем каноническом значении
- и конечно, не среди математиков, а среди архитекторов и художников.
Причем, понятие пропорции появляется в паре с понятием "натура",
под которой первоначально понималось обнаженное человеческое тело.
Начало такому кардинальному изменению средневекового мировоззрения
было положено замечательным событием: появлением фресок Джотто
на стенах церкви Санта Мария дель Арена в г.Падуя в 1306 году.
Флорентийским архитектором и живописцем Джотто
ди Бондоне были представлены росписи, в которых фигуры святых
были даны не в канонических церковных пропорциях, а в пропорциях
натуры, с соответствующим изображением трехмерного физического
тела на плоскости. Сам факт введения натуральных пропорций на
стенах сакрального помещения означал фактическую санкционированность
этих нововведений со стороны Ватикана.
При осмыслении этого события следует учесть и еще одно обстоятельство:
город Падуя, провинциальный для своего времени, имел свой университет
со своеобразной философской ориентацией. В нем издавна были крепки
проаристотелевские традиции, ориентированные на изучение "подлинного
Аристотеля" в противовес схоластике средневекового "аристотелизма".
И, странное дело, философское своеобразие Падуанского университета
хорошо коррелирует с двумя рядами событий. Во-первых, появлением
фресок Джотто именно в Падуе, а не в Венеции или Флоренции, -
с последующим развитием вокруг них натуралистических школ живописи
эпохи Возрождения. И, во-вторых, превращением Падуанского университета
в такой образовательный центр, через который прошли как раз те
люди, чьи имена появляются в качестве основоположников науки Нового
времени. В Падуанском университете учились Н.Кузанский,
Л.Альберти, П.Помпонацци,
Н.Коперник, Б.Телезио,
А.Везалий,
У.Гарвей, Г.Галилей.
Изучение натуры для художников означало приобретение личного опыта
рисования с натуры, измерение соотносимых друг с другом частей
ее и обнаружение гармоничных сочетаний - пропорций, - с последующим
перенесением обнаруженных закономерностей на плоскость и их сохранением
при построении перспективы.
Художники эпохи Возрождения, пользуясь своим привилегированным
социальным положением /они находились под покровительством меценатов,
крупнейших банкирских домов Европы/, первыми получили доступ к
анатомированию человеческих тел. Возникло своеобразное явление:
художник-анатом начинал превосходить своими познаниями анатомии
практических врачей - "терапевтов" и "хирургов" /последние входили
в один цех с цирюльни-ками и мозольными операторами/. Врачи, быстро
оценившие преимущества художников-анатомов, провозгласили вместе
с последними абсолютный приоритет так называемого опытного знания,
противопоставляемого книжной учености. Вот характерные высказывания
того времени: "Мои предметы родились из простого и чистого опыта,
который есть истинный учитель" /Леонардо да Винчи/; "...чтение
никогда еще не создало ни одного врача" /Парацельс/. Особенно
значительная роль в пропаганде опыта принадлежит таким врачам,
как А.Везалий, У.Гарвей /оба учились в Падуанском университете/,
Ф.Рабле. Пафос опытного знания всегда сохранял и Г.Галилей, два
года учившийся в том же Падуанском университете на медицинском
факультете.
Дальнейшая историческая метаморфоза в развитии науки связана с
тем обстоятельством, что медики целиком ушли в опытное знание,
отказавшись от практики художников сочетать опыт с его оформлением
в виде обнаруженных пропорций. Но наука не пошла за медиками,
она в лице Галилея окончательно утвердилась в парадигме художников-анатомов
эпохи Возрождения. А для художников опыт анатомирования, с одной
стороны, и измерение с поиском пропорций, с другой стороны, имели
равное значение, были двумя сторонами одной медали. Свои исследования
художники закрепляли в трактатах теоретического содержания, каковы,
например, работы А.Дюрера "Руководство к измерению" /1525 г./
и "Четыре книги о пропорциях человека" /1528 г./. Методологическое
значение пропорции хорошо осознавалось Леонардо да Винчи, который
не только ввел в искусство понятие "золотого сечения", но и видел
возможность применения пропорции за пределами искусства: "Пропорция
обретается не только в числах и мерах, но так же в звуках и тяжестях,
временах и положениях и в любой силе, какая бы оно ни была" /Леонардо
да Винчи. Избр. произв.,т.1, М.,1935, с.72-73/.
Уже трудами Леонардо понятие натуры сдвигается из области живописи
и медицины на любое природное тело, одновременно на него переносятся
приемы познания, сложившиеся в среде художников: наблюдение, зарисовка,
измерение, составление пропорций. В результате подобного трансфера
/термин З.Фрейда/ складывается новое направление опытно-анатомических
исследований "натуры" - физика.
Первые "физики" не искали математических зависимостей в физических
телах, - они искали только "пропорций. То есть функция была априорно
предзаданной, и задача состояла в том, чтобы по известной функции
подобрать соответствующие переменные. Именно поэтому все формулы
ранней физики имеют всегда вид пропорции.
С появлением теории вероятностей и математического анализа направление
развития физики резко меняется: пропорцию сменяют функция и корреляция.
Соответственно, предметом поиска становится вид математической
связи между предзаданными предикторами. Подобная аберрация в использовании
математики быстро обернулась резким усложнением математического
аппарата фи-ики. В подобной ситуации математика выигрывает, получив
дополнительный стимул своему развитию, и фактически становится
независимой от физики и от собственной соотнесенности с природой.
В результате отрыва математики от физики возникает ситуация, когда
начинают появляться математические методы для адаптации математических
методов /применительно к физике/. Естественно, что физика не столько
выигрывает от милости паразитирующей на ней математики, сколько
проигрывает. Положение физики тем более усугубляется, что математика
напрямую, минуя физику, объединяется с современной компьютерной
техникой. То есть на современном этапе можно говорить об единстве
техники и математики, но нельзя говорить об единстве математики
и физики. В результате математизации науки исчезло единство физики
и математики, первоначально сложившееся на основе единства опытного
изучения натуры и поиска пропорций.
Физика на сегодняшний день не создает собственного математического
языка. В то же время, она не идет и по пути изучения натуры под
существующий язык математики, - как это было характерным в период
успешного развития физики Нового времени. Первые физики искали
"натуру" под предустановленную "пропорцию" и достигали великолепных
результатов. Но кто мешает искать "натуру" не под пропорцию, а
под любую другую функцию, которая удовлетворяет эстетическому
вкусу? "Интеллектуальное воображение" в физике исторически основывается
отнюдь не на математике, как склонен был считать А.Уайтхед, но
на искусстве живописи. Физика, возникнув из духа живописи, вновь
может обратиться к своим истокам. И кто знает, не найдет ли себя
современная физика в духе современной живописи. Во всяком случае,
есть большой смысл ориентировать физическое образование в университете
не только на математику, но и на живопись. Живопись раскрывает
натуру с новой точки зрения, находя при этом собственный стиль
знакового выражения. Привычка видения натуры с практикой соответствующего
описания ее, - что может быть более полезным для молодого физика,
за которым всегда остается будущее.
- Леви-Брюль Люсьен “Сверхъестественное в первобытном мышлении”;
- Бертран Рассел «Жизнь в средние века»;
- Три статьи о «Закате Европы Шпенглера»;
Предыдущие публикации:
Необходимо зарегистрироваться, чтобы иметь возможность оставлять комментарии и подписываться на материалы
